Третья глава «Дневника» Саманты Маркл с интригующим названием «День, когда бабушка произнесла слово на букву Н» на поверку оказывается не такой скандальной, как можно было подумать. Это продолжение рассказа о детстве Саманты, тогда школьницы младшего возраста, и размышление о том, что наивность любого ребенка однажды неизбежно рушится перед «социальными нормами и убеждениями других людей». Для маленькой Саманты таким «другим человеком» оказалась ее бабушка по материнской линии — Дороти Лавлесс, которая жила недалеко от квартиры Томаса и Рослин и часто сидела с внучкой, когда та возвращалась с учебы.
«Однажды по дороге в школу мы с друзьями проходили мимо сгоревшего дома. Мы остановились, заметив большую черепаху, которая ползла по грязной земле рядом со зданием. Она выглядела так, как будто ее обожгло. Я была очень удивлена, потому что никогда не видела черепах в Чикаго, и мы были далеко от воды. Мне было страшно прикоснуться к ней, но мой друг поднял ее и сказал:
— Может, мы сумеем ее спасти.
Я подумала, что он настоящий герой, и была потрясена тем, какое у него большое сердце. Но к нам подошел неряшливый брюзгливый старик, одетый в халат, и крикнул:
— Дети, оставьте ее!
Мы не хотели неприятностей, поэтому мой друг неохотно опустил черепаху на землю, и мы поспешили в школу. Сидя в классе, я весь день задавалась вопросом, все ли в порядке с черепахой.
После школы я поспешила к бабушке домой. Мне не терпелось рассказать ей, как прошел день. Часто это была лучшая часть моего дня, потому что она обязательно включала в себя тарелку бабушкиного домашнего печенья».
Дороти Лавлесс была очень бережливой, если не сказать — скуповатой, и это казалось маленькой Саманте странным. У нее была хорошая работа в банке — но она старалась покупать продукты, участвующие в акционных программах, а многие предметы мебели в ее доме были закрыты пластиковыми чехлами или укутаны простынями; когда ее спрашивали, в чем смысл покупать недешевую мебель, чтобы потом не пользоваться ею, она неизменно отвечала: «Ну, раньше времена были тяжелые, продовольствие распределялось по карточкам, и мы не знали, когда получим что-то еще, поэтому были бережливы». Она никогда не выезжала за пределы США, но любила смотреть телешоу National Geographic, и когда Саманта спрашивала, чем бабушка занималась без нее, она часто шутила: «О, вчера я была в Бразилии, а сегодня собираюсь на Амазонку». В целом, пишет Саманта, она была не самым социализированным человеком — но, как ни странно, ей нравилось слушать рассказы внучки о школьных делах: «Я думаю, что она в каком-то смысле возвращалась в свою юность, слушая рассказы о моих приключениях».
Вышеописанное детское приключение, как легко догадаться, и стало предметом очередной беседы за обедом.
«Я помню, как пылко начала рассказывать о своем друге, с которым мы шли в школу в тот день, и о том, что мы нашли огромную черепаху. Я сказала:
— Бабушка, мы нашли черепаху около того сгоревшего дома. Мой друг пытался спасти ее.
— Какой друг? — спросила она.
— Чернокожий, — ответила я.
Все дети в нашем классе обычно описывали друг друга по основным физическим признакам. Я была высокой, с волнистыми волосами, и слышала, как обо мне говорили: «та высокая девочка». Никакой дискриминации по внешности — просто мы описывали друг друга именно так.
Я не успела закончить фразу. Она осуждающе ткнула в меня пальцем и сказала:
— Он утащит тебя в переулок и [обидит]! Не смей даже разговаривать с этим мальчиком!
Она пробормотала еще что-то себе под нос и закончила свою тираду словом на букву Н.
Я не знала, о чем она говорит, но, судя по ее голосу, подумала, что это, должно быть, что-то ужасное. Второго слова я тоже никогда раньше не слышала».
На этом, собственно, и заканчивается беседа. Саманта пытается сказать бабушке что-то типа: «Он действительно очень хороший, он мой друг, и он бы никому не причинил вреда», та ожидаемо обрывает: «Больше никаких разговоров об этом!» — и что-то в семейном доверии, доселе крепком, необратимо ломается: «В воздухе повисло холодное молчание. Я не знала, что ей ответить, и мне было грустно, потому что она сказала что-то гадкое о моем друге. После этого я никогда больше не смотрела на нее по-прежнему, потому что мне казалось странным любить и уважать кого-то, кто мог сказать что-то настолько жестокое».
Все это было понятно, учитывая, что Дороти Лавлесс выросла в консервативном штате Теннесси, и семейные ценности, которым ее учили дома, совсем не отвечали принципам современной толерантности. Но тон разговора с ней напугал Саманту — не осознавая в полной мере, о чем вообще шла речь, она тем не менее поняла, что повторять услышанные слова не следует. Она продолжала общаться со своими школьными друзьями — но больше не обсуждала их с бабушкой. И, конечно, смогла понять многое об убеждениях и ценностях своей бабушки только тогда, когда выросла сама.
