Сначала Люде казалось, что она не слышит вообще ничего, кроме собственного сердца, только видит над собой бесконечное и безоблачное ярко-синее небо, и ласточек, разрезающих синеву бреющими полётами.
Потом почувствовала, как Михаил приподнялся на локте, и сразу увидела его взволнованное лицо. Тогда же к Людмиле вернулась способность слышать, хотя Михаил не сказал ни слова, только смотрел.
- Я люблю тебя, - заговорил он наконец. - Давно, с зимы, и сразу чувствовал, что люблю. И сейчас всё было не просто так, Люда!
- Я знаю, - кивнула она. - Тоже чувствую. Я прекрасно знала, на что иду, Миша, и ни о чём не жалею. И не пожалею. Это было... счастье.
Люда увидела, как тревога в глазах Михаила сменилась огромным облегчением. Он лёг рядом, обнял Люду и притянул её голову к себе на плечо. Люда обхватила его за пояс.
- Это не только было счастье, Люда, - уверенно заговорил Михаил. - Было, есть и будет. Мы должны быть вместе.
- Но как? - Люда попыталась высвободиться, но Михаил не выпустил её, прижал к себе ещё крепче.
- Я сам поговорю со всеми, Люда. Самое главное - дождаться приезда Веры и Светы. В понедельник я подам на развод. А во вторник, когда вернутся Вера и Света, я объясню им всё, попрошу прощения и временно перееду к родителям. С Анатолием я поговорю сам. И с твоими родителями - тоже.
- Миша, а как же дети?
- Ты считаешь, дети могут быть счастливы, когда рядом с ними находятся бесконечно несчастные родители? Я знаю, что не смогу жить без тебя. Дети поймут всё, хоть и не сразу. Тем более, это Вера перестанет быть моей женой, а Света никогда не перестанет быть моей дочерью. Я её отец. Я, и больше никто.
- Миша, а Горком комсомола?Представляешь, что будет, если ты начнёшь разводиться? Тебе придётся забыть о карьере, и это в лучшем случае.
- О карьере я сейчас думаю меньше всего. Карьера - это карьера, и я не собираюсь подчинять ей жизнь, счастье, чувства. Мы живём жизнь, Люда. Жизнь, а не карьеру. И живём один раз.
- Я даже примерно представить не могу, Миша, что будет дальше, - вздохнула Люда. - Знаю только, что тоже не смогу теперь без тебя жить.
- Это самое главное, Люда, - Михаил прижался губами к макушке Люды, а потом продолжил тихо: - У нас всё будет хорошо. Только верь мне.
* * * * * * *
Однако реальность внесла свои коррективы, и всё получилось далеко не так гладко, как было на словах.
В понедельник, когда Люда готовила ужин, вернулся Анатолий, которого, несмотря на то, что он в отпуске, сегодня попросили выйти на работу. Он согласился; разумеется, за двойную оплату.
Умывшись, муж сел на табурет в кухне, молча глядя на то, как Люда делает салат. Из комнаты выскочила Юлька, держащая в руке длинный леденец в прозрачном шуршащем фантике.
- Папа, смотри, у меня "карандаш"! Разноцветный! Бабушка приходила, принесла мне.
Эти леденцы так и назывались: карандаши, и продавались в магазинах местного пивзавода. Завод, несмотря на название, выпускал не только пиво, но и газированную воду, квас, пряники и сладости.
- Карандаш? - усмехнулся Анатолий. - По карандашам и леденцам я не специалист. Это к маме, она в карандашах и леденцах хорошо разбирается.
Люда подняла взгляд от разделочной доски и посмотрела в мрачное лицо мужа. Посмотрев, поняла: Анатолий обо всём знает. Уже кто-то доложил. Что ж, запираться смысла нет. Она бы и сама поговорила с мужем, но Миша просил её не делать этого в одиночку, всё надеялся решить сам.
- Расскажи нам, Людмила, какой у Мишки Мельникова карандаш? Как тебе, понравился?
- Толя, прекрати, - тихо ответила Люда. - Не при ребёнке.
- Не при ребёнке? - взвыл Анатолий, вскочил и, схватив косу Люды, начал наматывать на руку. - А ты вспоминала о ребёнке-то, когда с комсоргом кувыркалась?
- Мамаааа! - завопила Юлька, с ужасом глядя на отца.
Длинный леденец выскользнул из рук дочки и упал на пол. Юлька зарыдала. Люда, словно очнувшись, рванулась, что было сил, несмотря на адскую боль, и с размаху зарядила Анатолию пяткой по колену.
Охнув, муж ослабил хватку, и Люда, вырвавшись, оттолкнула его. Анатолий, держась за колено, с размаху сел обратно на табурет.
- Если хоть пальцем коснёшься меня или Юльки, я тебя посажу! - тихо, но яростно сказала Люда, не отрываясь, глядя в небольшие серые глаза мужа. - Даже не сомневайся!
Людмила посмотрела на дочь:
- Юля, в комнату иди. Не бойся, папа ничего нам не сделает. Иди.
Подобрав "карандаш", Юлька, продолжая плакать, вышла из кухни.
- Думаешь, Мишка твой защищать тебя кинется? - усмехнулся Анатолий, потирая колено. - Силу почувствовала? Дура и есть дура. Как я раньше не понял тебя, не разглядел? Нужна ты ему сто лет! Он своё получил, и таких идиоток у него ещё сотня будет, особенно, когда он в большое начальство выбьется. Малахольный он и трусоватый. Соглашатель и слюнтяй. А ты можешь дальше слушать его байки, развесив уши.
- Я не собираюсь ничего тебе доказывать, Толя, - сняв косынку и фартук, Люда устало села на другой табурет.
- А ты чего расселась? - недобро сверкнул глазами Анатолий. - Манатки свои собирай и уматывай из моего дома. И отродье своё забирай.
- Толя, ты совсем рехнулся? - прошептала Люда. - О собственном ребёнке такое!
- А я теперь не уверен, что мой ребёнок-то, - пожал плечами Анатолий. - Юлька на меня совсем не похожа, полностью в твою родову пошла. Откуда я знаю? Может, ты и раньше валандалась с кем? В тихом омуте, как выяснилось, черти водятся. Ты же не человек, а позор. Всех опозорила, никого не пожалела, - меня, родителей своих, мою мать. Только и разговоров везде о вас с Мишкой. Знаменитости вы теперь!
- Ну раз так, то это ты сам сказал, - встала Людмила. - Не дочь тебе Юля? Моя только? Вот и отлично. Только потом, на старости лет, не надо становиться сентиментальным и заливать всем, каким хорошим отцом ты был. А мы справимся. На развод сама подам, можешь не беспокоиться.
- Конечно, справитесь, - с сарказмом ответил Анатолий. - Особенно тогда, когда Мишка твой пошлёт тебя куда подальше, и правильно сделает. Такие бабы, как ты, никому не нужны. Только вот ко мне ползти после не надо - я назад не приму.
- Не переживай, не приползу.
Люда достала из кладовки сумку и чемодан, начала быстро скидывать туда вещи. Велела Юльке собрать всё самое необходимое. Правда, не представляла даже, куда идти. Как родителям в глаза смотреть? И примут ли мама с папой их вообще, особенно отец?
Решив, что лучше переждать пару дней, Люда, перекинув через плечо сумку, взяв одной рукой ладошку дочери, а второй - ручку чемодана, отправилась к Ларисе. Лариса не станет задавать лишних вопросов; она поймёт Люду как никто другой. И живёт Лариса одна в небольшом частном доме, оставшемся ей от бабушки. На день-два, наверно, разрешит остановиться, а потом Люда придумает что-нибудь.
...Конечно, Лариса приняла их и разрешила жить у неё столько, сколько нужно. Получилось, правда, не слишком долго. Анатолий на следующий же день сменил замки, а все оставшиеся вещи Люды и Юли вывез к родителям Людмилы.
В тот же вечер к Ларисе пришёл Евгений Савельевич. Ясное дело, он был уже в курсе всех последних и самых горячих новостей, и поведение дочери восторга ему, мягко говоря, не внушало. Однако он сказал, что пока они с матерью живы, их дочь и внучка по людям скитаться не будут, - у них есть дом.
* * * * * * *
Михаил постоянно на шаг отставал от Люды. Поняв, что от мужа Людмила ушла, он пытался найти её, но так и не смог. Анатолий даже не открыл ему, послав через двери трёхэтажным матом и заявив, что он за бабами Мельникова не надсмотрщик. У родителей Люды не было, а её напарница, Лариса, сказала, что понятия не имеет, где Людмила, когда Михаил вчера приходил в детский сад.
Он же не знал, что Люда сама попросила Ларису никому ничего не говорить, и теперь боялся сойти с ума от тревоги. А тут ещё позвонил первый секретарь Горкома комсомола Севостьянов и настойчиво пригласил Михаила на приём. Вне очереди и без записи.
Как всё быстро! Ведь только вчера утром Михаил поговорил с женой и дочерью. Вера повела себя на удивление спокойно; у Михаила создалось впечатление, что она уже знала обо всём.
Дочь Света, кажется, не до конца поняла, что происходит. Во всяком случае, на известие о том, что папа теперь будет жить отдельно, она отреагировала вполне спокойно, даже не плакала. Спросила только, будут ли они видеться и гулять вдвоём с папой в парке, как всегда гуляют. Получив подтверждение, совсем успокоилась.
Вера пыталась мужа увещевать. Это у неё всегда хорошо получалось, - увещевать и давить. Терпеливо и долго, как на собрании, говорила о карьере, о возможностях, о пути, который они проделали вместе. Пообещала, что на "один раз" она закроет глаза, если Михаил готов взяться за ум.
Однако Мельников был твёрд: забрал уже приготовленные вещи и переехал к родителям. На развод он подал ещё раньше. Когда уходил, Вера спокойно сказала ему, что не оставит всё это так. И разлучница, и предатель-муж за всё ответят.
...- Входи, Мельников, - хмуро сказал Севостьянов, словами не ответив на приветствие Михаила, но протянутую руку пожал. - Присаживайся.
Михаил сел и молча уставился на деревянные панели расположенной напротив стены.
- Сигнал поступил, Мельников, - вздохнул первый секретарь, и Михаил посмотрел в его усталое породистое лицо.
Михаилу всегда казалось, что Севостьянов больше похож на дворянина из девятнадцатого века, какого-нибудь князя, например, а не на первого секретаря Горкома комсомола.
Чувствовалось, что разговор Севостьянову крайне неприятен, но деваться некуда, приходится.
- Что же ты творишь, Михаил? Да ещё в такой ответственный для тебя момент? Потерпеть не мог? Или сгулять как-нибудь... поаккуратнее? Вот от тебя меньше всего ожидал фортеля, честное слово!
Михаил открыл было рот, но Севостьянов поднял вверх ладонь, давая понять, что его речь ещё не закончена.
- Как два слона в посудной лавке! Один из семьи ушёл, у родителей обитает, вторая - то же самое... Ломать - не строить.
- Людмила у родителей? - всё же встрял Михаил, не обращая внимания на пламенный и красноречивый взгляд Севостьянова.
- Вы что как маленькие-то? Тоже мне, Ромео и Джульетта местного пошиба! У обоих семьи, да и возраст у вас уже не такой, чтобы чудить.
- Мы с Людмилой любим друг друга, - опять отвернувшись к стене, ответил Михаил. - И будем вместе, как только всё это закончится.
- Я тебя понял, - махнул рукой Севостьянов. - И далее этот бред слушать не намерен. Значит, так. Сегодня среда. Даю тебе время до понедельника, чтобы одумался. Супруга твоя готова идти на примирение. Придёте сюда вместе с Верой Николаевной. Повинишься, признаешь ошибки и неправоту. Всё забудем, и сразу начнёшь подготовку к вступлению в новую должность. Такая работа предстоит, что времени на глупости не останется. Пора горячая сейчас, и чем ближе ноябрь, тем пора будет горячее. Всё, иди, отвечать мне не надо. Я знаю наизусть всё, что ты мне сейчас скажешь. Все там были; не ты первый, не ты последний.
* * * * * * *
Вечером, когда Люда с отцом уже полили огород и закрыли на ночь парники, а Юлька улеглась спать, залаял дворовый пёс Умка, и раздался стук в ворота дома.
Евгений Савельевич вышел во двор и посадил Умку на цепь. Люда и её мама Тамара Ивановна, которые сидели за столом в кухне и пили чай, встревоженно переглянулись.
Однако уже через минуту лицо Люды вспыхнуло от радостного смущения, потому что в кухню следом за хозяином дома вошёл Михаил.
- Вот такие гости к нам пожаловали, - неопределённо сказал Евгений Савельевич. - Лично не знаком, но догадываюсь, кто.
- Михаил, - сообщил Мельников.
Тамара Ивановна достала чистую чашку и молча налила чай для гостя. Молчали и все остальные. Михаилу очень хотелось поговорить с Людой наедине, но это пока не представлялось возможным, потому он только во все глаза смотрел на неё, отметив, что она осунулась и побледнела за прошедшие дни. Сердце болезненно сжималось, и каждый новый удар отдавался новой болью.
Люда тоже смотрела на Михаила, глаз не сводила с его лица, и думала такие же тревожные мысли.
- Так и будем молчать и переглядываться? - усмехнулся Евгений Савельевич. - А тем временем мы с матерью не знаем, как на улицу выйти - стыдно от людей. А вам двоим, вижу, и не стыдно вовсе. Всем вокруг стыдно, а вам - нет.
- Я люблю вашу дочь, - твёрдо сказал Мельников. - И мы поженимся, как только сможем.
Тамара Ивановна лишь молча покачала головой, а Евгений Савельевич неопределённо крякнул.
- Видимо, мода сейчас такая у молодёжи. Женились, детей нарожали, а потом передумали, разженились и переженились. И трава не расти.
- У нас всё серьёзно с Людмилой, - упрямо повторил Мельников и сжал челюсти.
- Ну если так, то приходите, когда сможете жениться, молодой человек, - пожал плечами Евгений Савельевич. - Мы с вами познакомились, мысли и намерения ваши поняли. А покуда вы оба остаётесь семейными людьми, мы с матерью никакого позора не допустим. Хватит. Понятно?
- Понятно, - кивнул Мельников. - Я обязательно приду, как только смогу жениться. Спасибо. До свидания и спокойной ночи.
Отставив нетронутый чай, он поднялся из-за стола. Евгений Савельевич тоже встал, но тут неожиданно подала голос Люда, которая до сих пор не сказала ни слова:
- Я сама провожу.
- Сиди, где сидишь, - нахмурился отец.
- Я сама провожу, - уже громче, увереннее повторила Людмила и встала.
...Они долго, исступленно и мучительно целовались, спрятавшись за угол дома.
- Люда, где ты была больше суток? Я чуть с ума не сошёл!
- У Ларисы, - Люда гладила щеки Михаила.
- Но я ведь был у неё, приходил в садик! И она ответила, что не знает, где ты!
- А мне не сказала, что ты приходил, - пробормотала Люда. - Видимо, чтобы не волновать меня. Не обижайся только, Миша, и не сердись. Это я её попросила никому не говорить.
- Даже мне? А мне-то почему?
Люда опустила глаза, не зная, как сказать правду.
- Неужели думала, что я и не стану искать?
- Миша... - на глазах у Люды выступили слёзы. - Прости меня.
- Всё хорошо, - он прижал её к себе, быстро целуя в щёки и в мокрые глаза. - И будет хорошо.
- А Света как?
- Пока спокойно, но думаю, так легко всё не обойдётся. Я обязательно ещё не раз с ней поговорю. Скажи, Анатолий... как он воспринял?
- Тяжело, конечно, как иначе? Выгнал нас с Юлей; сказал, не простит и не примет обратно. Но думаю, это даже к лучшему. То, что он такой непримиримый.
- Он не обижал вас? Руки не распускал? - Михаил тревожно заглянул в лицо Людмилы.
- Нет, - решительно и твёрдо соврала она.
Не хватало ещё, чтобы Михаил пошёл выяснять отношения!
Некоторое время они стояли молча, прижавшись друг к другу. Михаил гладил Люду по голове, и рука его едва заметно дрожала.
- Но теперь-то ты мне веришь, Люда? Не думаешь больше, что я передумаю и не приду?
- Теперь верю, - энергично закивала Людмила. - Верю, что придёшь, и что всё будет хорошо.
- Это самое главное, - с облегчением сказал Михаил. - Ты в меня веришь, и это самое главное.
Продолжение: