Казалось, что хуже уже быть не может. Что боль будет грызть изнутри всю оставшуюся жизнь. Боль, которую не унять. От которой нет лекарства. Оказалось, что может быть хуже, больнее, тошнотворнее. Как бы ни было Тане плохо, во время праздников стало ещё хуже. Все вокруг жили. Она практически не замечала пёстрых ёлок, светящихся декораций, пока их устанавливали в декабре. Город преображался к празднику, но для Татьяны всё это прошло мимо.
Только после отгремевшего Нового года, она словно очнулась и посмотрела вокруг. А вокруг кипела жизнь. Окна домов весело мерцали цветными огонёчками, люди кричали друг другу поздравления, веселились. Они жили! Таня смотрела на счастливых, улыбающихся парней и не могла понять, почему вот они здесь и даже думать не думают об ужасах войны, а её сына нет? За что такая несправедливость?
Ещё хуже было, когда второго числа она решила зайти в магазин. Большая компания молодых людей и девушек, громко переговариваясь и смеясь, поздравляла всех с Новым годом. Почему-то поздравления и всеобщее веселье резали по сердцу ножом. Татьяна решила больше из дома никуда не выходить. Разве что только с Боней на прогулку.
Все дни слились в один тяжёлый и унылый. Таня практически не замечала, как они менялись, и однажды утром, взяв телефон в руки, чтобы заказать собачий корм с доставкой на дом, она с удивлением увидела, что уже шестое января.
- Сочельник, – прошептала женщина. Боль, которая и так заполняла всё вокруг и была совершенно невыносимой, вдруг стала ещё сильнее. Была у них с Колей традиция: в память о бабушке, матери Тани, они ходили в церковь и ставили свечи. Проделывали это трижды в год – На Рождество, Пасху и Троицу. Седьмого января из-за длинной череды праздников, как-то не всегда получалось сходить вместе, а вот накануне, шестого вечером было проще. Да и народу ещё не так много бывает в церкви, как ночью и уже тем более меньше, чем утром.
Таня умыла лицо, – впервые за несколько дней! – оделась и отправилась в ближайшую церковь. Шла, и сердце обливалось кровью. Дышать стало совсем тяжело. Она остановилась на полпути и провела рукой по лицу. Почувствовав влагу, Татьяна Евгеньевна поняла, что плачет. Почему-то совсем не было сил. Теперь идея идти туда, куда ходила всегда с сыном, показалось неудачной.
После похорон Таня заходила в церковь. Втыкала свечку за упокой и стояла, смотрела, как она горит. Зачем это нужно делать, она не знала. Все так делают. Но идти в Сочельник было невыносимо. Снова все радостные, счастливые! Светлый же праздник! Она раньше тоже с радостью ходила.
Вспомнились слова, про испытания и что Бог даёт всем их по силам. Внутри проснулась злость. «Кто Ты такой, чтобы за меня решать, что мне по силам? Верни мне сына!» – прокричала про себя Таня. Внутри неё горел огонь, который совершенно не было видно снаружи. Если бы она захотела кричать в голос, у неё, наверное, получился бы писк, но внутри она кричала неистово, с надрывом. И на это время Татьяна выпала из реальности, а когда пришла в себя, поняла, что в своих мыслях до церкви она всё же доползла и уже стояла у дверей. Наспех перекрестившись, женщина вошла внутрь.
Люди здесь были. Вроде даже что-то происходило. Старушки суетились у подсвечников, стояла очередь в свечную лавку. Женский голос на распев что-то читал. Таня никогда не понимала, о чём говорят в храме. Больно чудной язык! Да и странно это, раннее утро, девяти ещё нет, шестое января, а люди пришли. Может, она даты перепутала, и уже Рождество?
Она не стала ни у кого спрашивать или уточнять. Какая разница? Купила большую свечу и отправилась в уголок, к изображению распятого Христа. Воткнула свечу, а про себя выдохнула: «За Коленьку», и стала разглядывать распятие. Она смутно помнила, за что убили Христа, какие были события, но сейчас обратила внимание, что рядом с крестом стоят две женщины. Она поняла, что одна Богородица. «Вот же, тоже мать! Неужели стояла и смотрела, как её сын медленно умирает? Как она не осталась там? Как пережила эту муку?» – и материнская боль Богородицы показалась ей такой пронзительной, что слёзы брызнули из глаз. И за себя, и за неё. Странную волну поймала женщина и была грубо из неё выдернута.
- Отойдите, – шепнул кто-то сердито и дёрнул её за рукав. Татьяна оглянулась и увидела старушку. – Батюшка идёт!
«И что? – хотела спросить Таня. – Идёт и пусть идёт! Места мало, что ли?» Но вслух ничего не произнесла. Появился священник, размахивая кадилом. В отличие от старушки он ничего не сказал Татьяне, которая так и не сообразила, что ей нужно делать. Подымил на неё и пошёл дальше. А старушка возмущённо цокнула языком и бросила на неё быстрый презрительный взгляд.
Татьяна отвернулась и снова посмотрела на женские фигурки. Старался ли тот, кто делал распятие или нет, но она видела отблески боли на лицах женщин. «За что Ты так жесток с нами? Почему заставляешь переживать такое?» – продолжила размышлять Таня. Ей захотелось отойти отсюда и найти какую-нибудь икону Богородицы и как следует её рассмотреть. Казалось, что женщина поймёт её лучше.
Она прошлась по храму. Икон было много. И женщины на них были. Какая нужная?
- А где мне найти Богородицу? – спросила Таня у женщины средних лет. Та ткнула пальцем в икону рядом с собой и посторонилась. Образ был презанятный, какой-то русский. Богородица слегка склонила голову и держит руку у лица, а младенец у неё на руках держит свиток с какими непонятными надписями. Их Татьяна даже не пыталась прочесть. Зато под иконой на уровне глаз, висела надпись на русском:
«Утоли моя печали»
«Утоли мои печали! – мысленно закричала Таня. В одной короткой фразе было всё, что ей нужно. Она настолько переполнилась чувствами, что ноги её перестали держать и женщина рухнула на колени перед иконой. – Да кто мне поможет? Люди не воскресают! Сына мне никто не вернёт! Вот как, скажи мне, ты можешь утолить мои печали? Утоли, как хочешь утоли! Прошу тебя! Утоли, если можешь! Прямо сейчас!»
Сердце ныло. Причём не на душевном уровне, а вполне на физическом. Осознание, что больше уже ничего не изменить, и что никто не ей не поможет, обрушилось на неё с такой силой, какой обладают разве что ураганы, сметающие всё на своём пути. А у Тани вдруг умерла надежда, что всё ещё как-то образуется. Всхлипывая и не обращая внимания на других людей, она встала и вышла на воздух. А здесь она побрела к дому, не понимая, почему до сих пор не решилась на последний, отчаянный шаг.
***
В Рождество Татьяна где-то в районе обеда снова засобиралась в церковь. Она хотела постоять возле иконы Богородицы «Утоли моя печали». Таня не знала, связанно это как-то или нет, но этой ночью она впервые поспала шесть часов не просыпаясь. Боль не утихла, не ослабла, зато у неё было чуть больше сил, чем раньше.
«Наверное, я совсем схожу с ума, – думала Таня. – Но хочется мне именно там поплакать». Раньше она бы постеснялась лить слёзы в общественном месте. Сейчас было всё равно, будут на неё смотреть или нет. Ей уже нечего стесняться, но всё же женщина надеялась, что сегодня с утра все в церковь уже сходили, и к обеду она точно опустела. Да и радостные лица видеть не особо хотелось.
Людей и правда оказалось немного, но они были. Таня купила свечку, поставила в подсвечник и осталась стоять, разглядывая икону и повторяя про себя, как молитву: «Утоли мои печали, утоли мои печали». Слёз почему-то не было.
Ей никто не мешал. Все стояли в очередь к большой иконе в центре. Таня помнила, что там икона праздника. Значит, Рождества, но её туда не тянуло. Там праздник жизни, рождение. А у неё? У неё смерть, боль, одиночество.
- Приходите на концерт, – прозвучал рядом мягкий мужской голос. Таня повернула голову и увидела священника с каким-то усталым, но радостным лицом. – У нас через два часа концерт, посвящённый празднику Рождества. Дети нашей воскресной школы приготовили. Приходите! Потом чай пить будем.
Таня лишь помотала головой. Концерт! Издевается он, что ли? По щекам, наконец-то, покатились слёзы. Теперь ей хотелось, чтобы этот священник ушёл, оставил её один на один с горем, но тот будто бы никуда не торопился.
- Присядьте, – мягко предложил он, показывая на скамеечку вдоль стены, прямо под иконой Богородицы. Татьяна послушно села. Кто-то сунул ей в руки одноразовый стаканчик с водой. Она сделала глоток.
- Сына потеряли? – тихо спросил батюшка, присаживаясь рядом.
- Как вы догадались?
- Вы не первая плачете возле этой иконы Божией Матери. Она, как магнит, притягивает матерей, переживающих душевную скорбь. Богородица тоже мать. К кому, как не к ней обращаться матерям, потерявшим своих детей?
- И помогла она кому-нибудь?
- Всем.
Татьяна усмехнулась сквозь слёзы. Ну конечно! Что ещё он может сказать?
- Мне уже никто не поможет. Одна я осталась. И нет никаких сил жить дальше…
- А вот так говорить не следует. Ваша жизнь – дар Божий. Раз вы до сих пор живёте, значит, вы нужны этому миру. И нужны Богу.
Таня снова не сдержала смешка. «Да-да, если звёзды рождаются, значит, это кому-нибудь нужно! Маяковский об этом писал».
- Почему мой сын? Вы можете дать мне ответ на этот вопрос?
- Пришло его время, – мягко ответил батюшка. – На СВО погиб?
Женщина кивнула.
- Героем ушёл. Вы посидите минутку, я сейчас кое-что вам покажу.
И он, легко вскочив со скамейки, быстрым шагом ушёл в сторону лавки. А вернулся с простой тетрадкой.
- Вот, посмотрите, – он открыл её и показал исписанные листы.
- Что это? – не поняла Татьяна.
- Это отпевания за две прошедшие недели. Вы посмотрите, посмотрите! Не везде так делают, но мы записываем полностью данные об усопшем – имя, фамилия, отчество и даты рождения. Вот на последние обратите внимание.
Таня послушно забегала глазами по строчкам. Мужчины, женщины и… дети. Возраст разный – 45, 32, 28, 39, 54, 2, 14, 65, 89 лет.
- Смерть – это неотъемлемая часть жизни, – произнёс он. – И всё мы должны научиться жить с этим. Вы сейчас посмотрели ту часть людей, кому за последние две недели заказывали отпевания в нашем храме. А сколько их в городе? А сколько людей, которых не отпевают? В списке четверо мужчин дееспособного возраста. И никто из них не приехал с СВО. Все они жили в мирное время. Один попал в ДТП. Даже не по своей вине! Прямо перед Новым годом. У него остались жена и дети. И мать, которая так убивалась на похоронах, что у меня сердце дрогнуло.
Он помолчал, глядя в тетрадь, а потом тихо продолжил:
- Другой погиб в результате отравления. На корпоративе попалась палёная водка. Никто не погиб, только он. Страшно? А как же! Один умер от инфаркта, а сам нестарый совсем. Ну и четвёртый на операционном столе. И у всех кто-то остался. И все плакали на отпевании. Сейчас люди переживают уход близких острее, чем раньше.
- Почему так? – шёпотом спросила Тая, не поднимая глаз от зловещей тетрадки.
- Семьи были большие. Много трудились. Некогда было горевать. Матери помнили о своих погибших детях, но не могли позволить себе опустить руки, потому что у них другие были. О них нужно было заботиться. А ещё хозяйство. Не забывайте, наше государство много столетий было преимущественно сельскохозяйственным. Труд он хорошо исцеляет. Ну когда слёзы лить, если корова не доена? Скотина не кормлена? Некогда. Опять же большая семья требовала к себе внимания. Жизнь не замирает из-за смерти одного человека, она продолжается. Вы сейчас чем занимаетесь?
- А чем мне заниматься? На пенсию вышла, сына похоронила. Мужа ещё раньше потеряла. Одна я, если Боню не считать. Боня – это собака моего сына.
- Вот в том-то и дело, – вздохнул мужчина. – Дело вам нужно. Чтобы было ради чего утром вставать. Боль ваша не пройдёт, конечно, но поутихнет. Со временем. Не бывает жизнь беспросветной. Будут и у вас ещё моменты счастья. А ещё…
Священник замолчал, глядя куда-то в сторону, встал, а потом опомнился и закончил мысль:
- Пройдёт время и настанет момент, когда вы поймаете себя на мысли: что вот ради этого вы и живёте!
- Ради чего? – не поняла Таня.
- Этого я не могу знать. Что-то будет в вашей жизни, обязательно. Видите женщину в синем платке? – он показал на другую сторону храма. Татьяна кивнула. – Её зовут Надежда. Она троих отправила на СВО. Все её сыновья. Один уже отвоевался. Здесь отпевали. Другой вернулся. Живой. Даже без ранений. А третий… Продлил контракт. Надежда организовала при храме инициативную группу, которая собирает помощь для солдат. Ну и молится по мере сил, конечно. Если вы захотите, можете присоединиться. Или просто получить психологическую помощь. Очень вас прошу, не варитесь в своём горе в одиночестве. Оно, как серная кислота, медленно, но уверенно съест вас изнутри. И спасти вас уже будет нельзя.
- Отец Илия! – к священнику спешил мужчина пенсионного возраста. – Можно вас?
Отец Илия посмотрел на Татьяну вопросительно, и та кивнула. Мужчины отошли, а она так и осталась сидеть под иконой. Конечно, никаких истин ей священник не открыл, всё это было понятно, только себя-то как пересилить? Как заставить двигаться, если сил нет? Как найти себе занятие, если каждый шаг даётся с трудом? Но всё же после разговора почему-то стало чуточку легче. Правда, ненадолго.
Уже вечером, лёжа в кровати, её снова раздирала невыносимая боль изнутри. Да так сильно, что она тихо выла, лёжа на кровати, а рядом, опустив голову и подвывая ей в тон, лежал верный Боня.
Продолжение 👇 Предыдущая глава 👈