Татьяна Евгеньевна не чувствовала холода, но он был. Уверенно пробираясь сквозь пальто, он постепенно остужал тело женщины, которой было всё равно. Она сидела то плача, то просто уставившись на портрет сына, и как-то незаметно для себя стала проваливаться в тяжёлую дремоту. Температура на улице понижалась. Наверное, женщина бы так и уснула и уже не проснулась, но у Бони были свои планы.
- Гав! – коротко, но грозно рявкнул он ей в самое ухо. Таня открыла глаза и недоумённо уставилась на пса. Тот носом стал её подталкивать, словно пытаясь сказать: «Вставай, замёрзнешь!»
- Отстань, – пробормотала Татьяна. – Тоже ложись и жди. Не заметишь, как мы снова все вместе будем… И ты рядом с хозяином…
Боня остался глух к тихому шелесту её голоса. Тявкая, он продолжил толкать женщину, и уже довольно ощутимо. В ход пошёл не только нос, но и лапы. Когда Татьяна снова на него посмотрела, ей на секунду показалось, что Боня смотрит на неё, как Коля, когда тот был чем-то недоволен. Помотав головой, женщина тяжело и шумно вздохнула, и, с трудом заставляя себя двигаться, встала.
- Не любил ты хозяина, – тихо, но жестоко припечатала она. – Не любил! А любил бы, поддержал меня. От Наташи набрался? Той тоже на Колю теперь всё равно. На меня плевать. Дальше по жизни танцевать будет, другого найдёт.
Боня залаял, глядя на новую хозяйку.
- Идём, псина, к машине.
Лабрадор зубами подцепил одеяло и с готовностью направился к выходу с кладбища. Таня с удивлением посмотрела на часы: почти три часа ночи! Она и не заметила, как время пролетело. «Даже умереть мне не дают, – горько подумала она. – Вот кому я нужна в этой жизни? На пенсию вышла… Радовалась. Думала, стоила планы, что сын вернётся, женится, внуки пойдут… И у меня время есть молодым помогать… Сидела бы с детьми, на дачу летом бы мне их привозили. А теперь, что ждёт меня? Одинокая и унылая старость. А я буду никому не нужной старухой».
Таня смотрела на пса, путающегося в одеяле. Боня проваливался в снег, но упорно продолжал идти вперёд. Одеяло выпадало из его пасти, он тихо рычал на него, подхватывал и продолжал пробираться. Даже делал короткие остановки, посмотреть, идёт ли за ним Таня. Ему было тяжело. Она не знала, тяжело ли у него на душе, но сейчас видела, что продвигаться вперёд и при этом стараться не оставить одеяло в снегу, ему очень трудно. Но он шёл.
И Таня шла за ним. Почему на их кладбище никогда не чистят снег зимой? Только центральную аллею. Она помнила, как перед похоронами сына, расчищали дорожку к могиле. Её уже замело. Женщина сама пару раз чистила снег, но потом бросила это занятие. Для чего она это делает? Ей самой уже ничего не нужно. Заставить себя делать что-то казалось невозможным! Руки не поднимались.
Боня добрался до машины раньше и теперь сидел возле задней двери, а рядом лежало одеяло. Оно всё было в снегу. Да и лабрадор хоть и пытался отряхнуться, но всё равно был покрыт снегом. Таня отряхнула его, потом одеяло, усадила собаку в машину и медленно покатила домой, стараясь не уснуть за рулём. Она так замёрзла, что её клонило в сон.
В последние дни Татьяна почти не спала. Лежала, горевала ночами и незаметно проваливалась в короткие и беспокойные сны. Иногда в них всё было, как раньше. И Коля забегал к ней домой. Наташа мелькала. Такие чёткие сны Таня видела трижды, и проснувшись даже не сразу понимала, что реальность к ней очень жестока.
В остальные дни она спала просто беспокойно. Словно постоянно живущее с ней горе, продолжало терзать её во время короткого отдыха. Просыпалась, Татьяна Евгеньевна минуту проводила более-менее спокойно, пока не вспоминала своё горе. А вспомнив, уже не могла уснуть. Жизни у неё больше не было. Она существовала по инерции, забывая есть, спать, мыться. Уборку и вовсе ни разу не делала. Всё думала о том, что её квартира помнит последние визиты сына. Казалось, что если она приберётся, то смоет последние воспоминания о Коле.
Дома Боня сразу подошёл к миске и коротко тявкнул. Ему еду Татьяна Евгеньевна покупать не забывала. Тот же корм, которым кормил его Коля. Она помнила, как он расписывал необходимость правильного питания породистой собаки.
- Это не просто домашнее животное, – рассказывал он в то время, когда никто ещё и не думал, что жизнь может перевернуться. – Он часть моей семьи. Пока Боня щенок, ему один корм полагается. По мере взросления, другой. Но у лабрадоров есть одно качество: они склонны к полноте. Поэтому важно кормить строго по часам и по весам.
- Что значит, по весам? – удивилась тогда Таня. – Ты его взвешиваешь каждый раз, что ли?
- Не его, – рассмеялся Коля. – А корм! Первое время я его перекармливал. Это нетрудно было: он быстро сметает всё, что ему положишь, а потом смотрит так, словно не съел ни крошки. Сердце разрывалось, рука сама к пакету с кормом тянулась. Ну он у меня и набрал прилично, нас ветеринар потом отчитал. Пришлось нам с ним на диете сидеть, много гулять и бегать. Нет, больше я на это не покупаюсь. И ты его не корми! Думаешь, не вижу, как ты со стола кусочку ему в пасть суёшь?!
«Какие мы были счастливые, – подумала Таня с тоской в сердце, взвешивая корм собаке. – Даже не осознавали этого! Почему всё это происходит именно со мной?»
В голове из глубин памяти возникла картинка, на которую она когда-то давно, в какой-то прошлой жизни наткнулась в интернете. Надпись гласила: «Если Бог дал, значит, знал, что выдержишь». Или что-то в этом роде.
- Почему он за меня решает? – тоскливо произнесла Таня, обращаясь к собаке. Она говорила так, словно жалобно скулила. – Выдержишь! А я не выдерживаю… Не могу. Сил нет.
Боня тявкнул, напоминая, что миску с кормом хозяйка на пол так и не поставила.
- На, ешь. Жри, собака, радуйся жизни.
Но лабрадор не спешил приступить к ночному ужину. Он тявкнул ещё раз, а этот раз женщина снова почувствовала угрозу в его голосе. Боня был явно чем-то недоволен. Чем?
- Ещё собака меня жизни не учила! – горько воскликнула женщина и отправилась в комнату. Она легла не на кровать, а на диван. Прямо в одежде. Легла, слушая, как Боня чавкает сначала кормом, потом водой, закрыла глаза и уже засыпала, как с улицы раздались резкие хлопки. И это почти в четыре часа утра! Когда она ехала домой, думала, что люди уже повеселились и успокоились. Но нет, празднование продолжалось.
«А кто-то сейчас в окопе, – вдруг мелькнула мысль. – Какой у них там праздник? Жутко… Что с нами стало?»
Мысль была больше, чем ослабленная горем женщина могла в себя вместить. Сердце заколотилось, и она села, пытаясь привести мысли и чувства в сравнительный порядок. Таня пыталась сформулировать для себя то, что вдруг пронеслось в голове, как вихрь, слегка охладив воспалённое болью сознание.
«Вот так. Мы, вроде как, глаза закрыли, и уши заткнули. Не здесь, не с нами. Я далеко от границы живу, взрывов не вижу, не слышу. А кто-то сегодня не отдыхает. Не радуется. Кто-то каждый день живёт с мыслью, что сегодня может не вернуться домой… Вроде все так живут. Несчастные случаи и неадекватных людей никто не отменял. Но мы стараемся не думать ни о чём таком. Засовываем голову в песок, как страусы. А что в этом хорошего? Живём так, словно бессмертные, чужое горе разделить уже не можем. Мы живём своей жизнью так, словно ничего и не происходит. Новости пролистаем, и всё, забыли. Я же так же жила, пока Коля не отправился добровольцем! И не думала, что там, как там… Не думала о тех, кто уже похоронил своих родных. А теперь?»
Мысль о том, что она не одна переживает такое горе, на долю секунды, на какое-то очень короткое мгновение, придала ей сил. Но она не была достаточной, чтобы успокоить её. Самой Тане казалось, что нет ни одной силы в мире, способной заставить её снова ощутить вкус к жизни.
***
- Боня, Бонечка! – жизнерадостно воскликнула девочка, четырёх лет. Татьяна Евгеньевна вышла во двор, чтобы погулять с собакой. После ночного бдения на кладбище она чувствовала себя плохо и с большим удовольствием бы никуда не ходила. Однако лабрадор требовал выгула в день и не по разу. Пришлось, превозмогая себя, вставать и идти.
- Можно погладить? – спросила девочка. Это была Кира из квартиры напротив. Таня рассеянно кивнула. Боня к детям агрессию никогда не проявлял, а, напротив, был с ними осторожнее. Девочка бросила руку братика двух лет, которую держала и, забыв обо всём на свете, стала гладить собаку.
- Кира! – раздался за спиной Татьяны голос матери девочки – Оливии. – Не трогай собаку! Вдруг она тебя укусит!
Татьяна медленно обернулась и тихо сказала:
- Не укусит, Оливия, не переживай. Да и я рядом.
- Ой, Татьяна Евгеньевна, я вас со спины не узнала, – смутилась девушка. Она покраснела, а потом с трудом выдавила из себя: – Как вы?
- Жива ещё зачем-то…
Девушка стушевалась. Она переехала в этот дом с родителями лет десять назад. Тогда Коля сам ещё жил с матерью, и он был знаком с соседкой. Поэтому ничего удивительного в том, что Оливия в курсе жизни Татьяны Евгеньевны, не было. На кладбище она не поехала, но забежала выразить соболезнования и передала цветы для Коли на могилу. Четыре белые розы. Она единственная, кто передал белые цветы, остальные пришли с красными.
В той прошлой жизни Коля проявлял к девушке интерес, и очень живой интерес. Между ними даже что-то было, но Татьяна выступила против этих отношений и постоянно наговаривала на Оливию. Сейчас-то уже понимала, что наговаривала, а тогда… Ей казалось, что она спасает сына от недостойной девушки.
Десять лет назад Оливии было семнадцать. Всегда с распущенными чёрными волосами и ярко накрашенная, она могла гулять до поздней ночи. Однажды Татьяна Евгеньевна застала её с сигаретой. Родителям ничего не сказала, но сына от недостойной девушки всё же уберегла.
Сейчас она жалела о своих скоропалительных выводах.
Коля переехал, начал встречаться с Наташей. А Оливия? Остепенилась, поступила в институт. Курить бросила, стала заниматься физкультурой. По крайней мере, Татьяна часто видит в окно, как та, в любую погоду выходит на пробежку. Стала меньше краситься, сейчас и вовсе редко косметику использовала, и мир увидел, насколько она красива и без макияжа. Вышла замуж за хорошего парня, и на время съехала из родительской двухкомнатной квартиры. А пару лет назад, уже будучи беременной вторым, вернулась.
- Мы в ипотеку взяли однокомнатную, а как узнали, что второго ждём, стали думать о расширении. Родители предложили нам не влезать в новые долги, а просто продолжать платить за ипотеку, но жить в их квартире. А они, соответственно, живут сейчас в нашей, – тараторила девушка. Всё это она рассказывала не Тане, а Коле, которого встретила в подъезде. С Татьяной Евгеньевной она не общалась, да и зачем? Поздоровается, кивнёт и прошмыгнёт мимо.
Пауза затянулась. Растерянно поморгав, Оливия вдруг вспомнила, какой день, и немного тушуясь произнесла:
- С Новым годом вас! Пусть этот год будет лучше, чем предыдущий.
- Спасибо, – прошелестела Таня. – И тебя с праздником. Береги деток. Они так быстро растут! Оглянуться не успеешь, а уже одна… – женщина замолчала. Постояв в тишине, она произнесла: – Пойдём мы. Боне нужно побегать, а здесь детей много. Мало ли кто испугается.
И она, дёрнув поводок, отправилась прочь со двора в сторону сквера. Боня не сопротивлялся, хотя его новая маленькая подружка ему явно понравилась. Сама Татьяна шла и размышляла совсем не о собаке, а о девушке из соседней квартиры.
«А они нравились друг другу… Коля прямо расцветал, когда Оливию видел! Ох, и дура я… Может, с Оливией они бы пожениться успели бы… Может, у меня было бы ради кого жить… Может, она, как Наташка, аборт бы делать не стала. А что теперь? Им жить, радоваться, а мне ждать конца».
Оставалось загадкой, сколько ещё сожалений выдержит ей сердце? Иногда Тане казалось, что оно уже замедлило свой бег. Просто, чтобы в один из дней остановиться.
Продолжение 👇