– Представим на минуту, – говорил один из сторонников обновления, – что тонко слышащих стало много, и это изменило качество музыкальной потребности. Многие не смогут слышать инструментальный звук в его современном качестве, часто являющийся негармоничным. Особенно неприемлемыми станут явления поверхностной выразительности, основанной на внешних приёмах, не придающие звуку магнетизм живого чувства и мысли.
– Нельзя не согласиться. Даже без предположений о неких неожиданных и мощных эволюционных сдвигах и меняющейся психологии восприятия, надо думать о новых идеалах и новых критериях качества исполнения, исключив для начала то, что неприемлемо уже сегодня. Надо думать и о новых путях в обучении музыке, может быть, как вы говорите, и об иной технике. Иначе говоря, ориентироваться на будущее, хоть оно и выглядит туманно, особенно в свете противоречивых тенденций современности…
– Не преувеличивайте наши задачи и наши проблемы, коллеги, – оппонировали апологеты идеи «вечной ценности ремесла», – искусство инструментальной музыки старо, как этот мир, и, как бы он ни менялся, как бы не изменялись люди и их эстетические идеалы, задачи музыкальной техники неизменны в своей инструментальной сущности и останутся связаны с природой музыкального инструмента, с огромными трудностями в овладении этим инструментом, так будет всегда…
Конечно, подлинное искусство всегда «настаивает» на принципе содержательного исполнения, но не более того. Здесь же зашла речь о неком необычном умении передачи звучаний, так сказать, нефизического плана, но подобное – принадлежность этого неслышимого и невидимого для нас мира. Что нам до него, пока мы здесь? А «там», извините, нет ни фортепиано, ни концертных залов, ни профессий вообще, к какому, позвольте, будущему приноравливать искусство? Поэтому, давайте оставим «мистику» для увлекательной беседы, в работе же поищем конкретные возможности улучшения качества и подходов к обучению современных детей, иных, чем прежние… Это в наших силах и в наших обязанностях…
Да, звук нужно «вернуть» в область осознания; механичности, безусловно, много, исполнительское искусство стало поверхностным. Но как, простите, вы видите осуществление этого «согласования исполнения с пространством», что оно в европейской традиции? Нам известно о подобной практике в восточной музыке, основанной на импровизации, к тому же медитативной. А как «гармонизировать» подготовленную концертную программу, каждое произведение которой – воплощение авторских идей, тем более, что лучшее в репертуаре – это произведения прошлых столетий, несущие идеи своего времени?
– Не думаю, что это невозможно, и вопрос не в том, можно ли согласовать авторский замысел, мысль исполнителя с «тональностями» сейчас звучащего пространства, а в том, кто и как это сможет делать. Может быть, это и есть задача более глубокого развития, так сказать, развития духовно-музыкального?
Ведь потенциально возможно сознательное приобщение человека к пространственной жизни, поскольку известно, что духовность именно предполагает некое возвышенное мысленное созвучие, или сотрудничество… Наполнить звучание музыки мыслью, созвучной с созидательными пространственными энергиями… Разве это не может быть целью развития искусства, будущего или уже настоящего?
– «Заговорить» звуками с пространством… Звучит несколько фантастично, но, может быть, вы и правы. Ведь возвышают планку достижений в искусстве именно такие кажущиеся недостижимыми цели. Думается, сама постановка подобной цели уже будет иметь следствием определённую степень облагороженности подходов к исполнению. На пути искания музыкант осмысленнее и выразительнее «заговорит» со слушателям, и новые «Моцарты» явятся, в новой, более утончённой среде…
Как говорится, стремись к невозможному, тогда возможное явится само… Что же касается различия между импровизацией и интерпретационной деятельностью и перспектив развития, то ведь, уважаемые коллеги, можно поставить вопрос и так: каким образом без внимания к мысли, во-первых, «возвратить в область осознания» звук, ставший предметом «механики», во-вторых, улучшить качество исполнения – вне задач утончения слухового аппарата и всех способностей восприятия исполнителя?
Жизнь, а она и есть пространство, с его высшими мыслеэнергиями, раньше или позже отбросит несоответствующее, неактуальное… Да разве мы уже сейчас не являемся клубом «музыка для музыкантов»?
Человеческий инструмент, изменяясь, будет требовать соответствующих новым потребностям звучаний… Представим, что явление повышенной восприимчивости не только станет повторяющимся, но где-то утвердится как постоянное, как с этим не считаться?
Или сегодняшнее «элитное» станет «антиэлитным»: прежде немногие могли радоваться красоте классических гармоний, а потом немногие пожелают остаться в пределах, так сказать «изолированной» гармонии, и сами исполнители будут существовать, как сегодня некоторые экзотические клубы?
– Иными словами, если боле тонкая слуховая способность открывает, скажем так, некоторую ограниченность современных исполнительских эталонов, не следует ли взять ориентиром именно эту утончающуюся способность, и изучить все связанные с нею возможности?
– Всё это, друзья, скорее философия, сфера, отдалённая от «инструментальной реальности». Рассуждения без практических мер ни к чему не приведут. Допустим, вы правы, акцентируя понятия мысль, пространственные энергии, тонкие энергии… Музыка может вместить многое, спорить не будем, и углубление в нашем деле необходимо. В любом случае было бы интересно пойти на некий эксперимент, пусть даже заведомо безрезультатный в узком понимании мастерства. Но что вы можете предложить конкретно, как вы видите переход от рассуждений к практике?
– Мы слишком боимся потерять привычные опоры, а всё новое неминуемо лишает этих опор… Все мы знаем истинную причину огрубения исполнительского вкуса: подлинная музыкальность, как способность воспринимать и передавать идеи и красоту музыки, редка, и в современных условиях трудно воспитуема… Механика рук проста в сравнении с «механикой мысли», поэтому и в искусстве мыслителей и художников всегда меньше, чем «спортсменов».
Мы закрываем на эти реальности глаза и следуем «по накатанному пути», успокаивая себя условиями времени, конкуренции… На самом деле всё возможно изменить, но компромиссы лишают энергии (поэтому прогресс всегда требует бескомпромиссности), всё новое созидательное – это всегда решительный отход от прежних опор, так сказать, из старого привычного в новое необычное. Это шаги в неизведанное, что, конечно, требует и определённого мужества.
– Причём, заметим, что мы не только ничего не теряем в случае неудачи, но так или иначе обретаем новые источники обновления.
– И новый тип людей в профессии. Путь подражательства и всевозможных технических ускорений, как известно, отсеивает именно наиболее эстетически одарённых, склонных к самостоятельному поиску и индивидуальному выражению.
– Да, из двух основных классических критериев исполнения, содержательности и эстетичности, современность уже потеряла, как минимум, один – содержательность, сформировав эталоны техники, изолированные от самой цели передачи мысли, этакая высококачественная речь без мышления.
Это лишает игру вдохновенности. Теряя основу – вдохновенность, идеалы классического искусства постепенно уступают место ориентирам эстрады, впитывают её приёмы, «находят» внешнюю эффектность и… теряют и другую опору – эстетичность.
Стремление же привлечь внимание масс ценой снижения духовно-культурной «планки» ещё более разрушает энергетику классического искусства. Очевидно, что вернуть уходящие ценности можно только опираясь на некие более высокие уровни, свойственные не прошлому, которое невозвратимо, и не настоящему, которое не удовлетворяет, а будущему искусства…
– И в этом будущем, уже просматривающемся сквозь задымленное настоящее, разве не сияет иная, более утончённая красота музыки и вообще взаимоотношений искусства и жизни? Это действие так называемого закона спирали в движении, развитии: вернуться в прежнюю плоскость невозможно, можно лишь либо выйти на более высокий уровень, либо спуститься ниже прежнего.
Для выхода на новый уровень необходимо принять новую «координату». Не является ли пространство тем неучтённым в современном творчестве фактором, «этой новой координатой»?
Возможно, именно приняв во внимание эту «новую» реальность – пространство, с его непрерывным взаимодействием с сознанием, мы сможем выйти на новый уровень творчества, основанный на большей чуткости к энергиям звучания – к энергии мысли в звуках.
– Полностью соглашусь с вами, коллеги. Ситуация в классическом исполнительстве удручает ещё и тенденцией, основанной на ложной идее «приблизить» классику к массам.
В результате скорость «падения» в области музыкальной культуры только возрастает. Действительно, движемся спирально вниз. Коммерциализация убивает мысль в искусстве, технократизация – другая сторона тенденции: скорости внешних достижений возрастают ценою отказа от утончения мысли.
Акцентирование качества мысли в музыкальном исполнении может поднять уровень. И это не такая уж «абстракция», по крайней мере, для интеллигентных людей. Говоря «пространство», искусство утверждает энергетику потока мысли, в своей чистоте и гармоничном звуковом выражении поднимающуюся до созвучия с возвышенными сферами бытия…
– Увлечённо беседуем, коллеги, всё это очень интересно и вдохновляет перспективами. Но вам не кажется, что это всё-таки скорее нечто вроде экстрасенсорики, есть ли практическая линия и созидательность в этом направлении?
– Экстрасенсорика здесь ни при чём. Человек и искусство развиваются духовным утончением, иного пути нет. Именно из-за отсутствия внимания к тонкому процессу грубеет творчество. От выразительности – этой сути искусства, призванного «выражать» мысль и живое чувство, – ничего не осталось. А это именно энергии, хорошо ощутимые, когда они есть, ибо из них рождается то, что привычно называется вдохновением, но ещё более ощутимо их отсутствие: наша головная боль после прослушиваний – прямой результат дисгармоничности, дисбаланса между сильным «полем» внешних эмоций, нервного возбуждения и слабым «полем» мысли…
Предмет выражения в искусстве и есть отринутая в погоне за скоростью внешних достижений истинная жизнь: именно человек с его духом и мыслью – в пространстве, тоже наполненном духом и мыслю… Почти массовое слышание пространственных звучаний конкретизирует эту истину.
Услышав слово «энергия», не слышим «мысль», потому что привычно относим понятие «музыкальная мысль» к теоретическим отвлечённостям, не имеющим прямого отношения к исполнению. А ведь именно энергия мысли отличает талантливое исполнение от техничного копирования.
Как в истинной живописи невидимое всегда преобладает над видимым, так в истинной музыке над «слышимым» царствует «Неслышимое». Ничего чудесного, всё это ценности вдохновенного искусства и они вполне научны, заметьте.
– Да, пожалуй, верующие в Руководящую Волю, тоже могут сказать, что это явление слухового прозрения было откровением, указующим на необходимость пробуждения… Нам словно показано, что жизнь гораздо глубже «очерченных» обыденностью границ, и требует внимания и ощущений более тонких, чем привычные.
– При этом, что очень важно: одно лишь допущение уже открывает нам область изучения и новые возможности. Увы, мы слишком привыкли к ценности внешних форм выражения, удобно «забыв» о том, что все истинные ценности творчества направлены к внутреннему миру, лучше сказать, «к внутреннему человеку», ибо «внутреннее» в контексте вечных ценностей искусства – то же, что и в философии – не всё, что в душе, а лишь то в ней, что причастно Красоте.
С этой точки зрения, исполнение несложного произведения, насыщенного чистой мыслью, сердечностью, и несущее гармонию энергий, будет благотворнее, и профессионально гораздо перспективнее, чем исполнение внешне яркое, техничное, но поверхностное. И хотя это очевидно, нужно снова «оживить» эти основы, учить этому главному – осознанности и сердечности звука – с первых уроков. Постепенно придёт осознание «Неслышимого» – глубокой жизни мысли внутри и вокруг – в пространстве.
– Извините, коллеги, но то, о чём вы говорите, в чём-то общепризнанно, в чём-то, может быть, перспективно, но и то, и другое, по-прежнему теоретично. Мы согласны с необходимостью образования в этом направлении, музыканты действительно должны больше знать о причинно-следственных закономерностях, энергетических взаимодействиях, связанных с музыкой в целом и со звукообразованием в частности… Но что же на практике? Тенденции нам не изменить, желающих жертвовать будущей карьерой детей ради эфемерных целей их духовно-музыкального развития будет немного. Хотя я лично готов пойти на эксперимент…
– Мне, думается, коллеги, подход к практике обучения изменяется от принятия в сознание фактора «резонанса»… Даже оставив, на время, такие малодоступные цели, как «созвучие с мыслью пространства» (ещё надо осознать, что это такое), несложно руководствоваться принципом воспитания культуры внимания. Вести ученика к осознанию того, что звук слышимый – всегда следствие и «оболочка» звука неслышимого, другими словами, звук должен являться как мысль, прежде всего.
Мысль – основа звука. Созвучие с жизнью пространственной можно понять как гармонию звука со Звуком: с Неслышимым, которое если пока и даётся слуху непосредственно, то является как чувство гармонии, если согласование достигнуто…
Понятие «атмосфера» не чуждо ребёнку. Сказать «слушай», «чувствуй» – значит побудить к вниманию, главное – не торопить. Известный афоризм о звуке, укоренённом в тишине, прямо указывает на метод. Понятие же «музыкальная мысль» тоже не абстрактно, музыкант работает не со звуком самим по себе, но с мыслью прежде всего, решая детальные задачи техники и выразительности как задачи согласования и выражения. И если интонирование – выражение мысли, пусть же эта мысль будет ещё и в гармонии с тонкой «атмосферой» – пространством… По-видимому, подлинная талантливость и гениальность имеет основою именно эту способность.
– Да, воспитать способность мыслить музыкально уже сложность, а ещё и согласованно… Одних музыкальных способностей мало.
– В этом вся суть. Говорим, и сами себя не слышим. В словосочетаниях «музыкальная мысль» и «музыкальное воображение» правильнее будет ставить акценты на существительные. Развивать в учащихся воображение, возвышать его; и воодушевлению, и умению вдохновляться красотой, как явлениями сущности каждому присущей сердечной энергии, тоже надо учить, объясняя, что главные «струны» не в корпусе инструмента, а в человеке.
Возвышать все подходы к произведению, так, чтобы каждый момент работы был действительным исканием красоты и всё большей содержательности. Не так уж сложно всё то, о чём говорилось как о гармонии. Чем более возвышенная мысль проявлена в звучаниях, тем более она будет гармонична – с пространством. Найти "оттенок" мысли легче после того, как достигнута её «высота» и «укоренённость» этой энергии в звуке. Объяснять ученикам, что техника, как и мастерство в целом, основывается не просто на скорости и координированности действий, но на согласованности сердечной мысли и физического явления звука.
– Так это, или иначе, а явления, подобные здесь произошедшему слуховому озарению, ставят перед необходимость исканий и очищения основ обучения искусству. И утрата существенной (не банальной) мысли как основы интонирования, теплоты сердечности как основы выразительности – безусловно, результат «отношения к ценностям как к отвлечённостям».
– Допустим, мы все здесь согласны с необходимостью перемен, может, действительно уже скоро некому будет слушать: «одни ещё не доросли, другие уже переросли»… Может и так. Но с чего начать, ведь сфера профессиональной исполнительской деятельности – это огромная махина, и сила инерции огромна.
– Вы правы, коллега. Но для эксперимента ведь не нужна массовость. Новое рождается, начиная с малых кристаллов. Рост утверждается истинностью и временем. И заметьте, что в обычных условиях очень нескоро, то в условиях необычности – почти мгновенно. Неужели не замечаете, как стремительно сейчас могут происходить перемены? И наш случай – тому пример: несколько человек из слушателей соприкоснулись с «новой» красотой, и «прежняя» потеряла актуальность. «И прежняя песнь покажется шумом дорожного колеса»… Что им, этим «услышавшим», до наших инструментальных достижений, наших трудностей… Если будем отставать, то увидим, как «жизнь течёт мимо нас». Может быть, осознание необходимости нового и является его началом… На вопрос о том, с чего начать совместный эксперимент: давайте начнём… с тишины.
– Прекрасное предложение в завершение триумфальных побед юных конкурсантов, и в свете современных тенденций, особенно – распространения электронных инструментов, вообще исключающих энергию человека.
– Напрасно иронизируете, коллега. Кому, как не нам, прослушавшим тысячи вундеркиндов, знать правду. Конкурсные эталоны – и есть культивирование механичности, поверхностного слышания, неприемлемой для любого музыкального человека, не говоря уже о людях с утончёнными восприятиями. Модные подходы бесперспективны, они лишь исчерпывают способности детей, раннее требование виртуозности порождает методики, идущие в обход сознания и сердца ребёнка, таким образом, отрывая растущую личность от бесконечных источников энергии и вдохновения, и исключая именно то, ради чего существует искусство. Распространённость электроники – только следствие вышесказанного…
Продолжение следует...
Автор Гореликова М. В.
Дорогие читатели и подписчики, окончание рассказа – в завтрашнем выпуске. Начало здесь:
Полностью этот наш рассказ "Город тишины..." на канале "Живая Школа".
