Благословенны созвучия музыки прекрасные.
Трижды благословенна звучаниями наполненная тишина.
Высшее искусство – это умение осуществить выявление высших энергий.
Расскажем о необычном событии, произошедшем в одном российском городе, и о тех последствиях, которые это событие имело… Говорить о произошедшем будем в аспекте музыки, поскольку нам стало известно об этом событии из рассказа музыкантов…
Музыкальная школа, в которой работало около пятидесяти преподавателей, гордилась победами своих пианистов, постоянно участвующих в различных конкурсах юных музыкантов, включая международные. Решение учредить Международный конкурс пианистов было принято как-то «само собой» – назрело: «везде есть, почему бы не быть у нас».
И хотя раздавались голоса, утверждавшие, что конкурсомания, уже почти погубившая музыкальную педагогику, поставив спорт выше художественного творчества, омертвит образовательный процесс в школе, что соревнований и так много, надо искать лучшие формы взаимодействий музыкантов, основанные на действительном сотрудничестве, – их мало кто слушал… Тем более, что первые два конкурса прошли ярко, с триумфом местных исполнителей и признанием педагогических достижений их учителей профессорами столичных вузов, приглашённых в жюри конкурса. С третьим же проведением конкурса юных пианистов связано событие, о котором и пойдёт речь.
Это было тихое октябрьское утро. Листья многочисленных клёнов, хотя и начали уже покидать свои обители – кроны, ещё продолжали украшать город многообразием жёлто-красных тонов. Чистое золото природы дарило особую, сосредотачивающую сознание радость, как бы напоминая о предстоящем периоде зимнего покоя.
Афиши, приглашавшие любителей классической музыки насладиться исполнениями юных виртуозов, тоже по-своему добавляли яркости улицам города. Желающих слушать фортепианную музыку было немало, тем более, что заинтересованные участники, поддерживаемые своими родственниками и друзьями, составляли большую часть слушательской аудитории. И вот, когда за местный «Олимп» развернулась нешуточная борьба, слух многих жителей города неожиданно подвергся впечатлению совсем иного рода.
В час, когда на город опустилась та звонкая вечерняя тишина, которую так любят мыслители и воспевают поэты, разные люди в разных местах вдруг начали слышать необычные звучания: как будто в пространстве незримо исполнялось грандиозное многоголосное произведение.
Участники события сравнивали эти стройные звучания с симфонией или ораторией, оговариваясь, что это лишь условные названия – «просто нет в нашем языке соответствующих слов»… Говорили, что слышимое совсем не было похоже на привычные звучания музыкальных инструментов или голосов, и ещё менее напоминало музыкальные темы.
Это были скорее ритмы, чем звуки – этакие воспринимаемые слухом волны или токи, при этом имеющие тембр и некий аналог высоты тона. Поэтому слышали в основном те, кто обладал музыкальным слухом, а точнее – более глубоким претворением слуха, позволяющим слышать это необычное звуковое явление не только и не столько при помощи слуха, но скорее – посредством чувства красоты в его слуховом выявлении.
Звучания шли потоком, как бы волнами, то усиливающимися, то совсем затихающими. Когда из едва воспринимаемого «пианиссимо» поток достигал «форте», те, кому посчастливилось слышать это, испытывали, по их рассказам, небывалое состояние духовного восторга, словно пламя нежгучее проникало в сердце, утверждая в нём не только мощный аккорд радости, даже счастья, но и устойчивое ощущение некоего несказуемого осознания смысла бытия и… желание полёта.
Состояние высокой радости, тепла было столь сильным, что «слышащие» не могли сдерживать слёз. То здесь, то там можно было видеть, как в изумлении останавливались люди, замирали, начинали прислушиваться, некоторые просили выключить кое-где работающие приёмники, чтобы лучше слышать, другие, ничего не слыша, озирались на прислушивающихся и их возгласы, одним словом – творилось необычное.
Интересно, что некоторые из слышащих обнаруживали, что могут не только воспринимать, но и участвовать в этом дивном творчестве, настолько же грандиозном, насколько тонком: начиная сначала как бы вторить, подпевать беззвучно, постепенно включали в звучание свою «тему», этой «темой» была мысль – музыкальная мысль; так было, по объяснению музыкантов, у тех, кто обладал музыкальностью – способностью воспринимать и выражать содержание мысли в ритмах и гармониях.
Как позже выяснилось, среди слушавших тем вечером неслышимую музыку были люди различных профессий и возрастов. Удивительно, что музыкантов среди этих десятков человек было всего двое, но и те не работали по профессии. Явление продолжалось около получаса, затем сменившиеся вечерние токи «унесли» звучания, закрыв возможности ещё не развитого человеческого слуха и оставив лишь воспоминания о «чуде»… Вечер стал обычным, прохожие, так же, как и всегда, прогуливались или спешили, лишь те несколько десятков человек и ещё несколько любознательных не смогли забыть происшедшее.
Разговорами и размышлениями отдельных людей так бы и закончилось событие, ибо оно было слишком необычным, слишком удалённым от привычного сознания для того, чтобы могло надолго занять внимание, тем более для того, чтобы стать исследуемым, хотя бы с целью дальнейшего украшения жизни. Одним словом, если бы не музыканты, их концерты и последующие инициативы, скорее всего так и кануло бы в лету это событие, не будучи запечатлённым ни в плотной материи слова, ни в тонкой субстанции мысли.
…На следующий день после события, когда финалисты конкурса пианистов снова пригласили всех в концертный зал, среди слушателей присутствовали и некоторые из тех, кому посчастливилось побывать в роли слушателей концерта неслышимого. Может быть, их привела разбуженная потребность во вдохновении, а может и попытка найти объяснение произошедшему вечером…
С первыми же звуками фортепианных аккордов несколько человек стали прикрывать уши руками, один поднялся и начал пробираться к выходу. Довольно скоро никого из вчерашних участников «неслышимой музыки» не осталось в зале.
На крыльце музыкальной школы, в которой проходил концерт, собрались эти несколько человек, и началось спонтанное обсуждение. Выяснилось, что звуки инструмента были для них тяжелы до непереносимости, по словам одного из участников – слишком жёсткие и холодные, ударяющие в сердце, а главное, эти звучания, вместе с окружающей атмосферой зала, были просто обессиливающими.
Говорилось также, что надежда найти в классической музыке хотя бы отголосок тех необычных переживаний не оправдалась, скорее наоборот: звучания в концертном зале были грубы в сравнении с тем чувством, которое ещё сохранялось в сердце и согревало солнечной теплотой.
Концерт не занял внимание этих людей, слишком удивительным было вчерашнее «звучание тишины», так стали называть то пространственное явление музыки. Люди оживлённо делились впечатлениями и кто-то даже предложил вместе подумать, можно ли как-то создать условия, способствующие «повторению опыта».
Наиболее начитанные утверждали, что к известному явлению «музыки сфер» происходящее не имеет отношения, скорее, это явление сгармонизированных волн и токов, коими полнится пространство, по каким-то тоже пространственно-энергетическим причинам ставшее на короткое время доступным слуху…
Думается, обсуждавшие событие люди не очень верили в то, что это необычное может повториться, ещё меньше – в то, что их спонтанные попытки объяснить феномен будут хоть сколько-нибудь успешны… Видимо, понимание того, что впечатление, столь дорогое, не сможет устоять под натиском обыденности и, если не поддержать его вниманием, быстро исчезнет из памяти, как исчезает любое, даже очень яркое воспоминание, заставляло участников события объединять впечатления, осмысливать, обмениваться чувствами и мечтать, мечтать, тем самым как бы «привязывая» общими усилиями такое хрупкое впечатление, так отличающееся от обычной жизни и потому исчезающее так стремительно, как хрустальная капля утренней росы в лучах дневного солнца…
…Несмотря на жаркую конкурсную борьбу, на круглом столе, традиционно завершающем конкурсные дни, тема необычного слышания музыки быстро вытеснила другие вопросы.
И если десятилетием раньше внимание серьёзных музыкантов к подобному явлению выглядело бы странным, то сейчас, когда настойчиво требовали решения проблемы, связанные с исполнением и восприятием классических произведений, интерес к теме необычно явленной «музыки» уже ощущался как вполне закономерный.
Классические ценности, не так давно казавшиеся незыблемыми, явно требовали переоценки под натиском тенденций, вульгаризирующих классическое искусство. Об этом заговорили как-то сразу и очень горячо, мол, только "музыканты слушают музыкантов", и уже не успокаивают формулы о неспособности публики к глубоким восприятиям, о необходимости специальной подготовки для восприятия классики…
Прозвучали даже предположения о том, что, возможно, произошли некие очень существенные изменения, «то ли в психологии людей, то ли в пространстве», приведшие к противоречию между изменяющимся жизневосприятием людей и устоявшимися психоформами общения с музыкой. Одним словом, «жизнь требовательно заявила о необходимости принципиальных перемен в отношении к искусству».
Обсуждение вопроса, по рассказу его участников, было, примерно, таковым.
– А что если это начало нового этапа в жизни человечества… Тогда и искусство будет иным, если люди начнут слышать пространство с его ныне сокрытыми, сокровенными, так сказать, ритмами, гармониями, созвучиями… Потребуется умение согласовывать звучания, гармонизировать звук инструментальный со «звучаниями» в пространстве?
– В прежние века такое относилось к оккультизму, мистике, и немалое число людей за подобные слуховые «прозрения» поплатилось жизнью…
– Поддержу предположение о возможности пути утончения музыкального творчества в соответствии с утончающимся слухом. Просвещение меняет взгляды.
Наука развивается, открывая новые аспекты действия энергии. «Материализм», конечно, оставил след на сознаниях людей, в том числе музыкантов: тезисы о духовности и содержательности музыки превратились в сухие штампы, для большинства музыкантов – абстракции, труд исполнителя полностью подчинён задачам внешней техники и внешней же выразительности. И, заметим, как сегодня обостряются противоречия: с одной стороны – возрастающее внимание к психическим возможностям музыки, исследование её оздоровительного влияния, в основе которого, заметим, не акустика, не техника и не внешняя эстетика, а именно энергетика, с другой стороны – наращивание механических достижений в исполнительстве.
– Да, интересно, сколько людей пойдёт в концертные залы, если явления подобного «слышания» станут частыми? Истинно сказано, «неприемлемо привычное для ощутивших необычное»… А может происходить так, что именно утончение потребностей слушателя станет активной побуждающей силой в одухотворении искусства интерпретации.
– Позвольте, коллеги, это разные темы. Одно дело – содержательность исполнения, и совсем иное – «звучание пространства». Что это такое, кто-нибудь представляет?
– Наука говорит, что магнитные волны. И при определённых условиях они могут быть слышимы.
– Видимо, здесь сложнее, если люди уверяют, что слышали «музыку», причём необычно вдохновенную…
– …Если это не было явлением необычной передачи какого-нибудь концерта, возможно претворённого в неких новых волнах. Может быть это эксперимент физиков, и нас ожидает новая форма передатчиков?
– Возможно, но, по рассказам, это явление скорее мысленное, так сказать, музыка "внеинструментальная"… Может быть, нам действительно скоро предстоит не только расширить наши представления о мире, о творчестве, так сказать, в «земно-Надземном» ракурсе, но и начать освоение новых подходов к музыке и музицированию?..
Так тема «тонкого» восприятия, возникнув в связи с необычным событием, превратилась в дискуссию о перспективах исполнительства и музыкальной педагогики… Одни считали событие случайностью и отрицали его отношение к музыкальной деятельности, другие, их было меньше, призывали обратить внимание на произошедшее с точки зрения задач развития истинной музыкальности, о которой «забыли» в погоне за виртуозностью и яркостью.
С вредом технократической тенденции современности, не музыкантами порождённой, но активно ими подхваченной, были согласны все собеседники, изрядно утомлённые конкурсными прослушиваниями. Но в отношении перспектив исполнительства и музыкальной педагогики мнения разделились.
Первые считали, что искусство музыканта, даже в своих самых одухотворённых формах, это «всё-таки вполне «материальное» явление», полностью опирающееся на физико-акустические закономерности и связанные с ними свойства звука, и, следовательно, требующие соответствующего мастерства, которое не случайно именуется «техникой» и опирается на известные «моторные и сенсорные способности и качества исполнителя».
Вторые, те, кто в меньшинстве, замечали, что это основополагающее «технэ» вовсе не механика: техникой в классическом искусстве всегда именуется мастерство передачи смысла и образа – и настаивали на том, что явление необычного пространственного восприятия указывает на необходимость «вспомнить» истину о высшей цели музыкального искусства – слышать и передавать именно «Неслышимое», которое вовсе не отвлечённость, а реальные ритмо-энергии: мысли и чувства. И, возможно, для этого нужна совсем иная «техника», иной «алгоритм» достижения мастерства.
Если сегодня базовые навыки основываются на утверждённых моделях исполнительских действий и формируются чаще всего совершенно изолированно от течения мысли, что и приводит к опустошению музыкального творчества, то завтра, возможно, новая техника востребует в качестве основания именно мысль и духовный импульс. Не скорость и ловкость, а тонкая связь между мыслью и звуком станет главной целью достижения.
Чувство пространства живого будет основою развития чувства гармонии и ритма. Новая педагогика будет отличаться от прежней, хотя и декларирующей единство художественного и технического начал, но, находясь во власти принципа конкуренции, постоянно сталкивающей на «ускоренный» путь подражательной «выразительности», ограничивающий объём внимания лишь физическим планом и отрицающий тонкое искание.
Новые подходы в обучении поведут дальше всех прежних достижений, ибо будут стремиться не только к идеалу одухотворённого и содержательного исполнения как такового, не только к точной передаче авторского замысла, но также к согласованию музыки с пространственными энергиями. Тогда уже не декларативно востребуются одни лишь «руки, слух и интеллект» исполнителя, но его духовность, мысль и способность к восприятию и творчеству высших уровней красоты...
Продолжение следует...
Автор Гореликова М. В.
Дорогие друзья, продолжение этого нашего рассказа будет завтра. Полностью рассказ "Город Тишины..." можно прочитать на сайте "Живая Школа".
С Наступающим Новым годом!
