Солнце так ярко слепило в глаза, что Тихону приходилось щуриться. Хлопоты по обустройству жизни в лесу занимали всё его свободное время. Утром следовала растопить огонь в печи и вскипятить чай, затем следовало отправиться на охоту, чтобы к обеду добыть себе пропитание, да свежих дров нужно было заготавливать почти каждый день.
Как же Тихон любил такое время, когда он был предоставлен самому себе. С детских лет он помнит, как не тянулся вовсе к ребятне, не бежал зимой на горку, чтобы поваляться в весёлой толпе, не стремился быть лидером или заводилой детских игр. Ему нравились спокойные занятия в уединении.
С момента, когда умерла прабабка Степанида, не оставив ему выбора, у него такие минуты наслаждения от одиночества бывали редкими. Передав свою шкатулку с камнями и исписанную тетрадку с заговорами и молитвами, Степанида предрешила судьбу Тихона без его желания.
Нужно ли ему это, мечтал ли Тихон о такой участи? В детские годы, охотясь вместе с дедом Авдеем, он мечтал быть таким, как его предок – зорким, сильны и ловким. Он представлял себя неким хозяином тайги, что беспрестанно бродит между деревьями, охраняя покой.
Внуки любили рассказы деда, это он перед сном развлекал детвору разными байками о былом. На жизнь Авдея пришлось множество тяжёлых испытаний. Он видел детскими глазами смену власти в стране и последствия после этого, был вплотную знаком с войной, но всегда старался от мирской суеты спрятаться куда подальше.
- Весь в деда, - ругалась иногда Елизавета, бегая в поисках сына по деревне.
- Ну чего ты беспокоишься, не пропадёт он, отец мой научил Тихона в лесу выживать, - успокаивал супругу Митрофан, - чай не маленький он, уж десять лет парню.
- Вы чего удумали, мужичьё? Вот и разбирайтесь в своих комбайнах, да тракторах, а ребёнка угробить я вам не дам! – ругалась Лиза, так и не прекращая свои поиски.
Митрофан не спорил с женой, он прекрасно понимал, что бесполезно это. Всё хозяйство в доме держалось на слове Лизы, любила она руководить, а Митрофан и не препятствовал, всё улыбался.
В последнее время Тихон часто вспоминал своё детство. Однажды он спросил у деда Авдея, почему тот так далеко дом охотничий построил. Тот уселся на пень, по своему обыкновению, охватил пальцами свою бороду и провёл по ней, приготавливаясь рассказывать.
- Животинка серьёзная к деревне не подойдёт, она же в глубине тайги прячется, - начал свой сказ Авдей, - у нас изба стояла в былые времена, но не тут. Ещё мой дед строил, но хилая она была совсем. Сколько придём, бывало, так всё её ремонтом занимаемся долгое время, а охотиться то и некогда. А в последний раз так и вовсе медведь на нашу избу напал, да повалил избушку, вот такая она была ненадёжная значит.
Года два я всё не строил, не торопился. Слышал от матери Степаниды, как место своё найти следует, тогда и удача будет в руки идти. Нужно, говорила она, нутром прочувствовать, а как придёшь куда-то, да поймёшь, что тебе там спокойно, так вот там и оставаться можно.
Приходилось мне в тайге ночевать, но хату ставить новую я не спешил. Однажды сюда вот явился, случайно зашёл, да мужика тут встретил. Имя у него такое заковыристое ещё было, - Авдей почесал затылок, искоса поглядывая в небо, а затем ударил себя по коленке и произнёс, - Велимир. Я его ещё спросил, за что же его так величать решили, а он мне говорит, что означает его имя «повелитель мира».
Я тогда усмехнулся ещё чуть заметно над ним. В те времена в тайге же много люду вот так пряталось, кто от расправы советской власти, кто от раскулачивания бежал, кому просто новое руководство не угодило.
Никаким миром мужик тот не повелевал, а скрывался в тайге. Жил он в простой землянке, наскоро построенной. Я у него остался на два дня, окрестности осмотрел, да много беседовал вечерами. Оказалось, что этот Велимир уже десяток лет в землянке укрывается.
Было дело это ещё до сороковых годов, молод я был, да горяч, но мне тот мужик чем-то приглянулся душой, зауважал я его. Выжить в тайге не каждый может, да ещё в одиночку, без чьей-то поддержки. По рассказам того мужика, бежал он от расправы ещё в момент раскулачивания.
Семья его жила богато, да состояние отобрали, и всех сослали в Сибирь. По дороге мать и сёстры погибли от голода и холода, а отца расстреляли, когда тот в отчаянье кинулся на офицера. Велимир один остался из своей семьи.
После война началась, ушёл я добровольцем, да охоту забросил. Однажды на поле боя подмогу ждали, отбивались из последних сил, друг друга поддерживали и тут наши братки. Мы прям прослезились, когда ребят на лошадях увидели, а первым скакал как раз тот же мужик, которого в лесу встретил.
Я его не сразу узнал, но получилось так, что в аккурат, как я братков наших приметил, так подле меня граната разорвалась, и я слышать перестал, так как меня засыпало землёй сверху. Открываю глаза через какое-то время, а этот мужик, Велимир, трясёт меня, да кричит мне: «Врёшь, не умрёшь, поживёшь ещё браток!»
После мы с ним разговаривали сидели у костра, так я у него и спрашиваю, как же так получилось, что решил выйти он из своей засады, да пойти защищать страну, которая у нег всю семью забрала.
А он говорит, дескать у русского мужика душа такая вот, что в беде про все обиды забывать может, да на защиту вставать. Он, когда в тайге жил, изредка выходил за солью, да за спичками в деревню, а тут вышел и узнал, что немцы стоят рядом. Организовал он тогда партизанское движение, много в окрестности мужиков пособирал, врага из деревни выгнали, а его дальше служить забрали за проявленную отвагу.
А я и правда тогда понял в чём его сила, чем он повелевает. Он и правда же владеет всем миром, только этот мир не снаружи, а внутри его. Сильный духом мужик. Сила она ведь в человеке спокойно сидит, ничего никому не доказывает, никуда не стремиться, а просто помогает принять правильное решение в трудную минуту.
Что с ним было после я уж не знаю, старше он был меня годов на двадцать. Вернулся я на это место, где его землянка стояла сразу же после войны, думал, что его тут обнаружу, а нет его.
Но как-то мне тут приятно было, словно я силу того Велимира чувствовал. Вот и решил хату поставить, не прогадал, думаю, - дед Авдей ещё раз провёл по своей длинной и густой бороде, в знак окончания рассказа.
Тихон сейчас вспоминал те хорошие времена, когда он был ребёнком, ему не нужно было вершить чьи-то судьбы, не следовало нести ответственность за людские жизни, он не слышал и не слушал о чужом горе.
Знал ли будущий провидец тогда, будучи совсем маленьким, чем придётся ему заниматься в жизни? Нет. Мать категорически не пускала его к Степаниде, она была ярой коммунисткой и скептически относилась к этой ворожбе и наговорам, считая такой путь губительным для её сына.
Сколько раз она выговаривала супругу про случай с его бабкой, когда она сказала Лизе, что быть её сыну Тихону человеком с особыми умениями. Не собиралась она высшим силам на растерзание отдавать родное дитя. Знала, что такой путь нелёгкий.
Отстоять Тихона не получилось, пришлось матери успокоиться. Только вот всегда у Лизы сердце за Тихона болело больше, чем за остальных сыновей. Самый старший из сыновей Лизаветы Кирилл, пошёл в комбайнёры. Второй же сын Михаил, сразу как пришёл из армии, так отправился обучаться в город, став позже в Белозёрном агрономом. Спокойна она была за них, а вот за Тихона нет.
Все сыновья Лизы жили в деревне, подле неё. Ей порой завидовали женщины в деревне, ведь не приходится тосковать, по их мнению, по детям, все рядом. А она шибко переживала за младшего, стремившегося часто в тайгу.
Тихон залез на крушу по деревянной лестнице, сколоченной уже им недавно, чтобы проверить всё ли там в порядке, пока солнце хорошо освещало лесную чащу. День зимой короток и нужно успевать делать свои дела, пока светло.
Утром они с Тишкой ходили за реку, да глухаря принесли. Вот из него-то и суп будет сегодня вечером. А после обеда нужно было сходить за водой, чтобы было с чего утром чай заваривать, да посуду вечером помыть.
Дни шли один за другим, а вечером Тихон часто сидел у охотничий избушки, да на небо смотрел, вслушиваясь в тишину и всматриваясь в тёмное небо, которое иногда будто озарялось кучей маленьких звёзд.
