Глава 104
Утром следующего дня в наше отделение с подозрением на воспаление лёгких приходит молодой человек. Это кудрявый пухлый и довольно симпатичный молодой человек. Он представляется Иннокентием Ларкиным, говорит, что ему 20 лет, и он студент пятого курса Санкт-Петербургского государственного университета, учится на отделении «Реклама и связи с общественностью».
Как только он отдаёт паспорт в регистратуру, мне сразу сообщают о прибытии пациента, я веду его в палату. Ту самую, где более-менее спокойную ночь провёл депутат Мураховский. «Все остальные у нас, к сожалению, заняты», – объясняю студенту, пока веду его по коридору. И делаю это голосом довольно громким, чтобы слышно было как можно большему количеству людей вокруг.
Когда завожу внутрь, Иннокентий, который уже попросил называть его Кешей, тянет носом воздух и морщится.
– Здесь воняет, как в бомжатнике, – говорит он.
– Что поделать, – пожимаю плечами. – Это в своих законодательных собраниях некоторые народные избранники – высшее общество. Но, как говорила великая актриса Фаина Раневская, «даже под самым красивым павлиньим хвостом скрывается самая обычная куриная…»
Студент улыбается.
– А этот господин – он кто?
– Депутат.
– А, понятно, – усмехается Кеша. – Ничего, привыкну как-нибудь.
Он раздевается, вешая вещи в шкаф, садится на койку. Я больного осматриваю, назначаю анализы, Альбина всё помечает в карточке.
– Что ж, Кеша, мне придётся временно вас оставить. Да, вы не бойтесь, что гражданин на соседней койке привязан ремнями. Вчера он буйствовал, пришлось усмирить.
– Я вижу, – говорит студент с ухмылкой: кровать под депутатом скомкана, простыня свисает к полу, подушка валяется в углу, а сам он выглядит ужасающе – физиономия опухла, жидкие волосёнки вокруг большой лысины всклокочены. Если бы мы не видели его удостоверение, то решили бы, что в отделение поступил очередной бомж. Тем более пахнет от «избранника» точно так же. Словами этот «букет ароматов» не передать, а если попробовать, то подкатит тошнота.
Оставляю Иннокентия с Мураховским, сама иду проведать ту даму, Марию Петровну, которая страшно боится микробов и не доверяет медикам как потенциальным разносчикам заразы. Это всегдашний парадокс таких людей: они много и часто поносят нас последними словами, но когда припечёт, вызывают тех самых «паразитов в белых халатах».
– Пришли анализы Марии Петровны? – спрашиваю Полину, которая дежурит на ресепшене.
– Да, пришли. Вообще-то она выглядела очень недовольной, поскольку ей пришлось задержаться здесь на ночь.
– И как же она спала, интересно, в респираторе?
– Мне сказали, что да.
– Вот же чудная, – улыбаюсь я. – Так где она?
– Ушла. Утром.
– Как так?
– Выбежала, как ошпаренная. Обрызгала телефон из баллончика, куда-то позвонила и ушла.
– Что ж, больной сам решает…
– Доктора! Срочно! Помогите! – вдруг слышатся крики от входа.
Бегу туда. И что же вижу? Мария Петровна лежит возле скамейки и шепчет через респиратор:
– Умоляю… Я задыхаюсь…
– Я сниму это, хорошо? – пытаюсь стянуть с неё маску, так она ещё хватает меня за руку и не пускает, возмущается! Но остановить уже не получится.
– Нет! Нет! Это против аллергии! – кричит она.
Вызываем каталку, везём Марию Петровну в отделение. У неё, судя по анализам, инфекционное воспалительное заболевание дыхательных путей, а она умудрялась столько времени дышать через респиратор, усложняя себе жизнь! Потому и потеряла сознание, когда вышла из клиники. И хорошо (и плохо в то же время), что это случилось не где-нибудь далеко, на пустынной улице. Кто знает, сколько бы людей прошли мимо, посчитав её сумасшедшей или пьяной?
Но теперь жизнь Марии Петровны в относительной безопасности. Она поправится, а чтобы закрепить успех, мы вызовем к ней психиатра. Все эти заявления её про микробы – явные признаки психоза.
– Эллина Родионовна! – меня срочно зовут в первую палату.
– Что здесь? – спрашиваю, одевая на ходу одноразовый халат и всё остальное.
– Мальчик, примерно 12 лет, сбит машиной возле школы. Кома семь баллов, взяли все анализы крови, сделали снимки грудной, живота, шеи, давление 80 по пульсу. Перелито две единицы крови. Имя на его тетрадке – Рустам Сафин, – сообщает медсестра.
– В правом подреберье пальпируется образование, живот напряжён и вздут, – докладывает Маша, которая прибыла чуть раньше меня.
– Гематокрит 26, ставлю ещё единицу через инфузор, – продолжает озвучивать свои действия медсестра.
– Похоже на разрыв селезёнки, – делаю предварительный вывод.
Приносят снимки.
– Да, вот эта тень, – показываю Маше, держа их на весу, – гематома, закрывающая селезёнку. Это разрыв.
– Нет, нет, минуточку, – отвечает она. Идёт к негатоскопу. – Снимок неправильно подписан. Газовый пузырь желудка справа, а не слева.
– Да, но при разрыве селезёнки, – переворачиваю снимок и прикладываю зеркально, – он может быть смещён.
– Да, но не настолько же, – загадочно говорит Маша. Она делает большие глаза. – Минуту, минуточку! Да это же… не селезёнка! Это печень!
– Ничего себе, печень не на месте, – поражаюсь я. – Слева!
– Получается, брюшные органы расположены наоборот.
– Интересно, – поражённо замечаю я. – В операционную, быстрее!
– У тебя такое было? – спрашивает Маша, помогая толкать каталку.
– Даже не видела ни разу, – признаюсь я. – Таких людей один на миллион.
Наверху нас встречает Заславский.
– А, вот он, наша знаменитость, – улыбается Валерьян Эдуардович, – надо же, впервые вижу человека с транспозицией органов. Потрясающий случай! Так и просится в статью для медицинского журнала. Как вы на это смотрите, Эллина Родионовна?
– Не буду забирать у вас славу, коллега, – отвечаю ему с улыбкой. – У меня всё равно не будет времени.
– В таком случае прошу мне ассистировать во время операции, – предлагает Заславский. Конечно же соглашаюсь.
Полчаса спустя мы склонились над уникальным мальчиком.
– Предлагаю удалить левую долю печени, – говорит Заславский.
– То есть на самом деле правую? – спрашиваю в ответ.
– Верно. Не знаю, как у вас, Валерьян Эдуардович, но у меня голова идёт кругом.
– Не помешало бы зеркало на потолке, – говорит он с улыбкой. – Кстати, вы родственников нашли?
– Пока вроде бы нет, – отвечаю я.
– Надо бы поторопиться. Мне нужно разрешение на публикацию фотографий для статьи, - говорит Заславский, пока одна сотрудница пресс-службы клиники ходит вокруг операционного стола и делает снимки.
– Печень всё ещё кровоточит? – спрашиваю я, стараясь не отвлекаться от операции. – Вы работали с аргоновым коагулятором?
– Да. Давайте так. Я займусь резекцией, а вы кровотечением, – предлагает Валерьян Эдуардович. – И всё-таки будет справедливо, если статью мы напишем и опубликуем вместе. Эллина Родионовна? Как вы на это смотрите? Мне без вас будет одиноко, – снова улыбается.
Ну как можно отказать такому красавцу и умнице, как Заславский?
– Хорошо, – соглашаюсь я.
– Я всегда знал, что вы, Элли, очень дальновидный врач, – делает коллега комплимент, заставляя меня покраснеть немного.
После операции спускаюсь вниз, принимаю душ. Очень хочется лечь спать, поскольку спасение уникального мальчика оказалось делом очень трудным. К счастью, с ним всё будет хорошо, хотя травмы и оказались довольно тяжёлыми. Но организм молодой, выдержит. После небольшого отдыха, называемого обедом в кафетерии (чашка кофе с кусочком яблочного пирога не считается полноценной едой, но борщ меня ждёт только дома), иду в палату, где лежит депутат Мураховский и тот студент, Кеша. Перед тем, как войти внутрь, привожу в порядок дыхание. Сейчас наверняка случится очередной скандал, поскольку изнутри доносится голос разъярённого законотворца.
– Ах ты, мелкий!.. – орёт депутат и не прекращает, даже когда захожу. – Да ты знаешь, кто я такой?! Ты совсем берега попутал? Да я тебя…
А что же делает Кеша? Невозмутимо направил на Мураховского смартфон и всё записывает, комментируя:
– Привет моим подписчикам! Я веду прямую трансляцию из клиники имени профессора Земского, куда пришёл, чтобы проверить здоровье. Меня положили в одну палату вот с этим субъектом…
В ответ несётся разъярённый мат.
– Его зовут Мураховский Климент Андреевич, он депутат законодательного собрания одного южного региона, а какого именно, вы поймёте сами, поскольку ФИО этого гражданина в интернете есть.
У меня уши густо пунцовеют от слов, которые летят в сторону студента. Но самое интересное: в палате снова сильно пахнет алкоголем. Но я стою и молча смотрю, как Кеша продолжает рассказывать подписчикам о том, как депутата привезли вчера в жутко пьяном состоянии. Как он орал на медперсонал, потом выпил при помощи своего помощника. Утром ситуация повторилась. Пришёл (но теперь уже другой) помощник, принёс ещё две бутылки коньяка. Мураховский их употребил, а после началось продолжение «Марлезонского балета».
– В том, что я прав и не обманываю, можете убедиться сами, – и Кеша снова наводит камеру смартфона на депутата.
Тот рвёт и мечет, пытаясь содрать с себя ремни, которые на него надели. Но привязали его крепко, чтобы он на Кешу не набросился и не избил. Как же получилось, что он снова пил? Об этом знаем только я и Альбина. Вчера, пригласив её в свой кабинет, я рассказала о придуманном плане. Вот почему утром к нам пришёл Иннокентий (он тот самый блогер, с которым мы однажды серьёзно поговорили в лифте, когда парень пытался выдвинуть против клинике беспочвенные обвинения), назвавшись больным.
Вот почему Альбина развязала депутата, пока тот спал, а охрана пропустила второго помощника (приказ был не пускать первого, но здесь Мураховский схитрил на свою голову, заменив «послушника»). Когда помощник ушёл, а депутат, нализавшись, лежал в невменяемом состоянии, Альбина поставила ему капельницу и снова крепко пристегнула ремнями.
Знаю, что это подстава. И мне даже стыдно за такое.
Но как иначе вразумить человека, который так себя ведёт?!
Очнувшись, Мураховский начал истошно орать, выгнал медсестру и потребовал меня, и теперь изо всех сил лаялся, как пёс, угрожая всех уволить, посадить, в Сибирь отправить и тому подобное. Я молча выслушала его, не вмешиваясь. Пусть собственными руками роет себе яму. Насколько знаю, у Кеши около ста тысяч фолловеров. Теперь трансляция разнесётся по интернету, из неё надёргают цитат, и господин Мураховский станет мемом со своими горячими высказываниями.
Но прежде на него обратят внимание коллеги по депутатскому корпусу. Они будут вынуждены это сделать, поскольку мы с Кешей так договорились. В общем, условия были просты: он приходит к нам под видом пациента, я устраиваю его в палату с Мураховским, и блогер получает уникальную возможность представить народного избранника в натуральном свете, без купюр.
Я покидаю палату, когда депутат повалился на подушку. Ему натуральным образом стало плохо. На этом трансляция прекращается, вызываю бригаду, которая помогает Мураховскому не окочуриться – у него начался алкогольный абстинентный синдром, который выразился в судорожном припадке. Приходится лечить народного избранника, чтобы не дал дуба. Как бы мы не относились к нему, как «личности», он всё-таки пациент, за которого мы несём ответственность. Под шумок Кешу приходится отправить домой. Ну, а депутату придётся задержаться у нас ещё на некоторое время. Только теперь уже никакого алкоголя не будет.
Возвращаюсь к себе в кабинет, спустя десять минут влетает злой, как чёрт, Гранин.
– Элли, что за ерунда у тебя в отделении творится?!