Начало:
Мистические способности бабушки - вовсе не выдумка. Конечно, я немного приукрасила эту её особенность, но все родственники признавали, что глаз у Нюры чёрный. Да бабушка и сама старалась не заглядывать в чужие коляски и не хвалить чужих детей. Да и бумажки эти её... Когда мы нашли последнюю, уже после её смерти, сделалось жутковато. Но об этом позже.
После страшного бегства из Медыни появилась у Нюрки маленькая тайна. Она внутренним чутьем поняла, что не надо говорить об этом ни матери, ни сестрам, ни даже горячо любимому отцу. Словно кто-то шептал на ушко: «Вот этот дяденька с красивой дамой, что купил цветы у Муси, завтра будет торопиться домой с работы, споткнется на железнодорожных путях. Не дождется его красавица…» «Зря мальчики лягушку географичке подложили – непременно попадутся.» «В этот дом 15 ноября черная машина приедет и не будет у Мусиной подружки Нинки больше отца»… Сначала Нюрка боялась, даже озиралась по сторонам, искала, кто это шепчет. А потом привыкла. И хорошие вещи ей шептали, и страшные – все сбывалось. И не знала Нюрка, что с этим делать. Решила просто смириться и жить. Только иногда записывала сказанное таинственными силами на маленьких бумажках, да прятала в потайное местечко, чтобы проверить потом: сбудется или нет. Только напрасно сомневалась: сбывалось все.
Ночь была тихая и благоухающая. В открытые окна струились ландышево-сиреневые воздушные потоки. В майской прохладе спалось крепко, тело отдыхало после дневных трудов, наполняясь здоровьем и силами. Но Анну всю ночь терзали знакомые голоса. Девушка металась по подушке, комкала руками и ногами одеяло, подсознательно силясь избавиться от навязчивого шепота в голове. Резко сев, широко распахнутыми глазами Анна увидела занимавшуюся зарю. «Июнь. Война». Вот что шептали голоса. Анна потрясла головой. Нет. Просто дурной сон. Слишком много разговоров сейчас о войне, вот и причудилось. Анна перевела дух. Да, да, просто дурной сон. Но на всякий случай, скорее по привычке, схватила со столика клетчатый листок и карандаш. «Июнь. Война», - накорябала мелкими бисерными буковками… Написала и уснула, словно избавилась от наваждения. Утром заботы поглотили ночной кошмар. Анна и думать забыла. Но сбывалось все. Июнь. Война.
Она и подумать не могла, что руки могут так болеть. Отходя от мороза, кровь пробивала себе дорогу в застывших, сузившихся сосудах, причиняя неимоверную боль. Кричать хотелось, плакать навзрыд, но Анна лишь кусала губы да сглатывала слезы. Весь день она рыла, копала, тащила, колола… Сначала было очень холодно, а потом руки переставали чувствовать и, казалось, пальцы навсегда приросли к черенку лопаты, кирке или металлическому ломику, и никогда-никогда уже она не сможет их разогнуть. Но разгибала, сдавала инвентарь, возвращалась домой и снова и снова корчилась от мучительной боли, когда в обмороженные пальцы возвращалась жизнь. И так день за днем той холодной зимой 41-го. А ведь сначала и подумать не могли, что все так обернется. С леденящим ужасом, стоя у радиоприемника, Анна осознала, что мрачные пророчества таинственных голосов вновь сбылись, и от этого было страшно. Вдруг она на самом деле сумасшедшая? Неужели на всю жизнь она обречена на эти регулярные откровения? Именно это пугало ее, а не то, что она только что услышала по радио. Война. Но это же ненадолго? «Сейчас доблестная Красная армия быстренько вышвырнет непрошеных гостей за границы страны, и заживем мы, дай Бог, лучше прежнего. Иначе и быть не может. Наша армия – самая сильная на свете!» А вышло вон как…
«Нюрк, предлагают Петровы да Свешниковы, - мать указывала рукой на дома на противоположных сторонах улицы. - Куда жить-то пойдём? Как думаешь?
Новый переезд, новое пристанище. Снова привыкать к хозяевам, к укладу. Анна обреченно переводила взгляд с одного дома на другой. Похожи, словно близнецы. Только слева, у Петровых, еще терраса впридачу полагается, а у Свешниковых только две комнаты. Зато уголок с печкой на которой готовить можно. Свой, а не общая с хозяевами кухня. Мать явно склоняется к Петровым, все ж таки попросторней у них. А Анне всё равно уже. «Справа». Коротко, словно выстрел, словно шлепок по воде, словно молния среди туч. «Справа».
- Мам, бери у Свешниковых, - как завороженная, проговорила Анна
- А че так? – хмыкнула Фёкла.
- Бери. Не пожалеешь потом.
Фёкла, хоть и не была нежна со своей средней дочерью, но в последнее время относилась к ней с неким уважением. Некогда чудная Нюрка поступила в институт, училась на отлично, да не чему-то там, а премудрой математике. Фёкла бы ни в жизнь не разобралась в этих закорючках. А Нюрка-то запросто. Головастая, видать. Деньжищ тут кучу принесла. Говорит, стипендию дали. Сталинскую. Поэтому Фёкла постепенно стала прислушиваться к дочкиным советам. Может, и впрямь, что-то дельное скажет, раз умная такая. Ну что ж… К Свешниковым, так к Свешниковым.
Станцию бомбили неоднократно. Всё начиналось с невинного стрекотания где-то вдалеке, а заканчивалось грохотом и густыми клубами пыли. Не раз доставалось и городским улицам. У каждого жителя во дворе были вырыты подобия траншей для укрытия, а у кого и глубокие погреба приспособлены под бомбоубежища. В тот день у Николаевых гостили внучата – Зинины дети: Валя и Вовочка. Вовочке было около двух лет. Его назвали в честь того, единственного, братишки, так быстро покинувшего этот свет. Маленьким пальчиком тыкал кудрявый Вовочка в небо. «Тыр-тыр. Бах!» Язык плохо слушался малыша, но мальчик уже прекрасно знал, что обычно следует за этим милым «тыр-тыр». Звук мотора в этот раз нарастал стремительно, и старшая Валя едва успела схватить братика и шмыгнуть вместе с ним в канаву, когда одна за одной посыпались бомбы. И не где-то на станции, а совсем рядом. Вовочка орал благим матом, Валя, оцепенев от ужаса, сильно прижала его к себе и крепко-крепко зажмурила глаза. Вдруг что-то рухнуло сверху – Вале показалось, что прямо на них – и девочка потеряла сознание. Когда она пришла в себя, вокруг хлопотали мама, бабушка, тётки… Валя, едва помнящая, что произошло недавно, огляделась. Совсем рядом лежала большая деревянная площадка, то ли дверь, то ли столешница, крепкая и тяжелая. Это она шлёпнулась плашмя прямо на канаву, где прятались дети. Сверху нападала куча обломков, камней, веток. Скорее всего, если бы не эта площадка, детей засыпало бы мусором с головой…
Когда Анна вечером вернулась из Москвы с учебы, её взору открылась жуткая картина… Анна стояла в начале улицы. Улицы Ленина, на которой они жили. На том самом месте, где недавно мать спрашивала её: Петровы или Свешниковы. На правой стороне улицы всё так же стояли дома и зрели яблоки на деревьях. А левой стороны улицы не было. Словно огромный бульдозер подчистую снес её с лица земли. Не было ничего. Всё, абсолютно всё, вместе с домом Петровых, с их так приглянувшейся Фёкле террасой, превратилось в руины.
***
Нужно ехать. Где-то тут метро должно быть. И что за дорога-то здесь? Когда починят? На скамейке сидит женщина, качает коляску. «Скажите, где здесь метро?» Женщина махнула рукой: «Там». Какая милая дама. «Спасибо, ласточка». И ноги потопали дальше. Её окружал город, машины, дома. А женщина с коляской печально смотрела ей вслед. Она-то была на даче, на участке тихого загородного дома, за высоким забором и мерно укачивала засыпающих близнецов – правнуков Анны. На крыльце появилась друга женщина, постарше.
- Опять пошла? – спросила она. – Как сил хватает по таким буеракам лазить. Здоровый человек давно все ноги бы переломал.
-Про метро спрашивала – откликнулась младшая. - В третий раз уже. Мам, может, ей памперсы покупать? – добавила она, глядя, как из-под юбки бабушки между расставленных ног хлынула струя мочи.
Её мать вздохнула.
-О, Господи! Уже ничего не спасает. Да, наверное, нужно.
Продолжение: