Платон нарочно не смотрел в сторону Алёны, но, проходя мимо машины, стоявшей напротив, краем глаза увидел отражение в стекле. Такие штуки он мог проделывать виртуозно: наблюдать за окружающими людьми, будто бы не обращая на них внимания.
Вот к чему он оказался абсолютно не готов, так это к своей реакции на увиденное. У Алёны был растерянный взгляд, а губы дрожали. Казалось, она из последних сил сдерживает слёзы.
Ну почему, почему ему нравится вот это вот всё: выглядеть холодным, бесчувственным чурбаном?! Неужели не стыдно настолько мелко отыгрываться на женщине, которая в положении? Тем более, Алёна носит его ребёнка.
Обогнув какой-то автомобиль, Платон молча вернулся обратно, нажал на брелок сигнализации и уселся в свою машину.
"Что ж, дружище, тебя можно поздравить! Вот оно, уже началось. В прошлый раз ты едва ноги унёс, чуть не остался здесь. И всё было прекрасно, пока ты не узнал о беременности Алёны..."
Увлечённый саркастическими мыслями, направленными в собственный адрес, Платон уже успел запамятовать, что ещё несколько дней назад вовсе не считал, будто у него всё прекрасно. Бесцельность существования и непонятная тоска одолевали его тогда.
"А теперь, когда ты увидел её, такую беспомощную и растерянную, начал быстренько растекаться сладким сиропом. Недалёк тот день, когда из тебя начнут вить верёвки. Вот, ты уже не смог проделать то, что сделал при вашей первой встрече, а это только начало!"
Платон не преувеличивал: вид беременной Алёны произвёл на него огромное впечатление, потряс и растрогал дальше некуда. А он, дурак такой, начал совсем не с того, с чего нужно было начать. Хотя, по правде говоря, Платон знать не знал, с чего тут можно начать. Не с вопросов же?
Нет, сейчас он точно не готов к серьёзному разговору, ему ещё дела принимать. А говорить не о серьёзном, а обо всякой ерунде - тем более не готов. Что сказать? "Ну как сама?" А то не видно, как!
Переставив машину в другое место, Платон, не глядя на Алёну и не сказав ни слова, быстро покинул парковку.
"Истеричка," - мысленно констатировал он, и этот эпитет он адресовал вовсе не Алёне.
* * * * * * * * * *
Нужно было срочно куда-то направить скопившуюся энергию, чтобы бурлящий в душе́ Платона адский котёл не рванул. Потому сразу после планёрки, на которой генеральный директор представила его руководящему составу компании, Платон пригласил к себе с отчётом Галину Эдуардовну Суховей, начальника экономического отдела.
Он помнил, как ненавидела его "Сухоцвет", как постоянно пыталась уязвить и принизить в глазах прежнего начальства. Как говорится: "Я не злопамятный. Я просто злой, и у меня хорошая память".
- Платон Васильевич, - откашлявшись, начала Галина Эдуардовна, устроившись за столом напротив Платона. В глазах её, помимо плохо скрываемого презрения, явственно сквозило замешательство. - Ваше руководство никак не обозначило тот факт, что к сегодняшнему дню должен быть готов отчёт за прошедшие месяцы, и я...
- Галина Эдуардовна, - удивлённо и холодно протянул Платон, прижав кончики пальцев одной руки к кончикам пальцев другой. - Мне казалось, что для такого профессионала, как вы, всё должно быть ясно без дополнительных распоряжений. Я, признаться, очень удивлён, и уже задаю самому себе вопросы. А не ошибся ли я? Не переоценил ли вашу компетентность?
- Платон Васильевич, - в глазах Галины Эдуардовны появилось ещё больше презрения и ещё больше растерянности. - Сегодня к концу рабочего дня подробный отчёт будет лежать на вашем столе. Приношу свои извинения.
- Надеюсь, - отрезал Платон. - Идите, Галина Эдуардовна, не смею вас задерживать. Вам предстоит большая работа, аврал. Так всегда бывает, когда откладываешь дела на последний момент.
Молча кивнув, Суховей встала и, держась очень прямо, пошла к двери. Платон же, вместо злорадства, почувствовал себя ещё бо́льшим негодяем.
Через пятнадцать минут двери кабинета распахнулись, и на пороге появилась Алёна, глаза которой сверкали, как у кошки. Правда, наткнувшись на взгляд Платона, Алёна сделала шаг назад, постучала в двери костяшками пальцев и преувеличенно вежливо спросила:
- К вам можно, Платон Васильевич?
- Совсем уже, Алёна? - устало спросил Платон. - Может, хватит? Я уже успел понять, насколько сильно ты меня презираешь, потому можешь не стараться так рьяно.
- Это я хочу спросить: может, хватит? - закрыв двери, Алёна вошла в кабинет и устроилась за столом напротив Платона. - Зачем нужно было устраивать разнос Галине Эдуардовне, прекрасному, компетентному специалисту, профессионалу? Ваша компания не присылала никаких требований. Нас просто поставили в известность о том, что приедет представитель компании и приступит к работе здесь. Я так понимаю, началась подготовка к слиянию? Точнее, к поглощению?
- Алёна, прости, но я уверен в том, что подобное предупреждение автоматически влечёт за собой все соответствующие требования. Я не подозревал, что е́ду в колхоз или в кустарную мастерскую, и общался с Суховей как профессионал с профессионалом.
- Она очень расстроена. Боится, что ты выгонишь её.
- Ни о чём подобном не было речи. Не знал, что она такая мнительная.
- Ты вообще знаешь что-нибудь об окружающих людях, Платон?
- Зачем мне знать об окружающих людях нечто, не связанное с работой? Меня интересует лишь профессионализм Галины Эдуардовны и своевременное выполнение ею должностных обязанностей.
- У Галины Эдуардовны на руках сын, сейчас уже взрослый, а вообще с рождения находится на инвалидности. Глубоко и неизлечимо болен. А бывший муж, так называемый отец, бросил жену и сына сразу, как только узнал о диагнозе ребёнка. Старенькая мама Галины Эдуардовны постоянно находится при внуке, пока дочь тяжело и много работает. А ещё Суховей никогда, ни разу не давала повода сомневаться в её профессионализме. Вот так, Платон. А ты что думал? Наверняка без сомнений принял все самые похабные версии, распространяемые грязными языками?
- Алёна, я и вправду не говорил Суховей ничего об увольнении, - мрачно ответил Платон. - У страха глаза велики. Но если этого мало, подойду к ней и попрошу не спешить с отчётом, дам три дня на подготовку.
- Подойди, - с облегчением кивнула Алёна. - Ведь ты же человек, Платон, я знаю об этом. Ты не машина.
- Интересно, почему тогда ты относишься ко мне, как к машине? - усмехнулся Платон.
Алёна вспыхнула, опустила глаза и закусила нижнюю губу.
Продолжение: