Навигация по всем частям книги
Утро
Назойливый звук становился все громче и громче. Сквозь утреннюю дрему я не мог различить его источник. Гул постепенно нарастал. Словно в мою сторону несется стадо диких лошадей, с каждой секундой становясь все ближе.
Сонное сознание пыталось сопротивляться неизвестно откуда взявшемуся звуку. По моей голове будто проходились шлифовальной машиной, которую мастера обычно используют для полировки досок.
Я с трудом разлепил глаза и, щурясь из-за лучей, пробивающихся сквозь светло-зеленые шторы, попытался найти источник разбудившего меня шума. Первым предположением, пришедшим в мою еще не собравшуюся по кусочкам после долгого сна голову, было то, что кто-то из соседей вновь затеял бесконечный ремонт. Я как мог напрягал слух, но звук был не похож на дрель, как мне показалось спросонья.
Затем я подумал о холодильнике. Может быть, этот старичок, доставшийся мне с неплохой уценкой из-за царапины на двери (спасибо неаккуратным грузчикам), доживает свой последний день?
Я натянул белье, сваленное в кучу возле кровати, и побрел на кухню. Холодильник стоял как ни в чем не бывало и никаких непривычных звуков не издавал. Только слегка побулькивал как гигантское животное, которое переваривает пищу после обеда. Значит, не холодильник. Но что тогда? Разбудивший меня звук продолжал гулять по квартире, отражаясь от стен, и даже не думал прекращаться.
Я подошел к окну и, отодвинув занавески, нашел наконец-таки причину моего раннего подъема. Ею оказалась обычная газонокосилка. Рабочий в сером комбинезоне умело управлял этой махиной, словно то была не громадная машина, в долю секунды срезающая траву подчистую вертящейся на бешеной скорости леской, а какая-нибудь клюшка для гольфа. Он размашисто, но методично водил ею из стороны в сторону, не пропуская ни одного сантиметра газона.
Знаете, всегда приятно наблюдать за человеком, исправно делающим свою работу. Пусть даже этот человек — газонокосильщик, а время — чуть больше семи утра. Он заметил мою голову в окне и выключил свою жужжащую, словно рой шершней, машину.
— Ох, простите, я вас разбудил? — спросил он, вытирая пот со лба тыльной стороной зеленоватой от травы ладони.
— Да не то чтобы, — мне хотелось съязвить, но я сдержался, — просто не каждое утро начинается с шума газонокосилки.
— Таковы уж мои обязанности. Трава-то вон какая вымахала! Вот и приходится кому-то ее косить, вы ведь понимаете?
— Понимаю, — поддакнул я ему.
А я ведь и правда понимал. Вряд ли этот мужчина по своей воле встал с утра пораньше и принялся шуметь так, словно вокруг на тысячу миль нет никого. «Интересно, сколько он получает за такую нехитрую работу?» — задумался я. Уж точно не миллионы. Это было заметно по одежде и по тому, как он вел себя. Обычный работяга. Честно делает свою работу за такие же честные гроши. На жилье-еду хватает, да и ладно.
— Сегодня будет чудесный день, — сказал он, мечтательно устремив взгляд вверх.
Я тоже поднял глаза и посмотрел на голубое небо, раскинувшееся над городом. Его словно только что спустили с какого-то небесного конвейера. Только вот облаков наштамповать забыли. Кто знает, может обычный небесный работяга, что отвечает за облака, сегодня немного приболел и взял отгул. Мол, поживут денек-другой без туч там, внизу, чай не обидятся. Обижаться было не на что — утро и правда выглядело многообещающе.
— И то верно, — ответил я.
Еще пару минут мы любовались ярко-голубым небом и, козырнув друг другу на армейский манер, вернулись каждый к своим делам. Он — к стрижке газона, я — к размышлениям о том, как бы провести этот неожиданно рано начавшийся день.
Возвращаться в постель не хотелось, хотя та ждала меня, стыдливо прикрываясь смятыми подушкой и одеялом. Чтобы не поддаться соблазну лечь голым телом на прохладную простынь и забыться сном, я решил постирать белье. Если закинуть его в машинку прямо сейчас, то к вечеру оно будет уже сухим. Несомненный плюс лета — так это то, что свежевыстиранная одежда сохнет на солнце в разы быстрее, чем промозглой осенью, когда воздух насквозь пропитан сыростью и гниющей травой.
Я аккуратно снял с подушки светло-голубую наволочку. Пришлось немного повозиться, чтобы достать одеяло, но зато белая простыня поддалась гораздо легче: я сдернул ее с кровати одним махом, словно фокусник — скатерть со стола. Теперь постель выглядела уж совсем одиноко. Я накинул сверху покрывало, чтобы не оставлять ее вот так, вероломно раздетую, сгреб в охапку постельное белье, загрузил стиральную машину и нажал на кнопку.
Автомат отозвался радостным писком. Что ни говори, а всем хочется быть при деле. Даже стиралке. Казалось бы, вроде, обычный предмет бытовой техники, но и та будто радуется, когда настает время поработать, и бодро совершает один оборот за другим.
Покончив с делами в ванной, я вернулся на кухню, чтобы сделать завтрак и заварить кофе. Было бы здорово перекусить где-нибудь в городе, как мы обычно делали это с сестрой. Но она уже больше месяца как обживается в новом городе, а я стараюсь избегать мест, которые навевают на меня тоску.
Память
Из приоткрытого окна тянуло свежескошенной травой. Запах, который не спутаешь ни с чем.
Где-то я уже слышал его. Закрыв глаза, я попытался вспомнить. Медленно, словно изображения на фотобумаге при проявке пленки, в сознании начали вырисовываться давно забытые образы.
Я стою в поле, сплошь покрытом желто-зеленой травой, которая доходит мне почти до плеча. На вид мне лет десять, не больше. Обычная майка, короткие шорты. Ноги обуты в изрядно потрепанные сандалики, а на голове — беспорядочные вихры. Ветер гонит по полю волны. Аромат клевера с привкусом мокрой земли щекочет мне ноздри.
Вдруг я срываюсь с места и бегу, что есть сил, навстречу ветру. Трава хлещет меня по щекам, ноги то и дело проваливаются в борозды, но я несусь вперед так, будто за мной гонится стая диких волков.
Конечно, никаких волков там не было. Те ни за что не выйдут в поле. Они прячутся в чаще леса, там, где чувствуют себя полноправными хозяевами, поджидая испуганных зайцев и азартных грибников, забравшихся слишком далеко. Но мальчишечье воображение — удивительная штука.
Со временем многие теряют этот дар. Он просто другими, более необходимыми для выживания во взрослом мире, способностями. В каком-то глобальном смысле это и есть адаптация. Эволюция мальчика в мужчину, если хотите. Так что, будучи взрослыми, уже не многие способны вообразить себе то, чего не существует на самом деле.
Я, например, уже не могу. Но тот мальчик из моего воспоминания все еще может. Он бежит по полю, стараясь обогнать ветер. Через сотню-другую метров трава начинает редеть, а земля под ногами становится тверже. Мальчик выбегает на обычную проселочную грязно-желтую дорогу и останавливается немного отдышаться. Он садится на землю и, тяжело сопя, осматривается по сторонам.
Я же, теперешний, в свою очередь, пристально наблюдаю за ним сквозь завесу воспоминания. «Ближе», — командую я своему сознанию и, словно видеокамерой, приближаюсь к мальчику почти вплотную.
С его лба стекают тонкие струйки пота, оставляя на немытых щеках продолговатые полосы. Он смотрит куда-то вдаль. Я следую за его взглядом, но не вижу ничего, кроме полоски леса, подернутой летней дымкой, какая бывает в особо жаркие дни. Моя «камера» возвращается к мальчику. Он увлеченно наблюдает за чем-то возле своей правой ноги. Присматриваюсь и я.
Ничего особенного — только пчела кружит над ярко-голубым цветком. «Василек», — всплывает у меня в памяти из ниоткуда слово. Наверное, именно так называется этот цветок. Полосатая пчела кружится над ним, не обращая внимания ни на ветер, ни на мальчишку, сидящего рядом. Просто усердно трудится, не отдыхая ни минуты. Для нее сейчас во всем этом мире нет ничего важнее этого цветка.
«Красиво, все-таки, они смотрятся вместе», — думаю я. Пчелка и василек. Василек и пчелка. Мне бы хотелось, чтобы так продолжалось до скончания времен. Чтобы они вместе встречали каждый день и радовались солнцу.
Но что-то подсказывает мне, что этому не бывать. Вдруг пчелка не переживет эту зиму и впадет в глубокую спячку, от которой уже не очнется? А василек, проснувшись по весне, очень удивится от того, что пчелка больше не прилетает. Он будет стоять там, не в силах пошевелиться и отправиться на поиски. Только, качаясь на ветру, покорно ждать своей участи, пока однажды, другой весной, уже сам не сможет очнуться ото сна.
Мальчик, сидящий рядом, пока не понимает этого, а я не собираюсь ему рассказывать о том, что ничего в этом мире не вечно. Он сам узнает это, когда придет время.
Запах летней травы становится настолько сильным, что у меня начинает кружиться голова и я, собравшись с духом, выныриваю из воспоминания, словно из-под толщи воды.
Я открыл глаза и нехотя проморгался. Кухня была абсолютно такой же, какой я ее помню. Кофе примостился у меня под рукой, а из окна, слегка колыша занавески, в квартиру пробирался ветер. Я не сразу понял, что изменилось, но через пару секунд до меня дошло: стало очень тихо. Газонокосилка больше не работала.
Работа, которой не было
Работы на сегодня не предвещалось. Редакция, от которой я обычно получаю заказы на статьи, переживала сейчас не лучшие времена. Помню как я только устроился туда шесть лет назад. Офис журнала располагался на последнем этаже старого дома неподалеку от центра. Закуток нашего отдела находился в мансарде с косыми окнами в деревянных рамах, из которых открывался вид на крыши соседних домов и утопающий в зелени парк.
Мне нравилось коротать обеденный перерыв на уютном балконе с невысокими коваными решетками, рассматривая жизнь внизу. Изо дня в день тысячи людей шли по своим делам даже не подозревая, что я наблюдаю за ними сверху. В ожидании очередного задания от шеф-редактора я сидел там, на балконе, потягивая кофе, и мечтал о том, что когда-нибудь у меня тоже будет свой журнал. Я думал об этом настолько всерьез, что даже начал подыскивать помещение и невзначай заводить разговоры с самыми перспективными на мой взгляд коллегами («Не хотели ли бы вы сменить работу?»). Но потом грянул кризис, и эта идея растворилась в воздухе, словно утренний туман с приходом солнца.
С тех пор я больше не думал о том, чтобы начать выпускать какую-либо периодику. Да и шутка ли — экономика рушится прямо на наших глаза. Тут не до журналов. Все мысли были только о том, как не оказаться на улице из-за того, что просрочил арендную плату. Тяжело пришлось всем, но мне, надо признаться, повезло больше многих.
Я был у руководства на хорошем счету и оказался практически единственным, кого не сократили. После череды увольнений нам пришлось съехать из того красивого офиса с видом на парк в помещение поменьше, до жути напоминающее типичную конторку частного детектива, какой ее обычно показывают в фильмах. Даже не думал, что такие существуют на самом деле. Пока не увидишь что-то собственными глазами — не поверишь.
Находиться в том офисе было невыносимо. Стены, выкрашенные в унылый серо-бежевый цвет, давили на меня. Окна, жалюзи на которых вечно заклинивало, выходили на переулок с мусорными контейнерами. Каждые пять минут я вздрагивал от звука летящего в бак пакета и бьющегося стекла. «Сколько вообще мусора могут оставлять за собой люди?», — думал я каждый раз, когда слышал очередное лязганье ржавой крышки бака. Хотя, наверное, я оставляю после себя ничуть не меньше.
Мусор, это ведь, такая штука, которую замечаешь, только когда он накапливается. Выкинул — и дело с концом. Уже не моя проблема. Если человеку показать сколько пакетов мусора он выкидывает за год, у него бы зашевелились волосы на голове. А так от этого выигрывают только сортировочные и перерабатывающие станции.
Спустя несколько месяцев работы в той жуткой бетонной коробке, я не выдержал. Хотел было уволиться, да начальник, с которым мы уже стали чуть ли не друзьями, предложил работать из дома, а в офис приходить когда потребуется. Делать было нечего — я согласился. Поначалу было непривычно, но втянулся я быстро. Теперь, можно сказать, сам себе хозяин. Просто сдавай вовремя готовый материал, а в остальное время занимайся чем пожелаешь.
Недавно я закончил статью о том, как живут люди, уехавшие из нашего города в поисках лучшей жизни. Пришлось немало потрудиться, проводя со всеми интервью. Результатом я был доволен, хоть он и наталкивал меня не на самые приятные мысли.
Вот ты просиживаешь годы напролет на одном месте и думаешь, что жизнь не меняется. Но она, кажется, кипит у всех, кроме тебя. Особенно остро я это почувствовал, когда опрашивал людей для статьи.
Все, как один, рассказывали истории о том, как они здорово устроились на новом месте. Один парень уехал в Италию, купил виноградник и теперь производит экологически чистое вино. Другой — отправился за океан, в Аргентину, купил несколько внедорожников, арендовал офис и теперь занимается тем, что показывает туристам местные красоты. Одна женщина не побоялась взять мужа с двумя детьми, купить билет в один конец в Австралию и организовать там волонтерский проект для животных.
«Надо же, — думал я, общаясь со всеми этими людьми, — а жизнь, оказывается, может быть интересной». Можно сказать, я даже немного вдохновился этими историями и представлял себя на месте этих людей.
Как слежу за побегами виноградной лозы и дегустирую первый урожай в сезоне; как увлеченно рассказываю толпе туристов в смешных походных жилетах, карманы которых набиты всякой всячиной, о горах; как перевязываю лапу кенгуру и несколько раз в день осматриваю местность вокруг приюта на предмет ядовитых змей.
Мне хотелось бы попробовать прожить все эти жизни, но это была не моя история. Чего хотел бы я сам? Это, пожалуй, тот самый вопрос, с ответа на который начинаются перемены. Но, пока я не нашел на него ответа, мне приходится только перебиваться неким подобием жизни и делать вид, что я доволен тем, что есть.
После этого материала во мне что-то переломилось. Я уже не мог по-другому смотреть на все, что окружало меня так долго и казалось нормальным. Такое часто случается с людьми: не знай они, какую возможность упускают — не будут и сожалеть. Но стоит только, хоть на секунду, приоткрыть им завесу в другой мир, так они захотят большего.
Живут же люди в глухих деревнях и понятия не имеют, какого это — жить в городе, где одновременно происходит миллион разных событий. Другие никогда в жизни и не задумываются о том, чтобы поехать посмотреть, какой на самом деле мир большой. Им просто это не нужно.
Люди, питающиеся только в недорогих кафе, не знают какими могут быть блюда в ресторане. Живущие на скромное пособие не представляют, какого это — не думать о деньгах и иметь возможность позволить себе что-то большее. Люди, которые никогда никого не любили, не знают, насколько можно быть близким с другим человеком.
Бóльшая часть людей даже не подозревает о том, что всю жизнь живет за занавесом, словно актер на замену, которому так и не суждено увидеть софиты главной сцены.
Хотеть большего, как мне кажется, совершенно нормально. Моя проблема в другом — я часто забываю об этом сам.
А, может, это психика выстраивает ловкие защитные барьеры, стараясь уберечь меня от переживаний. Ведь стоит мне только задуматься о том, что я нахожусь не там, где хотел бы, горькая смесь беспомощности и отчаяния захватывает меня настолько, что абсолютно все вокруг начинает казаться бессмысленным.
Если сильных духом людей такие мысли подталкивают к действиям, то меня, чаще всего, просто парализует. Гордиться тут нечем, но что есть, то есть. Вот и сейчас я пребывал в ступоре, от которого никак не мог избавиться.
Прогулки помогали мне немного развеяться, поэтому, не дожидаясь, когда газонокосильщик снова заведет свою машину, я сунул в карман ветровки кошелек и ключи от дома. Убедился, что дверь квартиры закрыта, вышел из подъезда и побрел куда глаза глядят без особой цели.
Я чувствовал, что где-то, совсем рядом, есть другая жизнь. Не был уверен, что именно в ней я буду счастлив, но очень хотел попробовать.
Странное чувство, конечно: быть недовольным своей жизнью, но не находить в себе сил что-то изменить. Все время казалось, что вот, еще чуть-чуть, и все вокруг перевернется с ног на голову и вот уж тогда-то заживем.
Время шло, ничего не менялось. Только уверенность в том, что где-то меня ждет другая жизнь, таяла, словно шарик мороженого, упавший на раскаленный июльский асфальт.
Парк
Неожиданно для себя я оказался у входа в парк. Такое со мной бывает довольно часто. Крепко задумавшись на ходу — ни с того ни с сего оказываюсь в каком-то месте, не особо понимая, как именно сюда попал.
Будто сознание отгораживается от внешнего мира, пока ноги выполняют свою чисто механическую функцию и переносят мое тело по спланированному маршруту. Таких случаев — тысячи. Задумавшись или сильно устав за день, люди приезжают в квартиру или дом, где жили раньше и соображают, что что-то не так только тогда, когда ключ застревает в замочной скважине и никак не хочет проворачиваться.
Я огляделся по сторонам, чтобы понять, где нахожусь. Улица казалась знакомой и, немного покопавшись в памяти, я понял, что дошел до парка, в котором проводил много времени еще будучи студентом. Конечно, за долгие годы городской пейзаж здесь изменился.
Одни деревья стали выше, другие — пропали вовсе, первые этажи зданий вокруг сплошь состояли из кофеен и недорогих закусочных. Припаркованные машины вдоль дороги были явно на порядок дороже тех, что стояли здесь во времена моего студенчества. Все меняется. Удивительно, что понять это можно только вернувшись в хорошо знакомое место спустя долгие годы. То, каким оно было, навсегда будет похоронено в памяти.
Делать было нечего, так что я заглянул в ближайший магазин на углу, взял банку пива, первый попавшийся под руку сэндвич с полки и, расплатившись наличными, направился вглубь парка. Расстелил куртку на манер пледа под одним из деревьев, где иногда коротал часы, прогуливая скучные лекции, открыл еще ледяное пиво и начал уплетать свою нехитрую еду, глазея по сторонам.
Я ожидал увидеть толпы студентов, но потом сообразил, что они, скорее всего, сейчас уже либо сдали сессию, либо уже разъехались на лето кто куда. Одни — навестить родителей, другие — на подработку. Мне это было только на руку.
Летним утром все парки в городе принадлежали собачникам и бегунам. Начиная с пяти утра то тут, то там можно было встретить либо неспешно прогуливающихся со своими питомцами людей всех возрастов, либо экипированных с ног до головы любителей пробежек. Собаки у меня никогда не было, да и бегать я особо не любил — уже через пятнадцать минут начинал задыхаться так, словно вообще разучился дышать, а сердце лезло из груди так сильно, словно вот-вот раскрошит ребра.
Я честно несколько раз пытался начать бегать, но тщетно. Забрасывал это занятие уже через неделю, потому что не получал от процесса ни малейшего удовольствия. А в чём смысл, если мне это не доставляет никакой радости?
Нравится бегать — бегай на здоровье. Но это не значит, что тогда ты будешь вправе осуждать людей, которые терпеть это не могут. Просто делай что нравится — и дело с концом. Хочешь — спи до обеда, хочешь — играй в онлайн-игры. Если это действительно то, что тебе нравится — никто и слова не скажет. Только будь честен в первую очередь сам с собой, чтобы не обвинять потом всех подряд в том, что ты не счастлив.
Мне вот нравится пить пиво в парке ранним летним утром. И, не скрывая это от самого себя, я имею возможность насладиться этим чудесным днем.
Мои размышления прервал громкий лай, и я автоматически резко повернул голову по направлению к звуку. На дорожке из мелкого гравия стояли двое собачников. Один из них пытался угомонить своего пса, который заходился лаем так, словно вот-вот был готов сорваться с цепи. Другой же, наоборот, оттаскивал свою собаку изо всех сил натянув поводок.
Они перекинулись какими-то словами, которые мне было невозможно расслышать из-за лая, и разошлись каждый в свою сторону. Первый парень, на вид примерно моего возраста, чей пес разогнал своим лаем стаю голубей, усердно клевавших что-то возле скамейки, не спеша пошел в мою сторону. Собака же довольно семенила рядом с ним, высунув язык от жары. Парень дошел по газону до тени, отбрасываемой точно таким же большим дубом, под которым сидел я сам, и сел на траву, достав из рюкзака бутылку воды. Сделал несколько глотков сам, и после напоил пса. Наблюдая за тем, как собака радостно лакает из его руки, разбрызгивая воду во все стороны, я ощутил, как сильно пересохло во рту, и сделал пару больших глотков пива.
Парень отцепил поводок и, достав яркий мячик, начал бросать его метров на десять от себя. Пес раз за разом смешно семенил по газону за игрушкой, а я без единой мысли в голове смотрел на эту умиротворяющую картину. Стоило мне только зашуршать пластиковой коробкой, чтобы достать вторую половинку сэндвича, как пес остановился, навострил уши, принюхался и ринулся прямо по направлению ко мне. Должно быть, услышал скрежет пластика или просто почуял ветчину, кто знает. В любом случае, мне оставалось только наблюдать, как расстояние между нами стремительно сокращается.
Владелец собаки, заметив, что его пес мчится на меня, резко вскочил с места и побежал в нашу сторону так быстро, словно хотел поставить новый мировой рекорд по стометровке. Я даже не успел опомниться, как пес уже оказался рядом со мной. В памяти еще была свежа картина, как он, оскалив острые зубы, лаял на другую собаку, так что я слегка напрягся и был готов к чему угодно. Я знал, что лучше не делать никаких резких движений и не бежать. Или это были правила на случай встречи медведя в лесу? В любом случае, я продолжил сидеть, как и сидел, держа сэндвич в руке.
На удивление, подбежав, пес лег передо мной на газон и, виляя хвостом, переводил взгляд с сэндвича на меня и обратно. «А, так вот в чем дело! — сказал я, успокоившись и поняв, что пес не собирается на меня нападать. — Хочешь кушать?». В этот момент, слегка запыхавшись, подбежал владелец.
— Ох, извините, пожалуйста! — тут же затараторил он, — не знаю, что на него нашло.
— Все в порядке, не переживайте. Проголодался, наверное?
— Наверное, — улыбнулся в ответ парень, поняв, что я не сумасшедший и не собираюсь поднимать панику.
— Ну что, дружок, хочешь, поделюсь кусочком? — сказал я, смотря в глаза псу.
Сейчас, когда он находился в каком-то полуметре от меня, я смог его разглядеть. Скорее всего, беспородный. Обычный такой, средних размеров пес, с лоснящейся черной шерстью и добрыми глазами.
— Можно, Джерри, можно, — скомандовал ему хозяин и тот с удовольствием взял протянутый кусок сэндвича с моей руки. Пока пес, развалившись возле меня на газоне, жевал угощение, парень сходил за рюкзаком, собрал игрушки и вернулся к нам. Джерри успел выпросить у меня еще пару кусочков.
— Я видел, как он не поладил с другой собакой. Что-то случилось? — спросил я, пока пес усердно работал челюстями, перемалывая хлеб, сыр, ветчину, салат и что там еще было в сэндвиче.
— Да нет, ничего особенного. Просто характер у него такой — людей любит больше, чем собак, — улыбнулся владелец. — Завидит другого кобеля и все, тут же начинает лаять. А к людям ластится, как видите. Может покусал кто в детстве, не знаю. Я же его из приюта забрал, а туда собаки явно не от лучшей жизни попадают.
— Это да, но в этом если кого и стоит винить, так только людей. Псам-то много не надо — корми, да играй. И они будут преданы тебе до конца жизни.
— Согласен, — задумчиво промолвил парень, почесывая Джерри за ухом. — Я ведь и сам-то, знаете, как-то больше собак люблю, чем людей.
— Значит, вы с ним нашли друг друга, — улыбнулся я.
— И то верно.
Я скормил псу все, что осталось от завтрака, смял коробку и развел руками, как бы показывая, что больше полакомиться нечем. Пес еще пару раз вильнул хвостом, облизал мне пальцы и посмотрел на хозяина. Мол, пойдем, пора уже. Парень пристегнул поводок к ошейнику Джерри, поднялся, отряхнулся и мы попрощались, пожелав друг другу хорошего дня.
Я смотрел как они удаляются и не мог перестать думать о том, что есть на свете собаки, которые больше любят людей, чем других собак, и люди, которые больше любят собак, чем других людей.
Усталость
Мне вспомнился один весенний день, утро которого я точно также провел в парке. День, когда сестра сообщила мне о том, что собирается уехать в другую страну. Несмотря на все ее заверения о том, что мы будем общаться как и раньше, этого не случилось. Мы не созванивались уже почти без малого три недели. «Надо же, — промелькнула мысль, — связь начала пропадать быстрее, чем я ожидал». Конечно, я мог с этим что-то сделать, если бы хотел. Например, сам звонить сестре по вечерам, больше интересоваться жизнью на новом месте и часами слушать ее рассуждения о трудностях адаптации. Если бы хотел.
Наверное, я бы мог сделать много чего, если бы хотел. В этом-то, пожалуй, и есть вся загвоздка. Чего именно я хотел было мне и самому непонятно. А как можно стремиться куда-то, когда пункт назначения — неизвестность?
Порой мне кажется, что я нащупал какую-то определенность. Тогда я начинаю медленно, шаг за шагом, продвигаться в этом направлении. Как покорители глубоких подземных пещер, насквозь пропитанных сыростью и многовековой тьмой, идут практически на ощупь, держась только за трос. Но на конце большинства моих веревок — пустота. Они просто обрываются, а я остаюсь стоять в кромешной тьме с обрубком в руках без малейшего ориентира. Так что приходится бросать одну веревку и нащупывать другую, в надежде, что она выведет на поверхность. Туда, где начинается настоящая жизнь.
«Вот было бы здорово, — думал я, — если бы на другом конце веревки нашелся кто-то, кто бы выдернул меня из этой темноты». Но, как и всегда, рассчитывать можно было только на себя. А сам я чувствовал себя крайне потерянным и как выбраться из этих бесконечных пещер не имел никакого представления. Просто просыпался каждый день с надеждой, что уж сегодня-то точно что-то измениться. Засыпая, менял в этой установке «сегодня» на «завтра» и продолжал ждать.
Несмотря на то, что времени было от силы десять утра, меня резко сморил сон. Виски́ пронзила какая-то тупая боль, будто сидевшая в засаде все это время и теперь решившая атаковать меня со всей силы. Может, дело было в пиве, может в горячем воздухе, который предвещал весьма знойный день, не знаю. Либо я опять слишком сильно погрузился в свои мысли, беспорядочно мечущиеся в голове словно мячики для пинг-понга, и устал уже просто от самого процесса размышления.
Странное, конечно, чувство. Вроде бы ты ничего особо не делал, чтобы устать, но чувствуешь себя словно выжатое досуха полотенце. И как от такого восстановиться? С усталостью от физического труда все понятно — поработал руками как следует, затем размялся и, с чувством удовлетворенности от сделанной работы плюхнулся на кровать, провалившись в глубокий сон. Все, на следующее утро как новенький.
А как отдохнуть от собственных мыслей? От них ведь никуда не спрячешься. Уснуть, чтобы ни думать ни о чем, всегда оказывалось беспроигрышным вариантом. Проблема в том, что это всего лишь временное решение, ведь после пробуждения мысли все равно возвращаются. Ждут, пока ты откроешь глаза, словно верный пес возле кровати, которому не терпится отправиться на прогулку. Но, даже зная об этом, я отправлялся спать каждый раз, когда мысли начинали слишком давить на меня. Потому что другого выхода пока не нашел.
Я заказал такси прямо ко входу в парк и через пятнадцать минут уже открывал ключами дверь квартиры. В комнате было светло и тихо. Как раз то, что мне сейчас было нужно. Я наскоро сполоснул лицо в умывальнике, разделся и прыгнул в кровать. Белье, которое я закинул утром в стирку, еще не успело высохнуть, но это было неважно. Что с ним, что без него — сейчас мне было абсолютно до лампочки. Единственное, чего мне сейчас хотелось, так это провалиться в глубокий сон, чтобы побыстрее наступило завтра.
Прекрасная погода
Август в этом году выдался аномально жарким. Солнце нещадно выжигало землю, от чего городские парки становились похожи на пустынную равнину. Людей же, не успевших спрятаться в наземный транспорт с открытыми нараспашку окнами или в обдуваемый прохладным потоком давно нечищеного кондиционера офисный зал, солнце тоже не щадило.
Они, словно диковинные зверьки, перебегали из тени в тень, а у каждого второго в руках была бутылка с водой. Что ж, хотя бы о том, что в такую жару нужно пить больше жидкости, мы еще помним. Хотя разве есть хоть один шанс забыть об этом, когда производители напитков неустанно напоминают об этом с каждого рекламного плаката?
Даже не знаю, чтобы мы делали без подсказок маркетологов о том, как людям надо жить, на чем ездить, что носить, чем питаться и как развлекаться. Наверное, просто были бы собой.
С открытого настежь балкона, вопреки всем моим надеждам, не тянуло свежим ветерком, поэтому в квартире стоял плотный запах большого города. Я медленно вдыхал его, пытаясь разобраться, из чего же все-таки он состоит. Привкус бетона, разгоряченного от утренних пробок, чувствовался ярче других. Сюда же примешивался запах выхлопных газов. С мусорки у дома тянуло бытовыми отходами. Что только люди не выбрасывают, пытаясь скрыть все это в непрозрачных черных пакетах.
Надежду урвать еще хоть полчаса сна в пух и прах разбили гудки машин за окном и протяжный вой сирены скорой помощи. Я нехотя встал с кровати и поплелся в ванную. После нехитрого ритуала отправился на кухню и, сам того не подозревая, начал создавать свои собственные запахи, которые примешивались к этому типично летнему городскому аромату. Первым делом я решил заварить кофе.
Пока вода закипала, я включил радио на первой попавшейся волне. Из колонок полилась какая-то попсовая песня, текст которой оказался не обременен особым смыслом. Видимо, это было именно то, что по мнению станции нужно было людям под конец лета. Вполне ожидаемо, ведь их задача — задавать слушателям хорошее настроение, чтобы это ни значило.
Как только чайник нагрелся до нужной температуры, я засыпал пару ложек молотого кофе в воронку, и начал аккуратно проливать его тонкой струей воды. По кухне разнесся знакомый аромат.
Я жадно вдыхал его, пытаясь хоть немного перебить оставшийся в воздухе городской запах, который, словно вор, пробрался в мою квартиру украдкой. Подождав, пока воронка прольётся и повторив эту процедуру ещё раз, я наконец перелил кофе в чашку и сделал первый глоток.
Рецепторы на кончике языка благодарно отозвались на привычный вкус, а мозг начал просыпаться, медленно поскрипывая. Словно древний механизм, который в последнее время забывали тщательно смазывать, и, теперь при каждом запуске он издавал протяжные лязгающие звуки, но упорно крутил свои шестеренки, приводя в движение всю систему.
Глаза открываются, в голове начинают бегать мысли, организм становится единым целым и готовится к долгому новому дню.
«Прекрасная погода стоит за окном сегодня, Билл», — раздался из динамиков голос диктора. «И не говори, Джон! Бросить бы все и поехать сейчас на пляж, — отозвался его напарник. — Но мы с тобой здесь, потому что кто-то должен работать даже в такой обалденный день. Так что, если вы слушаете нас сейчас и не знаете, чем себя занять — хватайте вещи и хорошо проведите время на природе. Оторвитесь там за нас с Биллом! Ну а мы остаемся в эфире и продолжаем радовать вас отличной музыкальной подборкой».
Я дотянулся до колонки и выключил радио. Чем заняться сегодня я и правда не имел ни малейшего понятия. Никто не говорит что делать в случае, когда особых желаний и каких-то планов нет.
Я вышел на балкон и устроился поудобнее в кресле, глазея по сторонам. Сосед выгуливал собак. Вот уже лет пять он, и в летний зной и в дичайший холод, выводит на свежий воздух двух лабрадоров. Судя по всему, были они из одного помета. Уж больно похожи друг на друга были эти игривые негодяи. Молодые, полные сил, они носились наперегонки, пытаясь увлечь хозяина в свою непонятную игру. Тот тоже был парень не промах. Постоянно приносил с собой разные игрушки, а если забывал, то брал с земли ближайшую палку и устраивал для собак настоящее состязание на скорость.
Изо дня в день я наблюдал за ними, смотрел, как лабрадоры превращаются из неуклюжих щенков в мощных собак, и ощущал себя частью их истории. Хотя они, наверное, и понятия не имели о том, что вот он я, из окна третьего этажа, наблюдаю за ними вот уже который год.
Нужно было срочно придумать себе занятие на день. Проводить весь выходной в кровати, совершая набеги на полупустой холодильник мне совсем не хотелось. Чтобы было чем наполнить этот день — сперва нужно было выйти из дома. Не потому, что так сказал неизвестный мне радиодиджей, а потому что я сам так хочу.
В теории все это, конечно, звучит прекрасно. Но вот на деле собраться с духом, натянуть джинсы, свежую футболку и повернуть ключ в двери, которая ведет в большой мир снаружи, гораздо труднее. Я давно уяснил для себя одну простую вещь: первая мысль, желание, интуиция — называйте как хотите — самая верная штука. Так что если, проснувшись утром, я чувствую непреодолимое желание прямо сейчас выйти из дома, то стараюсь ему следовать.
Если бы я увлекался эзотерикой и мистицизмом, то наверняка бы считал, что таким образом высшие силы направляют меня на истинный путь, которому я непременно должен следовать.
Но я далек от различного рода убеждений, особенно, религиозных. Во что я действительно верю, так это в эволюцию и интуицию. По-настоящему хорошей интуицией обладает не так много людей. Не знаю, из их я числа или нет. Я ведь не могу залезть в голову другим и узнать, так же они предчувствуют события как и я, или делают это абсолютно на другом, запредельном для меня уровне. Хотя, даже задумываясь о таком и размышляя о возможных уровнях интуиции, я одной ногой уже ступаю на шаткое философское плато, выбраться из которого потом будет практически невозможно.
С другой стороны, что отличает человека от животного? Разум. Способность думать в самом глобальном смысле этого слова. Люди — единственный вид на Земле, который знает о своей смертности. Может, поэтому мы так боимся всего. Не знай мы, что способны умереть в любую секунду, проживали бы свои жизни совсем иначе.
В то же время людей на безумные поступки толкает только одна сама мысль о том, что жизнь единственная и она конечна. Тяга к чему-то новому вытатуирована у нас на подкорке. Именно любознательность толкает нас на какие-то действия, хотим мы этого или нет. Некоторым достаточно того, что они имеют, другие же — вечно ищущие натуры, которым всегда мало.
Не удивительно, что именно мечтатели и те, кому не живется обычной спокойной жизнью, двигают цивилизацию вперед. Сопротивляться исследовательским порывам — закопать себя заживо в рутине.
Можно прожить жизнь правильно, а можно так, как ты хочешь. Но это тернистый путь, друг мой, на котором тебя поджидают как счастье, так и разочарование, сменяющие одно другое, словно караул. Какой бы путь не выбрал человек, вряд ли он будет доволен своей жизнью на сто процентов. Так уж мы устроены — всегда найдем о чем сожалеть.
За этими размышлениями и закончилась моя утренняя чашка кофе. Запахи в квартире перемешались так сильно, что уже нельзя было различить отдельные нотки. Все смешалось в какой-то смрад, от которого невозможно было укрыться. Этот запах преследует меня от самой двери подъезда до выхода из метро возле помпезных врат главного железнодорожного вокзала, откуда я решил сбежать в пригород, подальше от городской суеты.
Билет на поезд
В такие дни я обычно ездил к морю. Добираться до него было не больше двух часов на электричке, которая два раза в день увозила сотни таких же искателей тишины и покоя, как я, на встречу с пронизывающим соленым ветром. Больше всего я любил наведываться к побережью в пасмурные осенние дни. Плотность людей на пляже в такую погоду становилась крайне мала, и я мог спокойно поразмышлять о жизни, не отвлекаясь на возгласы взволнованных матерей, чьи дети либо по шею зарывались в песок и отчаянно вопили, когда тот попадал им в глаза, либо развлекались тем, что собирали принесенный волнами мусор.
В хорошую погоду на пляже довольно часто можно было встретить шумные компании молодежи, которые облюбовали для тусовок место возле выступающей из моря черной скалы. Они собирались там и пили нелегально купленное пиво и танцевали под громкую музыку, доносящуюся из портативных колонок. Их звонкий смех изредка долетал и до меня, когда я, примостившись на одном из лысых холмов, переворачивал одну за другой страницы принесенной с собой книги.
Мне нравилось, как пахло то побережье. Особенно в дни, когда ветер с моря приносил едва уловимый запах рыбы и вполне себе явный аромат прибрежных водорослей. Когда погода стояла сухая и жаркая, как сегодня, ветра практически не было. Будто он тоже сдавался под натиском рекордных показателей термометра и копил силы до лучших времен.
Ближайшая электричка отходила через пятнадцать минут. Подходя к кассам, я увидел в одной из них знакомую седую голову старика, который запал мне в душу с самого первого раза, как только я его увидел. Несмотря на то, что выглядел он уже весьма почтенно, глаза его были невероятно живыми.
С первого взгляда было ясно, что за все прожитые годы они ничуть не угасли и были такими же ясными и любознательными, как и в молодости. Первый раз, когда его пронзительные голубые глаза сверкнули на меня поверх деревянной стойки, разделяющей кассы, я даже слегка оторопел. Будто кто-то решил подшутить и нарочно вырезал эти глаза из модного журнала, поместив их в этот типичный городской вокзальный коллаж.
Этот паззл отказывался складываться у меня в голове в единую картину, и я даже ненадолго забыл, где я и что делаю. Придя в себя, я наконец-то смог выдавить из пересохшего рта нужное мне направление и время. Старик понимающе кивнул и с энтузиазмом принялся что-то вбивать на компьютере, проверяя, остались ли еще свободные места на ближайшую электричку.
Он словно понимал, как мне было важно попасть туда именно сейчас. Потому что, найдя свободное место, он, кажется, обрадовался не меньше меня и его глаза, как мне показалось, засветились еще ярче. С тех пор я, собравшись вновь наведаться в гости к соленому ветру, покупаю билеты только в этой кассе.
Второй слева. У человека с самым ярким взглядом на этом шумном вокзале. Не знаю, как его зовут, сколько ему лет, где он живет и ждет ли его вечером дома жена, но, если честно, я и не хотел этого знать. Мне достаточно было того, что эти живые глаза на морщинистом лице старика, вселяли в меня особый вид надежды. Надежды на то, что и во мне жизнь еще не угасла.
Вот и сегодня, его пронзительный взгляд встретился с моим. Должно быть, он уже запомнил меня, потому что загадочно улыбнулся и, сказав что до отправления нужной мне электрички остается еще пятнадцать минут, а погода сегодня для прогулки на пляже великолепная, начал выписывать билеты, хотя я даже не успел произнести ни слова. Я взял билет по маршруту «море-туда-обратно» и отправился на платформу.
Поезда завораживали меня в юности, но нынешние вагоны всё чаще навевают на меня тоску. Но хотя бы не нужно было думать о том, где припарковать свою старенькую «Тойоту» возле битком забитого пляжа. И, разумеется, прихватить пару банок пива в дорогу. То была редкая возможность отвлечься от городской рутины, так что ничего предосудительного в том, чтобы пить в свой выходной я не видел. Нужно просто знать меру.
Кажется, ни разу не напивался до полусмерти. Всегда вовремя умел сказать «нет». Не знаю, правда, помогает мне в жизни этот принцип или наоборот, лишает меня сотни забавных и невероятных историй, которые могли бы произойти, оставшись я на еще один бокал, а не уйдя домой, пока веселье еще в самом разгаре. Кто знает.
Судя по рассказам моих друзей, я многое пропускаю. В такие моменты я все время думаю: «Какого черта?». Получается, что мы запоминаем один и тот же вечер абсолютно по-разному.
Я помню его довольно обыденным: несколько кругов напитков в баре, разговоры, приправленные толикой воспоминаний о былом, да и только. Друзья же потом рассказывают мне невероятные истории, которые произошли после моего ухода. Будто все веселье начинается ровно тогда, когда за мной захлопывается дверь такси. А может, так оно и есть. И это вовсе не случайность, а детально проработанный план. Может, мои друзья воспринимают меня как человека, с которым невозможно веселиться так, как они того бы хотели. Осознавать это довольно паршиво. Поэтому я продолжаю верить в то, что все это — не более, чем просто дурацкое совпадение.
Задумываясь о разном, я не замечаю, как проходит время. Бывает, я погружаюсь в мысли настолько сильно, что пропускаю нужную остановку в метро или прохожу пару лишних кварталов. Если что-то захватывает мое сознание, то оно вытесняет практически все остальные мысли.
В такие моменты я могу казаться со стороны особо рассеянным и потерянным, а может, даже грустным. Но впечатление обманчиво. На самом деле, я где-то глубоко в своих мыслях распутываю тугие клубки воспоминаний, аккуратно выуживая оттуда выводы, как нитки из старого свитера.
Вагон
Электричка тянула меня и еще с пару десятков пассажиров на юг, к побережью. Утренний час пик, когда пригородные поезда становились похожими на банки с сардинами, уже прошел.
В будни эти маршруты были забиты до отказа служащими, спешащими из пригорода на работу. Каждый день с понедельника по пятницу они стабильно заполняли вагоны. Скорее всего, большинство из них уже знали друг друга в лицо, ведь они вместе ехали минимум час до города, и еще столько же вечером в обратном направлении.
Я бы вряд ли так смог. Жить в пригороде и работать по графику, тратя чертову кучу времени на дорогу. Чтобы жизнь прошла в рассматривании мелькающих картинок за окном. Хотя, если задуматься, я трачу на дорогу на работу ничуть не меньше. Разница лишь в том, что эти ребята видят каждый день уютные станции небольших поселений, да ребятишек, гоняющих овец в поле, а я же вижу только каменные своды тоннелей из вагона метро. Каждый человек в этой угрюмой толпе сосредоточенно молчит, уставившись на поручни, с головой уходит в книгу, или притворяется спящим.
Практически каждая поездка на метро в час пик заставляет меня все чаще думать о том, чтобы перебраться из этого переполненного города в местечко поспокойнее.
Невыносимо спертый запах метрополитена проникает в мои легкие, становится частью меня и, кажется, я уже никогда не почувствую ничего, кроме этой дикой смеси сырости, пота и чьих-то дешевых духов. Но вот объявляют мою станцию. Я выхожу и попадаю в стремительный человеческий поток, который несет меня к выходу. Даже не сопротивляюсь, потому что вырваться из него практически невозможно. Только оказавшись на улице, я могу набрать воздух полной грудью и, наконец-то, отвлечься. Пройдясь немного, я забываю и о тесном вагоне, и о затхлом воздухе, что томится под сводами метро, и о своем желании переехать.
Память — удивительная вещь. По крайней мере, моя. Я с такой легкостью забываю плохие моменты, что, кажется, их и не было вовсе или они произошли не со мной.
Хотя никуда не деться от того, что любое неприятное событие оставляет невидимый шрам, в первую очередь, на сердце. Его не видно никому кроме тебя. Рубцы от порезов на коже затягиваются довольно быстро — в большинстве случаев остаются едва заметные светлые полосы, на которые даже внимания не обратишь, если не приглядываться. Но если бы каждая боль, что переживает человек, оставалась шрамом на теле — к концу жизни мы были бы покрыты ими с ног до головы.
Так что я благодарен хотя бы тому, что моя память умеет со временем стирать боль, словно прибой — следы на песке. Не копить же обиды вечно. Предпочитаю оставлять в своих пыльных ящиках подсознания только приятные воспоминания. Места там еще предостаточно.
До побережья оставалось всего пара станций. То ли мое воображение подшучивало надо мной, то ли я правда чувствовал, как воздух в вагоне электрички постепенно меняется.
Городской смог, что мы успели подцепить на вокзале, улетучился, уступив место запаху летних полей и цветущим вдоль дороги кустарникам. Я даже мог уловить в воздухе едва слышимые нотки морского ветра. Или, может быть, мне почудилось — настолько сильно скучал по побережью. Не был там, кажется, с прошлой осени.
Да, точно. Последний раз я сел на эту электричку в ноябре. Дни тогда становились все короче, а туман и мелкая изморось стали привычной нормой. Утро с каждым днем приходило все с большей неохотой, словно потерявший мотивацию офисный сотрудник. На исходе пропахшей сыростью осени тоска может стать невыносимой. Порой я удивлялся, как быстро с приходом зимы забывается, что еще недавно господствовало жаркое лето, а буквально пару недель назад ты приминал ботинками сухие опавшие листья в парке, наслаждаясь последними теплыми деньками на ближайшие полгода. В тот ноябрьский день, наблюдая за редкими выглядывающими из утреннего тумана деревьями, что проносились за окном электрички, я дал себе обещание не поддаваться унынию и не забывать о том, что приближающаяся зима — это всего лишь небольшой отрезок времени, который надо переждать с минимальными потерями.
Громкий голос машиниста объявил нужную мне станцию. Еще несколько человек зашевелились, готовясь к выходу. Я, конечно, не надеялся, что буду один на один с шумом морских волн в этот жаркий день, но все-таки, почувствовал, как мой рот слегка скривился. Это случилось настолько непроизвольно, что я даже сам слегка удивился.
То есть, первая реакция, которую выдало мне мое подсознание на возможный факт переполненного пляжа и толпы людей — это отвращение и презрение? Так предсказуемо.
Я всегда старался избегать популярных мест. Тех, что рекомендовали мне друзья, например. Особенно, когда рекомендаций становилось слишком уж много. Я не хотел идти куда-либо уже из принципа и становился настолько предвзятым, что даже у действительно хорошего места было бесконечно мало шансов мне понравиться. А что касается пляжа… С чего вообще я взял, что буду там единственным человеком? Мне бы, конечно, хотелось какого-то уединения, но то что это было бы уж и важно.
Я всегда мог отрешиться от происходящего где угодно, будь то шумная вечеринка или заднее сиденье такси, везущее меня через ночной город. Эта способность неплохо помогала мне в ситуациях, когда нужно было отвлечься. Я словно попадал в какой-то свой мир, от которого у окружающих не было ключей, ведь никакой двери я для них не придумал.
Оказавшись там, мне становилось ясно, что любой человек вокруг меня, по сути, точно также находится в своем каком-то вымышленном пространстве и ему нет до меня никакого дела. Так что я могу быть собой. И он тоже может быть собой. Люди в вагоне, спешившие на пляж — такие же, как и я. Им, может быть, тоже нравится думать о прошлом, настоящем и будущем, потягивая холодное пиво на берегу моря. Я не уникален.
Книги на сдачу
Выплюнув нас на станции, электричка понеслась дальше по привычному маршруту. Интересно, как себя чувствует машинист, вот уже сотню раз видавший одни и те же пейзажи? Не устает ли он от однообразия за окном и не тянет ли его дернуть ручной тормоз где-то в бескрайнем поле, в попытке разрушить годами отлаженную систему? Да кто его знает. Четкое железнодорожное расписание просто не даст ему шанса на подобного рода выкрутасы. Изо дня в день он точно знает где и во сколько окажется, сколько там пробудет, и когда настанет время ехать дальше.
Я сошел со ступенек и направился прямиком к небольшому магазину все-в-одном, который находился поодаль от станции. Практически на каждой остановке есть такие. Как правило, это не огромные сетевые супермаркеты, которые можно встретить в крупных городах на каждом углу, а небольшие уютные магазинчики, открытые местными.
В таких витает особый дух. Чего-то настоящего, живого, хоть и слегка затерянного во времени. Вот и этот магазин был одним из таких. Владельцем был средних лет мужчина. Иногда я видел, как его дети помогали разгружать ящики с новыми поставками, но, в летние месяца чаще всего их можно было застать на пляже. Они запускали воздушного змея и носились друг за другом, визжа и хохоча, а их звонкие голоса отскакивали от блестящих волн и уносились куда-то вдаль, тонув в криках чаек.
Сам же отец коротал свои дни за прилавком и с приветливой улыбкой встречал каждого посетителя, если не был занят распаковкой вновь прибывшего товара. Летом солнечный свет пробивался сквозь большое окно магазина, заливая ближайшие к нему витрины с продуктами и товарами первой, второй и всех остальных необходимостей. Зимой это же самое окно служило чуть ли не единственным источником света на подходе к станции, не считая пары фонарей над главным входом в зал ожидания пассажиров и манило к себе, словно маяк на берегу сурового северного моря.
Настоящий маяк, кстати, был неподалеку отсюда. Каких-то минут тридцать пешего ходу по берегу, и можно было оказаться у подножия старенького, но все еще работающего «Высокого прибоя» — единственного маяка на десятки километров в округе.
Зайдя в магазин, я очутился в привычном окружении жвачек, шоколада, леденцов, батареек, игральных карт и прочего разномастного хлама возле касс. Маркетологи не зря окрестили товары в прикассовой зоне «импульсивными покупками». Ты и знать не знал, что тебе нужен лотерейный билет, например, пока не подошел расплачиваться и твой взгляд не упал на этот несчастный кусок бумаги, который может сделать тебя миллионером.
Думаю, все вы слышали невероятные истории о том, как на последние деньги человек купил вот такой билет в надежде на лучшую жизнь и, стерев защитный слой, обнаружил там джек-пот. Даже за вычетом непомерных налогов у него осталось достаточно денег, чтобы безбедно прожить остаток своих дней. Но не все готовы к такому неожиданному богатству, хотя и непомерно жаждут его.
Я слышал, что многие из них так и нашли достойного применения своему выигрышу, а спустили его подчистую. Кстати, практически каждый из этих счастливчиков потом покупал еще один лотерейный билет в надежде вновь сорвать куш.
Признаюсь, я тоже несколько раз поддавался этому ажиотажу вокруг лотерей. Думал: «Ну, а чем черт не шутит?». Но максимум, что я обнаруживал в своей скретч-карте — это еще один бесплатный лотерейный билет. А вот следующий был уже без выигрыша. Так что я благодарил продавца и смущенно топал дальше по своим делам, проклиная себя за то, что вновь позволил себе эту слабость.
Лавируя среди полок с чипсами, влажными салфетками и приправами, я направился вглубь магазина к холодильникам с пивом. Долго я не выбирал, да и особо было не из чего. Прихватив пару банок привычной марки, которые можно найти даже в таком захолустье как это, я направился к кассе.
Передо мной в очереди оказалась семейная пара почтенного возраста. Мужчина был одет в простые шорты и льняную рубашку небесно-голубого цвета, а его спутница — в старенькое, но стильное летнее платье и соломенную шляпку с синим платком, из-под которой выглядывал аккуратно собранный пучок серебристых волос. С собой у них была потертая плетеная корзина для пикника и цветастый плед. Женщина расспрашивала хозяина магазина о безопасности какого-то солнцезащитного крема, что продавался у них, а муж, тем временем, одни за другими примерял солнцезащитные очки, сосредоточенно рассматривая себя в небольшом зеркале, висящем возле кассы.
Я невольно умилился: здорово, что даже прожив вместе столько лет, люди выбираются куда-то провести время вдвоем, вместо того, чтобы запереться дома в окружении накопленных годами вещей. Я решил не лезть вперед со своими незатейливыми покупками и дать им возможность завершить свои дела в темпе людей их возраста. Мой взгляд снова упал на ряды жвачек, конфет и прочей мелочи.
Держи я свой магазин, у меня возле кассы стояли бы книги. Возможно, я бы раздавал их просто так. Мол, «Извините, не могу сейчас разменять вам эту купюру, касса еще совсем пуста, утро, сами понимаете, но не хотите ли взять “Марка Твена” на сдачу? Не по вкусу Джек Лондон? Тогда попробуйте новый роман Мураками. Очень свежий, на той неделе только напечатали».
Пока я фантазировал о том, какую пользу приносили бы обществу книги, размещенные возле касс, подошла моя очередь.
— Сегодня прекрасная погода для размышлений на пляже, — подмигнул мне владелец магазина, глядя на мои незамысловатые покупки.
— Что ж, надеюсь на это. В городе слишком душно.
— У нас тут, на окраине хорошо. Пахнет волнами, да полынью, — задумчиво ответил мужчина. — Не пожалеете.
Улыбнувшись, я расплатился завалявшимися в кармане мятыми купюрами. Мы пожелали друг другу хорошего дня, словно старые добрые соседи, и я покинул этот последний оплот цивилизации между станцией и морем.
Берег
К пляжу вела узкая тропинка, по обеим сторонам которой росла высокая трава. Когда налетал особо сильный порыв ветра, она щекотала мне руки. Летом этот путь был похож на какой-то волшебный коридор, зимой же, напротив, производил довольно унылое впечатление. Могучая трава иссыхала, не сумев противиться натиску природы, а декабрь заботливо укрывал ее толстым слоем снега, отчего пляж становился похож на диковинную белую холмистую равнину. Но весной, несмотря ни на что, трава вновь оживала, освобождалась из ледяного гнета и, казалось, стремилась к небу с новой силой. С каждым годом, что я приезжал сюда, она становилась все выше и выше. Вот и сегодня, виляя по этой тропинке и успев набрать уже полные кеды песка, я заметил, что трава доходила мне уже почти до плеча.
Минут через пять заросли начали редеть, а в воздухе все отчетливее чувствовалась соль. Порывы ветра становились все сильнее. Я уже практически бежал вперед, в ожидании момента, когда сквозь траву начнет проглядывать синяя полоса моря. Долго ждать не пришлось. Мгновение — и я вынырнул из объятий колосящейся зелени на песчаный пляж.
Народу, насколько я мог прикинуть на первый взгляд, было немного. Точнее, его было меньше, чем я ожидал. В такой погожий летний день, как сегодня, на пляже было обычно не протолкнуться. Повсюду лежали полотенца, надувные детские игрушки, велосипеды, солнцезащитные крема и, непосредственно, сами отдыхающие.
При виде такой картины первым моим желанием всегда было развернуться и уйти. Я понимал, что не в праве желать пустынный морской берег для себя одного, но все-таки, где-то внутри теплилась надежда найти такой. Поэтому, когда пляж был переполнен, я просто брел вдоль кромки воды до места, где мог бы пристроится, не боясь быть обрызганным чьим-то ребенком, который сломя голову несется из пенистых волн на берег за очередной порцией сладкого сока.
Как я говорил, сегодня, на удивление, было немноголюдно. В кедах уже не было смысла, так что я аккуратно снял их и ступил голыми ногами в теплый рыхлый песок.
Постояв так с минуту и дав ступням привыкнуть, я медленно побрел вперед, туда, где разбивались о берег волны и откуда тянуло едва различимым запахом водорослей. Пиво в рюкзаке плескалось в ритме моих шагов, крикливые чайки то и дело проносились над головой, а ветер трепал мои волосы, словно игривый пес.
Я присмотрел себе симпатичный, еще никем не облюбованный холм неподалеку от кромки воды и, расстелив на нем принесенное с собой полотенце, наконец-то сел и по щиколотку зарылся ногами в песок, который на глубине сантиметров десяти от поверхности оказался довольно прохладным.
В рюкзаке меня терпеливо дожидалось пиво, правда, успевшее слегка нагреться, пара исписанных ручек и сменные шорты. Черт, я был уверен, что взял с собой книгу! Это ведь был мой изначальный план: приехать к морю, взять банку-другую и читать под крики чаек, пока солнце не начнет клониться к горизонту. Как я мог забыть книгу дома? Можно было бы, наверное, прогуляться обратно до магазина у железнодорожных путей, только вот там найдется разве что свежая газета, да парочка глянцевых журналов. Читать ничего из этого у меня не было ни малейшего желания, так что я начал просто растерянно глазеть по сторонам.
Кто только не приходит летом на пляж. А вот стойких любителей морского побережья, которые готовы приезжать сюда даже в ноябре, когда горизонт затягивает тучами, а воздух становится полупрозрачным и подернутым мелкой изморосью, не так уж и много. Но я был одним из них.
Мне нравилось наблюдать, как осень берет свое и как быстро забываются погожие летние деньки, которым, казалось, не будет конца. Уже начиная с сентября, с пляжа, словно по волшебству, пропадают энергичные дети и их вечно обеспокоенные и уставшие матери, а шумные компании подростков по осени перебираются в бар или чей-то дом, продолжая взрослеть уже там.
По осени на побережье приходят самые стойкие или те, кто делает это по привычке. Бегуны продолжают наматывать километры вдоль кромки воды вплоть до самой зимы, а владельцы собак так и вовсе выпускают порезвиться своих любимцев на пляже независимо от сезона.
Сегодня же возле моря кипела жизнь. Я продолжал делать глоток за глотком и размышлять о том, будет ли кто-то из тех людей, что собрались здесь в этот день, возвращаться сюда в промозглом октябре. Мой взгляд зацепился за знакомые очертания вдалеке. Это была пожилая пара, что я встретил в магазине с полчаса назад. Они также, как и я, нашли спокойный островок неподалеку от берега и расстелили плед на прогретом солнцем песке. Пока мужчина сосредоточено доставал из походной корзинки столовые приборы, женщина наматывала круги вокруг него, вооружившись кремом от загара.
Запахи моря
Банка в руке стала подозрительно легкой. Пригубив еще пару раз я обнаружил, что незаметно для себя опустошил ее, и даже слегка захмелел. Пора было немного пройтись, чтобы стряхнуть с себя сонливость, которая всегда накатывает на меня после первых глотков.
Я поднялся, свернул полотенце и слегка потер ступнями друг о друга, чтобы смахнуть прилипший к ногам песок. Надевать обувь не было никакого смысла, так что я кинул свои нехитрые пожитки в рюкзак, отправив туда же пустую банку, и огляделся. Народу на пляже становилось все больше. Тут я вспомнил о маяке, который находился в получасе ходьбы отсюда. Достаточно, чтобы всем этим людям было лень туда идти, но мне это было только на руку. Я не спеша побрел на запад, оставляя позади гул, что создавали посетители пляжа, словно рой взволнованных пчел.
Краем глаза я заметил, что небо слегка потемнело. Оно уже не так ярко отливало бирюзой и то тут, то там начинали появляться тучки. Не белые невесомые облака, беззаботно проплывающие над головой в погожий летний день, а такие, что намекают о скорой непогоде.
«Кажется, Джон, сегодня ты налажал. И это по-твоему хорошая погода?», — мысленно обратился я к диктору радиостанции, который ранее этим утром призывал всех отправиться на природу и сетовал, что им придется провести день в плавящемся от жары городе.
Никогда нельзя полагаться на прогноз погоды. Скажем, задумал ты пойти на пляж, но услышал, что обещают дождь (хотя ничего за окном не намекает на это) и в твою душу тут же закрадываются сомнения. Так что в большинстве случаев ты остаешься дома. А дождя так и не было. Метеорологи ошиблись, а ты упустил прекрасный шанс провести день вне бетонных стен. Ну и кто тут виноват? Хотя, бывает и наоборот. Все слишком непредсказуемо. Для себя я давно сделал вывод, что смотреть прогнозы — пустое занятие. Очень не хочется, чтобы что-то влияло на мои решения и ограничивало, какую-никакую, но все же свободу выбора.
Стоило отойти от центрального пляжа на полкилометра, как я остался один на один с волнами и чайками. Тем, чьей целью было приобрести мало-мальский загар к концу сезона, да сделать пару снимков на фоне заката, не было смысла удаляться от входа на пляж. Достаточно было пройти пару метров, кинуть полотенце и поджариваться под лучами палящего солнца, периодически обновляя крем на нежных кожных покровах.
Мне было только на руку то, что на запад от пляжа практически никто никогда не хаживал. Я мог спокойно брести, поглядывая на редкие пучки пробивающейся сквозь мелкий песок травы, и пытаться оттянуть тот момент, когда электричка утянет меня обратно в пыльный и душный город.
До носа то и дело долетали запахи, каких никогда не найдешь среди стекла и бетона. Можно ли вообще описать словами, как пахнет море? Вряд ли. Но почувствовав его раз, уже не спутаешь ни с чем.
В такой жаркий день, как сегодня, оно пахло спокойным прибоем, молодыми водорослями и немного, почему-то, сардинами. Кажется, я никогда не пробовал сардины, но в моем воображении они пахли именно так. Говорят, бывает так, что рыба, особенно речная, пахнет илом. Получается, что она вплоть до хребтовых костей провоняла частью своей экосистемы. Значит мы не особо-то и отличаемся от этих самых пресноводных рыб. Тоже пропитываемся насквозь своим окружением. Хорошо хоть, что мы вольны выбирать его или, по крайней мере, хотим так думать.
Дождь
Тяжелая капля дождя упала мне на плечо. За ней другая, третья, а затем и сотни других. Они пронизывали песок словно дырокол — тонкий лист бумаги. Не успел я оглянуться, так весь пляж вокруг меня окрасился в темно-бурый цвет.
Я наскоро обулся и, собрав свои нехитрые пожитки, поспешил обратно к станции, подгоняемый внезапно озверевшим ветром. За спиной перекатывались глухие громовые раскаты, словно кто-то рассыпал по небу разом сотни шаров для боулинга, и теперь они ухали по крепко сбитому деревянному полу. Погода злилась на людей, а я — на то, что мои планы полетели к чертям.
К тому времени, как я добрался до путей, на мне не осталось ни одной сухой нитки. Кеды были — как болото. В них я прошлепал до здания. Вода стекала с волос, превратившихся под тяжестью влаги в сосульки, и звонко падала на кафельный пол придорожной станции.
— Вы как раз вовремя! — бодро воскликнул мужчина в кассовом окне, — Ближайший поезд до города отходит через пять минут. Вам один билет?
— Спасибо, у меня уже куплен обратный, — ответил я, про себя надеясь, что билет не превратился в бесполезный размокший кусок бумаги.
— Хорошо. Поезд подойдет на вторую платформу, — предупредил меня кассир.
Я поблагодарил его и отправился в уборную, чтобы оценить масштабы катастрофы, вызванной внезапной бурей. Впрочем, мое отражение в зеркале туалетной комнаты не сильно отличалось от того, что я привык видеть. Будто залез в одежде в душ, да и только.
Заняв место в вагоне и показав билет (тот почти не пострадал от дождя) проводнику, я прильнул головой к холодному окну, за которым не на шутку расходилась гроза. Через минуту электричка тронулась и потянула меня, и еще несколько вымокших пассажиров, в сторону города. В вагоне стояла удивительная тишина. Все будто заключили между собой негласный пакт и с головой погрузились каждый в свои мысли. Как только вагон набрал нужную скорость, капли размазало по стеклу, отчего картинка за окном потеряла резкость.
Мимо проносились все те же пейзажи, которые я видел всего несколько часов назад. Хотя теперь, под разбухшим от влаги темно-синим небом, они выглядели совсем иначе. Мне нравилось, как гроза умеет преображать все вокруг. Нравилось наблюдать за разбушевавшейся стихией, даже не смотря на то, что рядом с этой величественностью и мощью природы особенно остро чувствовалась незначительность и хрупкость человека.
Из какого-то оцепеневшего состояния меня вырвал громкий хлопок дверей между вагонами. Две молодые девушки, громко смеясь, шли по проходу в поисках свободного места. В итоге они опустились на деревянную скамейку прямо за моей спиной, продолжая вести оживленный диалог между собой. Я заметил, как некоторые из моих соседей по вагону бросили на них неодобрительный взгляд, но потом просто отвернулись и продолжили заниматься своими молчаливыми делами. Кто-то — уткнулся в книгу, другие — закутались поплотнее в ветровку и устало закрыли глаза.
Девушки, на вид которым было от силы лет семнадцать, не обращая внимания на людей вокруг, щебетали обо всем подряд: о парнях, поп-звездах, концертах, косметике, журналах, фильмах и прочем. Они перескакивали с темы на тему так быстро, что мне было сложно угнаться за сутью разговора, хотя не сказать, что я подслушивал их специально. Просто они трещали прямо у меня под ухом, а мою удивительную способность отключать звуки, кажется, закоротило от дождя, потому что я никак не мог отрешиться от происходящего вокруг, как бы не старался.
«Ох, лето-то ведь почти закончилось, представляешь?!» — с нотками возмущения в голосе сказала одна из девчонок. «Просто кошмар! Я и половины не успела из того, что хотела сделать», — ответила вторая. «Да-да, и я тоже! — перебила ее первая, — придется теперь все пункты из списка перенести на следующее лето».
Списки… Знаете этих любителей подводить итоги конца года? В последние дни перед тем, как нужно будет выкидывать старый календарь и покупать новый, они садятся и записывают все, что удалось достичь в этом году. Как правило, в этот список попадают только хорошие вещи, ведь мало кому хочется оглянуться на еще один прожитый год и не увидеть там ничего. Нет, нужно подбодрить себя, дать обещание в следующие двенадцать месяцев сделать еще больше, стать еще лучше. Однажды я, поддавшись порыву, тоже составлял такой список. Меня уговорила на это девушка, с которой мы тогда были вместе.
Так вот, сидя тогда перед чистым листом и вертя в руках остро заточенный карандаш, я понял, что мне и записывать-то особо нечего. Я не похудел и не потолстел, не переехал в новую квартиру, не выезжал за границу, не научился готовить какое-то экзотическое блюдо, работу не сменил, волосы не отрастил. Приобрел пару обновок, да и только. От этого мне стало невыносимо грустно. Кажется, я даже разозлился. Накричал на нее за то, что она придумала такую глупость и втянула меня в это.
Хотя, скорее всего, на себя я злился за то, что потратил время впустую и поддался уговорам, а на окружающих — за то, что навязывают такие дурацкие идеи. В любом случае, к подобным спискам я больше не притрагивался. Хотите писать такой? Ваше дело.
Но, как бы я не ненавидел подведение итогов, постоянно делал это, сам того не замечая. Конец лета, как и любого другого сезона, всегда нагонял на меня тоску. Хочешь-не хочешь, да и задумаешься о том, что ты успел сделать. Чаще всего, после долгих размышлений, я приходил к одному и тому же выводу: «Черт, опять что-то упустил». Видимо, у меня в характере изначально просто не была заложена функция «живи и радуйся». Иначе с чего бы я только и делал, что корил себя за несделанные дела. «Ну, ничего, в следующий раз», — говорил я себе, пытаясь заглушить тянущую боль в груди ви́ски и долгим сном.
Вот и сейчас, прислонившись лбом к запотевшему стеклу, я задумался о том, как бесполезно провел лето, хотя весной у меня на эти три месяца были большие планы.
Ну, ничего. Впереди у меня было целых восемнадцать недель, чтобы что-нибудь сделать. Времени — хоть отбавляй. Было бы здорово разработать план и следовать ему. «Да, наверное, так и надо бы поступить», — подумал я. Но сегодня составлять подробный список того, что нужно бы успеть сделать до конца года мне совсем не хотелось.
«Негоже тратить последние летние вечера на такую ерунду, — сказал я себе. — Сейчас приеду домой, захвачу по пути карри, бутылку красного вина, развалюсь в самом-удобном-кресле-на-балконе и буду слушать, как дождь стучит по асфальту». План — лучше не придумаешь. Осталось только чуть-чуть потерпеть и все будет хорошо.
* * *