И на солнце бывают пятна. И на молодца бывает оплох, а на погосте - неожиданные гости.
И ответственный сотрудник бухгалтерской службы Маргарита Хылкина временами была подвержена тугоухости на гадостный писк будильника "Quartz".
А в то утро она и вовсе катастрофически проспала.
- Мать-перемать, - сказала Маргарита, продрав глаза в десять часов утра понедельника.
Опаздывать она не любила. А каждый рабочий день был свиданием с драгоценным Захарием. Как можно опаздывать, если он, Захарий, ждет ее? Категорически нельзя.
В квартире с Хылкиной проживала семья котов-дворняжек. Коты были довольно прилично воспитаны и обладали глубокой душевной привязанностью к Хылкиной. Привязанность эта выражалась, прежде всего, в постоянном сопровождении двуного вожака по квартире.
Ежеутренне лохматая Хылкина плелась в санузел для принятия необходимых гигиенических процедур. Коты чутко следовали за ней. С туалетного трона Хылкина зачитывала вслух им последние важнейшие новости. Коты внимательно слушали. Печально качали ушастыми башками в случае неудач внешней или внутренней политики родной страны.
А в то злополучное утро с самого начала все пошло кувырком.
На предприятии, где трудилась Хылкина, ситуация с опозданиями была на жестком контроле. Опоздать - это почти прогулять, почти не сдать вовремя годовой баланс, не уплатить налогов или даже смошенничать в масштабах среднего размера. Захарий тщательно следил за своей бухгалтерской паствой, не позволяя ей залеживаться по кроватям и застаиваться в пробках, а четко в восемь нуль-нуль быть в присутственном месте.
Отсутствие Хылкиной Захарий заметил не сразу. Эта очкастая женщина-гренадер, краснеющая по непонятным причинам при каждом обращении к ней, никогда не опаздывала. К труду она была готова безоговорочно. Обнаружив же, что рабочий стол Хылкиной пустует, Захарий почувствовал себя слегка униженным. "Если уж и эта тетеха прогуливать вздумала, - подумал он с досадой, - то этак и все скоро распустятся". Он насупился и пошел искать телефон этой, отныне нерадивой, тетехи.
Хылкина нашарила в темноте руками очки, ногами - тапки. Тапки были подарком подруги на тридцатилетний юбилей Маргариты. Тапки имели вид огромные волчьих лап. Косматые, с красным глубоким нутром, и очень теплые.
Нацепив очки, Хылкина изготовилась совершить забег в ванную. Наскоро омыть лицо, пригладить пятерней волосы и - стремительно бежать. Внезапно очковая оправа лишилась одного из членов своей команды. Круглое стекло выпало и покатилось в темные хмыри поддиванья. Хылкина от наступившего зрительного диссонанса перекосилась в лице и сделала попытку нашарить беглеца в пыли хмыри. Перебежчик не сдавался и ускальзывал поглубже в норку от пальцев полузрячей Маши-растеряши. Растеряша сопела и причитала над судьбой.
Решив, что скоренько добежать до работы можно и с одним очком, Хылкина понеслась на омовение. Шустро проскользнула в ванную, хлопнув дверью в спешке. Дверь хрюкнула. Истошно заорал кот. Изба-читальня не приняла его на утреннюю читку новостей и он, громко воя, бежал или даже умер. Хылкина побелела. Котов своих она любила со всей страстью зоолюба. Представив свернутую кошачью шею, море крови и размазанных по дому кишок, Хылкина кинулась на поиски пострадавшего. Пострадавший сидел в хмырях и на осмотр не выходил. Хылкина, оттопырив зад, пыталась выкурить потерпевшего слушателя то лаской, то хитростью. Оставшиеся коты создавали атмосферу панического хаоса, громко сочувствуя собрату и выговаривая Хылкиной за невнимание и жестокость.
И тут раздался звонок. Женский голос, изображавший молодость и веселье, исполнял шедевр «Хочу быть твоей киской». Эту мелодию Хылкина назначила доселе молчаливому контакту «Захарий Петрович». Хылкина растерянно крутила головой, косила в уцелевшее стекло очков в поисках телефона. «Доверчивой и блииизкооой…». Хылкина шла на звук песни, как зачарованная крыска на звуки флейты гаммельнского крысолова. «Веселой и пушистооой..». Хылкина покраснела. Ей казалось, что сам Захарий видит ее сейчас – в пижаме, лохматую, шаркающую в огромных тапках-волчьих лапах и косящую глазом в бинокуляр. «Погладь меня по спинкеее, я спрячу когооткии..». На коготках мелодия оборвалась.
Роясь в своей необъятной сумке в поисках телефона, Хылкина обдумывала уважительную причину отсутствия. «Аппендицит! У меня приступ аппендицита!». Вот Хылкина в нечеловеческих корчах звонит дорогому Захарию и слабым голосом сообщает, что у нее приступ аппендицита. «Нет, Захарий Петрович, мне ничего не нужно, да. У меня все есть, Захарий Петрович. Я сама, в корчах, стонах, без сознания от боли доползу до больницы. Все хорошо, Захарий Петрович, не переживайте за меня. Вас ждет дело, да. Что мне эти нечеловеческие корчи и муки? Я беспокоюсь только о платежках…». И теряя сознание, тихо, прощальным голосом, как бы в беспамятстве прошепчет: «О, Захарий…».
«Нет, - остановила себя Хылкина, - какой еще аппендицит? Аппендицит оперируют по показаниям. У меня нет показаний. Наверное, у меня потекла батарея. Да, именно, потекла как миленькая».
Хылкина представила, как сорвало змеевик в ванной и тонны кипятка плещутся в ее квартире. И Хылкина отчаянно плавает из комнаты в кухню, поочередно спасая то котов, то ценные предметы скарба. И вот, с котом в одной руке, книгой по бухучету в другой, Хылкина в непроглядном пару, доплывает до телефона и звонит дорогому Захарию. Срывающимся голосом председателя колхоза, чей урожай кукурузы погубили нагрянувшие ранние заморозки, она кричит: «Захарий Петрович! У меня ЧП! Меня затопило! Погибло все! Да, все утонуло! Все до последнего! Кроме книги по бухучету! Она у меня! Она в полиэтилене! Она в дополнительном защитном чехле! Да, если нужно я пожертвую своей жизнью, но книга не пострадает, конечно!».
Внезапно снова проснулась «Киска». Хылкина взрогнула и ответила на звонок осипшим голосом: «Да, Захарий Петрович. Да, я заболела, температура, наверное, какая-то фолликулярная ангина» и густо покраснела. «Лечитесь», - сухо порекомендовал Захарий и отключился.
А Хылкина уставилась на телефон. В душе ее разочарование от сухости Захария боролось с набегающим восторгом. Он позвонил ей!
- Хылкина. Служебный НЕ роман. Ч.1