Александр Беленький продолжает рассказ о великих чемпионах прошлого.
Где-то в сентябре 1986 года за пару месяцев до дембеля в редкий час (точнее, полчаса) досуга я сидел с тупым выражением лица, характерным для последних месяцев службы, в ленинской комнате, рассеяно читал все газеты подряд и думал о том, что момент расставания с любимой армией неотвратимо приближается. Неожиданно я наткнулся на заметку в «Советском спорте», где говорилось, что в Америке принято решение провести объединительную серию боев в тяжелом весе для выявления единого чемпиона. С этим согласились все три основные ассоциации профессионального бокса, WBA, WBC и IBF, каждая из которых имела на тот момент своего чемпиона в тяжелом весе.
В статье говорилось, что главными претендентами считаются Майкл Спинкс, чемпион мира по версии IBF, и некто Майк Тисон. Ну, кто такой Спинкс, я хорошо знал. Правда, я не знал, что он еще год назад стал чемпионом в тяжелом весе – подобные новости до рядовых Советской армии тогда не доходили (ранее мне казалось, что это произошло в январе-феврале, но, судя по этим записям намного позже). Однако я помнил, что, когда я почти полтора года назад с тоской неведомой дотоле собирался в армию, Спинкс, чемпион мира в полутяжелом весе, готовился к бою с чемпионом мира в тяжелом весе по версии IBF и всего мира Лэрри Холмсом. Значит, он его победил. Что ж, этого следовало ожидать, учитывая, как плохо выглядел Холмс в последних боях. Но кто такой Тисон? Полтора года назад ни о каком Тисоне и слуху не было. Единственное, что я мог, зная английский, предположить, что на самом деле его фамилия, по всей видимости, читается «Тайсон». Но это и все.
В начале ноября после фантастического дембельского аккорда, едва добравшись до дома, я узнал, что этот самый Тисон-Тайсон 22 числа того же самого ноября дерется за титул по версии WBC с чемпионом мира Тревором Бербиком! Более того, практически никто не сомневался, что он пройдет сквозь Бербика, считавшегося достаточно сильным боксером, как нож сквозь масло. Да откуда это чудо взялось, в конце концов?
Вот так я на собственном примере узнал в 1986 году, какими молниеносными бывают взлеты в современном профессиональном боксе. Не успел срочную службу отслужить, а тут совершенно новые герои. Почти чемпионы. А до того, как стать чемпионами, им остались буквально считанные дни. До 22 ноября остались именно они.
ЧЕМПИОНСКАЯ ЧЕХАРДА
Здесь нам придется вернуться немного назад и вспомнить некоторые события. Кому неохота это читать, может смело прошагать этот раздел мимо. В самом деле, читать о героях былых времен, это еще куда ни шло, раз собственных героев не хватает, но читать о безвременье тех самых времен – это выходит за все рамки. Но так как любителей статистики среди нас хватает, я все-таки продолжу.
К концу 70-х годов окончательно сложилась ситуация, когда чемпионов мира в профессиональном боксе объявляли две, примерно равные по своему влиянию организации, Всемирная Ассоциация Бокса (WBA) и Всемирный Совет Бокса (WBC). Но титул в тяжелом весе был до поры до времени заповедной зоной, на которую чиновники от бокса не могли покушаться – здесь чемпион был один и звали его Мухаммед Али.
Статус-кво, как мы уже помним, было нарушено в 1978 году, когда Али неожиданно проиграл безвестному Леону Спинксу (старшему брату Майкла, говорю это для тех, кто только сейчас стал читать наше «похождение по чемпионам»). WBC воспользовался этой ситуацией, чтобы громко заявить о себе и потребовал от Спинкса, чтобы он встретился с Кеном Нортоном, занимавшим первое место в претендентском рейтинге этой организации и имевшим, соответственно, автоматическое право на встречу с чемпионом. Однако у Леона Спинкса был заключен контракт на матч-реванш с Али. WBC это не смутило. Он лишил Спинкса своего титула, объявил его сначала вакантным, потом декларативно, то есть без боя, заявил, что чемпион – Кен Нортон и, наконец, провел бой за титул между Кеном Нортоном и Лэрри Холмсом. Холмс, как мы помним, победил и стал чемпионом мира по версии WBC.
Спинкс затем проиграл матч-реванш Али, чье имя обладало такой магией, что к нему нельзя было приписать, что он чемпион мира только по версии какой-то там WBA. Однако Мохаммед, как и ожидалось, через несколько месяцев заявил, что покидает ринг, и легитимность претензий Холмса на первенство стала куда более весомой.
Этому поспособствовало и стечение некоторых обстоятельств. 20 октября 1979 года в бою за вакантный титул WBA американец Джон Тейт победил белого южноафриканца Джерри Кутзее (фамилия бурская, существует несколько вариантов ее произношения на английском). Тейт был здоровенным малым ростом 192 см, и, казалось, он сможет продержаться на троне достаточно долго. Репутация у него была не намного хуже, чем у Холмса, и на короткое время в тяжелом весе воцарилось двоевластие. Однако всего через пять месяцев, 31 марта 1980 года, Тейт неожиданно проиграл Майку Уиверу. Джон вел дело к победе по очкам с разгромным счетом, но в конце 15 раунда Уивер поймал его на удар и послал в нокаут.
Публика не приняла Уивера в качестве полновесного чемпиона мира в тяжелом весе, так как менее чем за год до этого, 22 июня 1979 года, Холмс нокаутировал его в 12 раунде. Таким образом, двоевластие в тяжелом весе стало чисто номинальным. Уивер – был «бумажным» чемпионом, а Холмс – «народным». Особенно положение Лэрри укрепилось, когда он победил попытавшегося вернуться на ринг Али. Тут, как говорится, все карты были биты. И побил их Холмс.
До 1983 года ситуация в тяжелом весе оставалась стабильной. Этому не помешало даже то, что 10 декабря 1982 года Майкл Уивер, до этого не выступавший более года, проиграл свой титул WBA Майку Доуксу нокаутом в 1 раунде. Собственно, нокаута тогда не было. Был нокдаун, а рефери поторопился остановить встречу. После боя его действия были признаны сомнительными и назначили «переигровку». Однако авторитет Уивера, выходившего на ринг реже, чем раз в год, был так низок, что, например, ведущий американский спортивный журнал «Спортс Иллюстрейтид» посвятил победе Доукса менее одной страницы! Точнее, была опубликована большая фотография растерянного и разводящего руками Уивера и развернутая подпись к ней. Вот и все: публику не интересовало, что Уивер потерял свой титул, так как, по ее мнению, он никогда и не был чемпионом.
Однако ситуация в корне изменилась 20 мая 1983 года: в Лас-Вегасе Холмс едва выиграл по очкам в двенадцатираундовом бою у вполне заурядного Тима Уитерспуна (к тому времени WBC отказался от 15-раундовых боев в пользу 12-раундовых). Стало ясно, что Лэрри стремительно стареет, а замены ему что-то не было видно.
Ситуация усугубилась к концу 1983 года, когда Холмс насмерть разругался из-за денег с руководством WBC, и эта организация лишила его своего титула. «Под Холмса» была создана Международная Федерация Бокса (IBF), чисто американская организация, чье влияние вскоре сравнялось с влиянием WBA и WBC.
Тем временем в WBA развивались свои события. Практически одновременно с боем Холмса с Уитерспуном 20 мая 1983 года, тоже в Лас-Вегасе и на той же арене, но в одном из предварительных боев, состоялся матч-реванш Доукс-Уивер, закончившийся вничью, что позволило Доуксу сохранить титул. На практике это означало только одно: раньше чемпионом не считали Уивера, а теперь не считали Доукса, но все-таки «душок» у этой истории был. Однако тут все разрешилось, вроде бы, наилучшим образом. 23 сентября того же 1983 года Доукса в 10 раунде нокаутировал южноафриканец Джерри Кутзее, которого публика также отказывалась признать в качестве «чемпиона в законе», так как ранее он проигрывал даже Уиверу. Не помог Кутзее и цвет кожи: впервые с 1960 года на троне (или по крайней мере части трона) в тяжелом весе сидел белый, да еще неамериканец, а этого как-то и не заметили. Однако Кутзее просто не дал времени себя рассмотреть, но об этом чуть позже.
WBC, лишив Холмса своего титула, тоже без чемпиона долго не сидел. 9 марта 1984 года Тим Уитерспун, которому в бою с Холмсом судьи не дали победу, в бою за вакантный титул WBC по очкам одолел Грега Пейджа, надежду середины 70-х годов, которую сгубило обжорство. Уитерспун мог бы считаться легитимным чемпионом, несмотря на некоторую незрелищность, особенно учитывая то, что Холмсу он, в сущности, не проиграл. Но сердцу не прикажешь – широкая общественность его не приняла и, как оказалось, не зря. Всего через пять месяцев, 31 августа, он по очкам безоговорочно проиграл бывшему наркоману Пинклону Томасу.
Томас смотрелся на ринге получше Уитерспуна и в принципе публика готова была его принять, но только когда звезда Лэрри Холмса окончательно зайдет, а она все не заходила, так как ее усиленно держали, подставляя Лэрри, мягко говоря, не самых сильных соперников.
Своя минидрама разгорелась и в WBA. 1 декабря 1984 года только что битый Уитерспуном Грег Пейдж нокаутировал южноафриканца Джерри Кутзее. Произошло это на четвертой минуте восьмого раунда. Это не описка. То ли часы сломались, то ли хронометрист был влюблен и думал о другом, но видеозапись подтверждает, что, когда Кутзее рухнул на пол после заключительного удара Пейджа, с начала раунда прошло 3 минуты 45 секунд.
В результате Пейдж долго сам не знал, чемпион он или нет, тем более, что WBA не торопилась признать его таковым еще по одной причине: перед боем с Кутзее он проиграл две встречи подряд, и было вообще непонятно, как при таких достижениях он умудрился получить право на бой с чемпионом мира. Однако Пейдж сам позаботился о том, чтобы чиновники WBA не находились, по его милости, в неловком положении: менее, чем через пять месяцев (похоже, для новой генерации «чемпионов» этот срок стал роковым), 29 апреля 1985 года он проиграл по очкам Тони Таббсу, который стал чемпионом мира по версии WBA. Это был, возможно, худший титульный бой в тяжелом весе в истории. Никогда еще за самый престижный титул в мировом боксе не дрались два таких орла сразу.
Давайте здесь сделаем паузу, тем более что это соответствует моменту. Американская боксерская общественность и особенно пресса тогда тоже совершенно ошалели от этого парада бездарностей. Гонорары их были смехотворны для чемпионских боев в тяжелом весе, что точно отражало интерес публики к ним. Так, Уитерспун говорил, что готов драться за 100 тысяч долларов, в то время как Лэрри Холмс не выходил на ринг меньше, чем за пару миллионов, а за бой с Джерри Куни, который тогда был еще на слуху, получил все десять. В печати часто говорили, что во времена Джо Луиса любой из этих чемпионов не вошел бы и в число 50 лучших, что, конечно, с одной стороны, говорит о том, что представители прессы просто плохо представляли себе, какими были времена Джо Луиса на самом деле. Но с другой – точно показывает раздражение, которое вызывала эта чехарда чемпионов в тяжелом весе.
Летом 1985 года установилось некоторое затишье. Чемпионом по версии WBC был Пинклон Томас, по версии WBA – Тони Таббс, а по версии IBF – по-прежнему Лэрри Холмс. На первого возлагались определенные надежды, на второго не возлагалось никаких надежд, а от Лэрри Холмса ждали повторения рекорда Рокки Марчиано, 49 побед в 49 боях, но в принципе готовились к тому, что этот последний осколок эпохи Мухаммеда Али уйдет с ринга и в тяжелом весе воцарится совсем уж полный бардак.
21 сентября 1985 года, как уже говорилось, в своем сорок девятом бою Лэрри Холмс проиграл чемпиону в полутяжелом весе Майклу Спинксу. Спинкс тогда пользовался большим авторитетом, но в своей весовой категории, а то, что он сумел, наконец, осуществить вековую мечту полутяжей и стать чемпионом мира в тяжелом весе, совершенно справедливо объясняли тем, что Холмс был уже совсем не тот. Ощущение, что Спинкс – это тоже ненадолго, усилилось 19 апреля 1986 года, когда он фактически проиграл матч-реванш Холмсу, но судьи отдали победу Майклу.
Тем временем произошла очередная смена чемпионов и в WBA, и в WBC. Титул по первой из этих версий 17 января 1986 года старый и уже давно всем надоевший знакомый Тим Уитерспун отобрал у Тони Таббса. Надо ли говорить, что бой продолжался все отведенные 15 раундов, на протяжении которых публика свистела, гудела и топала ногами. Ну а 22 марта 1986 года Пинклон Томас показал, что, если кто на него и надеялся, то зря, и проиграл свой титул WBC по очкам в двенадцати раундах Тревору Бербику, неплохому боксеру, но, как и все чемпионы тех лет, совершенно несоответствовавшему своему званию.
Впрочем, игрища всех этих ребят тогда уже почти никого не интересовали, и то, о чем я в Советской Армии понятия не имел, в Америке знал уже каждый мальчишка – в боксе наступала новая эпоха.
КАК ЗАКАЛЯЛСЯ МАЙК
В середине 1985 года ведущие обозреватели по боксу, владельцы телеканалов, а также тележурналисты стали получать кассеты с записями боев девятнадцатилетнего парня. Впечатление он производил сильное, но неоднозначное. Бокс – бизнес большой, и авантюристов в высших его эшелонах там днем с огнем не сыщешь, серьезные же люди в массе своей консервативны. А этот молодой парень представлял собой зрелище не для консерваторов, которые, кстати, раз уже забраковали его, не взяв в олимпийскую сборную. И действительно – сложен, как штангист, рост, как указывалось в сопроводительных записках, всего 181 см, при этом казался он еще ниже, что для тяжеловеса совсем уж несолидно, а все эксперты 70-х и начала 80-х говорили, что у тяжеловеса ростом ниже 190 на современном ринге нет шансов. Рост Тайсона оставался тайной за семью печатями очень долго, и только в наше время стали известны конкретные сантиметры – 178. Но и эта величина подлежит обсуждению. Однако, похоже, что это так и есть. Получается, что, прибавив ему три сантиметра, менеджеры пытались сделать его несколько страшнее? Удивительно.
На памяти, правда, был пример другого низкорослого чемпиона – Джо Фрезер, который выиграл один бой у Мухаммеда Али, а в двух других хоть и проиграл, но перед этим устроил Величайшему настоящий ад на ринге. Но у каждого боксера, как правило, есть свой неудобный соперник. Таким неудобным соперником для Али и был Фрезер, а в двух своих боях с Джорджем Форменом Джо ничего сделать не смог. Но ведь среди поколения тяжеловесов середины 80-х нового Формена явно не было видно. К тому же, внимательно посмотрев видеозаписи боев этого парня, которого, как они узнали, звали Майк Тайсон, эксперты наперебой заговорили, что это выдающийся талант и плевать, какой у него рост и какое сложение. Для гениев все едино, они живут по своим гениальным законам и совершенно неважно, что какие-то кретины не взяли его в олимпийскую сборную.
Короче говоря, очень скоро на высшем телевизионном уровне было принято решение продвигать Тайсона как можно быстрее, тем более что никакой альтернативы ему все равно не было видно. Железный Майк, как его, не мудрствуя лукаво, скоро прозвали, оправдал все ожидания: тоску он развеял, причем со временем и в местах весьма удаленных от ринга. Мало никому не показалось.
Браунзвилл
Имя Тайсона так прочно было связано со скандалами, что основное его занятие, без которого о нем никто, кроме окружного прокурора и тюремных надзирателей, никогда бы и не услышал, отошло для многих на задний план. Так, во всяком случае, было еще лет двадцать назад, когда золотые его дни были позади. Люди, ничего не знающие о боксе, хорошо знали о том, сколько раз он сидел и за что, а также и то, что в следующий раз он обязательно сядет за групповое изнасилование с летальным исходом у всех изнасилованных.
Полное хорошо скрытого человеколюбия лицо Тайсона постоянно украшало обложки самых далеких от спорта изданий в конце прошлого века и даже в начале нынешнего. Железный Майк тогда стал одной из самых культовых фигур своего времени. Собственно, самой культовой. Вы помните, кто такая Мэрилин Монро, и вы помните, кто такой Майк Тайсон. В новый век он не очень вписался, но все равно остается на поверхности. Его, по крайней мере, помнят или делают вид, что помнят, люди, которые о боксе знают только то, что там, кажется, не бьют ногами. В любом случае, тот самый вопрос, кто такой Тайсон, относится к разряду нелепых. Собственно, я никогда его и не слышал. Вопрос, кто такой Билл Клинтон, правивший Америкой как раз в те годы и которого сейчас путают с его женой, слышал, а этот – нет. И, мне кажется, не услышу.
Каким боксером он был? Сейчас это уже забывается. Полно людей, которые его никогда не видели. Ясно, что очень страшным. Но само это словосочетание, «очень страшный», скорее, скрывает смысл, чем его показывает. Это своего рода лейбл. За него люди прячутся, когда им нечего сказать. Вот с ним-то мы и попытаемся разобраться раз больше не с чем.
В 1988 году в ведущем мировом спортивном издании того времени журнале «Спортс Иллюстрейтид» появилась статья известного журналиста Гэри Смита «Тайсон робкий, Тайсон ужасный». Она представляла собой поток сознания Железного Майка, звонящего своей невесте Робин Гивенс (ставшей с тех пор давным-давно разведенной женой) куда-то на другой конец Америки. При этом он знает, что ее сейчас не может быть дома (это была домобильная эпоха), но он все равно звонит, потом что на него произвела чудовищное впечатление новость, которую он услышал по телевизору, о том, как шесть белых подонков зверски изнасиловали негритянскую девочку, и он не может с собой справиться. Если вам эта история кажется знакомой, ничего удивительного в этом нет. Ее передирали все, кому не лень, забыв упомянуть Гэри Смита.
И вот Тайсон, потрясенный злобой мира, снова и снова звонит Гивенс, а потому его поток сознания то и дело прерывается фразой: «Робин, сними трубку. Робин, сними трубку». Потом вместе с Гивенс не то во сне, не то наяву он совершает какую-то сомнамбулическую поездку в район своего детства Браунзвилл. Он показывает ей места своих малолетних преступлений. А затем от лица некоего лирического героя, на четверть состоящего из Майка Тайсона, еще на четверть из людей, давно его знающих, и, видимо, на добрую половину из самого Гэри Смита, рассказывает о своем детстве и о том, как он прошел путь от забитого ребенка до чемпиона мира в тяжелом весе. Тайсону понадобилось всего несколько лет, чтобы занять такое место в тогдашней массовой культуре, что отнюдь не последние люди в журналистике принялись, ко всеобщему удовольствию, воспроизводить по собственному разумению его поток сознания на страницах самых популярных американских изданий.
И все же оставим поток сознания Тайсона ему самому. Я не знаю, что думал Тайсон (а также Пушкин, Петр Первый, Шекспир и Александр Македонский). Однако фактическая база статьи Гэри Смита была безупречна, так как основывалась, главным образом, на интервью людей, близко знавших молодого Тайсона, и на интервью самого Майка, прежде всего тех, которые были опубликованы в том же журнале «Спортс Иллюстрейтид». Опираясь на все эти источники, можно достаточно точно воспроизвести картину детства Тайсона. Довольно обычного, надо сказать, детства человека, выросшего в трущобных кварталах Нью-Йорка в 70-е годы прошлого века. То есть, пятьдесят лет назад.
Местом его рождения часто называют Браунзвилл, возможно, самый страшный из и без того страшных районов Нью-Йорка, но это не так. Он родился 30 июня 1966 года в другом районе Нью-Йорка, а точнее Бруклина, который представляет собой город в городе – в Бедфорд-Стайвесанте, а в Браунзвилл переехал только в 10 лет в связи с ухудшившимся финансовым положением семьи. Но в определенном смысле будет правильнее называть его родиной именно Браунзвилл, так как именно здесь он полностью сформировался как человек.
Браунзвилл, как и другой более известный в советском фольклоре нью-йоркский район того же плана Гарлем и сотни городских районов по всей Америке, представляет собой своего рода параллельный мир. Здесь можно снимать фильмы о конце света. Кругом неописуемая и по-своему живописная, как лохмотья некоторых бомжей, грязь. Обитаемые дома стоят без дверей и с выбитыми окнами, а у обочин стоят битые-перебитые машины рядом с вполне приличными. Среди всего этого кипит своеобразная и малопонятная для пришельца жизнь, которая периодически, подчиняясь каким-то своим неведомым законам, замирает. Улицы полны людей, одетых в такие наряды, которым позавидовал бы самый безумный модельер, если бы только они были хоть чуть-чуть почище. И здесь же, прямо на улице в исполнении местных мальчишек вы можете увидеть такой степ и услышать такой рэп, которые сделали бы честь любому театру.
Всей уличной жизнью здесь заправляют конкурирующие между собой банды. Если какой-нибудь сумасшедший белый вздумает забрести сюда в любое время суток, можно со стопроцентной уверенностью сказать, что его в лучшем случае ограбят, а очень может быть, что и убьют, и труп может проваляться на улице несколько дней. Впрочем, это касается трупов, принадлежащих к любой расе. Здесь дискриминации нет. Вообще смерть на улице здесь дело привычное, и ребенок рано привыкает к виду мертвых тел, как и к тому, что этим смертям непосредственно предшествует – стрельбе, удару ножом, бейсбольной битой, просто любым предметом, подвернувшимся под руку. И отношение к смерти здесь несколько другое. Наверно, такое было у жителей Дикого Запада в 70-80-е годы XIX века. Смерть была всегда рядом. Ее не то чтобы переставали бояться, но как-то привыкали к ее соседству. Приходит на память фотография «ковбойских времен». На переднем плане лежит труп. А на заднем – видны две женщины, которые стоят и непринужденно болтают. При этом нельзя сказать, что в Браунзвилле царит совсем уж полное беззаконие. Нет, какие-то законы есть, но они совсем другие и чужакам непонятны.
Местное население делится на несколько категорий. К первой относится знать, держащая в руках уличные банды. Эти в 70-80-е годы предпочитали ездить на «ягуарах», которые пользовались у них такой же безоговорочной популярностью, как у наших братков из эпохи чуть попозже «мерседесы». В этой связи приходится сказать, что у афроамериканских бандитов вкус получше. Впрочем, их костюмы наводят на ту же мысль. Главное занятие этих людей – торговля наркотиками, в которую втянуто огромное количество людей, составляющих вторую категорию местного населения. Рядовой уличный наркоторговец или «пушер» (pusher) зарабатывает гораздо больше среднего американца и не видит для себя никакого смысла в перевоспитании. При этом, если он не слишком честолюбив, у него есть все шансы прожить свою жизнь достаточно безбедно, в то время, как наездников «ягуаров» убивают с редким постоянством.
Таким пушером был, например, один из самых ярких боксеров последних десятилетий Джеймс Тоуни, сам, кстати, никогда наркотиков не употреблявший, который отказался от своего изначального ремесла только тогда, когда стал больше зарабатывать на ринге, то есть, далеко не в начале своей на тот момент блестящей карьеры.
Третья категория местных жителей – это так называемые welfare people, то есть люди, живущие на пособия. Девчонка стремится забеременеть от кого ни попадя как можно раньше, чтобы получить пособие как мать-одиночка и никогда не работать. В результате в подобных районах по всей Америке живут семьи, три-четыре поколения которых не работали вообще никогда. За неимением другого дела они размножаются, как кролики. Когда количество таких «идейных тунеядцев» стало исчисляться миллионами, политики перед каждыми выборами стали их всячески задабривать – таким многочисленным электоратом нельзя пренебрегать. При этом надо понимать, что никакого раздела между криминальным населением этих районов и государственными тунеядцами нет. Очень многих из них можно сразу отнести к обеим категориям.
Наконец, в этих кварталах живет множество более-менее честных трудяг. Ведь должен же и здесь кто-то работать, чтобы обеспечить всю эту жизнь. К этой же категории можно отнести и тех, кто живет на пособие не от хорошей жизни. Все эти люди просто не смогли вырваться из своей среды.
Одной из таких была и Лорна Тайсон, мать Майка. Муж бросил ее, как раз когда она была им беременна. Кроме него у нее были еще сын и дочь. Через много лет, когда все трое случайно встретились с отцом на улице, тот дал им какие-то деньги, которые двое старших приняли, а Майк бросил на землю и растоптал. Он так никогда и не простил отца. В общем и целом, жизненная стартовая позиция Железного Майка разительно напоминала то, с чего начинал Санни Листон и многие другие американские боксеры.
Мать Майка была человеком крайне мягким. По какой-то неизвестной странной закономерности такие люди достаточно часто живут в таких местах, где они должны были бы погибнуть, едва появившись на свет. Но они, как ни странно, по той же прихоти судьбы, которая завела их сюда, здесь выживают, хотя все в этих местах остается им чуждым.
Зато братец Майка Родни освоился в местном климате замечательно. Маленький мерзавец быстро понял, что здесь все кого-то угнетают и решил угнетать того единственного человека, с которым пока мог справиться – своего младшего брата. Майк со временем научился прятаться от него за холодильник. Отодвинуть его у брата не было сил, но и пролезть туда вслед за Майком он уже не мог. Там, за холодильником, маленький Тайсон иногда даже ел. Там же обычно дожидался прихода матери, которая со своей мягкой непреклонностью становилась на его защиту, но у нее не было в характере достаточно жесткости даже для того, чтобы наказать сынка-подонка, и, стоило ей уйти из дома, все возвращалось на круги своя.
Так проходили годы. Как ни странно, но в раннем детстве у Майка не хватало агрессивности даже для того, чтобы защитить себя, не то что на кого-то нападать. Он никогда не давал обидчикам сдачи, а всегда сбегал от них. Это не выдумка Гэри Смита или какого-то другого журналиста. Тайсон сам рассказывал об этом много раз. Возможно, так отразилось на его психике сидение за холодильником или постоянное присутствие человека, который избивал его, стоило ему только высунуть оттуда нос.
В своих первых интервью 1985-86 годов Тайсон сам объяснял свою беззащитность в детстве тем, что находился под сильным влиянием женщин в своей семье: матери, лишенной какой бы то ни было агрессивности от природы, и старшей сестры Дениз, пошедшей в нее. От них он усвоил и какую-то чрезмерно мягкую манеру речи, которая прекрасно легла на его природную шепелявость, за что сверстники прозвали его Little Fairy Boy, что можно очень приблизительно перевести как «девчушка». Однако слово fairy (фея) имеет и другой значение – педик (именно в этом варианте), и все словосочетание, ставшее его кличкой, можно перевести и как «малыш-педик». Просто удивительно, что Железный Майк сам рассказывал о себе подобные вещи, которые, что характерно, перестали появляться в печати уже в 1987-88 годах. К тому времени он был уже героем, а героев никогда не могут называть «малышами-педиками».
В этой кличке нашло полное отражение отношение к нему сверстников. В одном из своих первых интервью Тайсон скажет об этом: «Они отбирали у меня сникерсы, одежду, деньги, избивали меня и просто гоняли из угла в угол». И он никогда не дрался с ними. Никогда. Только убегал, если ему это удавалось. А если не удавалось, скулил как щенок под их ударами и ждал конца.
Единственную радость Майку приносила его страсть, оставшаяся с ним по сей момент – голуби. Почему-то в Америке чем район беднее и чем более жестокие нравы там царят, тем больше там разводят голубей. Абсолютно во всех описаниях детства Тайсона приводятся три эпизода, связанных с голубями, сыгравшими, возможно, ключевую роль в его судьбе.
Как-то, Майк вместе с приятелем попытался украсть у одного почти взрослого парня голубей. Их поймали на месте преступления и решили повесить тут же на пожарной лестнице – идея совсем не оригинальная для здешних мест. Веревка у юных линчевателей нашлась только одна – поэтому сначала повесили друга Майка, и принялись ждать, пока он перестанет дергаться в петле, чтобы затем вытащить его оттуда, и повесить уже его самого. Но этот способ казни требует времени, которого у любителей голубей, с интересом наблюдавших за тем, как умирает малыш, не оказалось. Сосед, увидевший это в окно, заорал, что сейчас вызовет полицию. Малолетние убийцы оказались столь же трусливыми, сколь и жестокими, и тут же ретировались.
Здесь я бы хотел позволить себе маленькое отступление. Как известно, Федора Михайловича Достоевского в молодости чуть не казнили за участие в кружке петрашевцев. Не стоит думать о классике нашей литературы плохо или хорошо в связи с этим. В основном они были виноваты только в распространении письма Белинского к Гоголю. Кстати, почитайте его. Вреда от этого не будет.
За это страшное преступление их приговорили к смерти. Точнее, они так думали. Дело дошло до надевания на голову черных мешков, но тут объявили о помиловании. Судя по тому, как часто на протяжении жизни он вспоминал этот эпизод и описывал его, Федор Михайлович от него так до конца и не оправился. Какая-то частичка его души так всю жизнь и прожила в ожидании казни. Может быть, без этого он никогда и не написал бы «Преступление и наказание», «Братьев Карамазовых» или «Бесов».
Может быть, и Майк Тайсон никогда бы не стал тем, кем стал, если бы когда-то, остолбенев и отупев от ужаса, не смотрел, как дергаются ноги его дружка, висящего в петле. Того самого человечка, который только что стоял рядом с ним, и не ждал того, что через пару минут займет его место и уже его собственные ноги будут точно так же дергаться под пожарной лестницей.
Так Майк Тайсон в совсем еще нежном возрасте сходил на тот свет и вернулся оттуда живым. Это еще больше запугало его, но не погасило его страсти к голубям. Может быть, даже наоборот. Страсть, за которую можно заплатить жизнью, для многих обладает особой притягательностью.
Второй эпизод с голубями, который приводят все биографы Тайсона, связан с псом-лабрадором по имени Киллер (killer - убийца), который жил у него в семье. В один прекрасный день пес добрался до клеток с голубями, открыл их и убил всех птиц, одну за другой. Майк только что был счастливым обладателем 25 голубей, которые были его гордостью и его единственным счастьем, и в несколько минут лишился всего. Пес даже не съел их, а просто убил своей собачьей потехи ради. А еще говорят, что только человек убивает просто так. Не только. Впрочем, может быть, они переняли свою страсть как раз у человека.
Гэри Смит в своей статье от лица Тайсона написал, что, глядя на них, Майк задумался, почему не может быть таким же сильным, жестоким и беспощадным, как его лабрадор. Может быть, и так, а может быть, в тот момент Майк испытал только безграничный ужас и тяжесть утраты. Но что-то, наверно, произошло с ним тогда, что-то, чему он сам не нашел определения, иначе бы в своих ранних интервью он не возвращался так часто к этому эпизоду.
Ну а главное событие его детства, также связанное с голубями, произошло на крыше его дома, когда ему было лет одиннадцать. Точная датировка этого эпизода отсутствует.
Какой-то парень, значительно старше Майка (обычно пишут, что на пять лет, хотя, скорее всего, это уже фольклор) добрался до голубей Тайсона, схватил одного из них и сделал вид, что сейчас отвернет ему голову. Майк был там же и умолял его отпустить птицу, но парень, которого слезы маленького Тайсона только раззадорили, то ли из чистого садизма, то ли из невинного желания посмотреть, как бегает птица без головы, все-таки оторвал ей голову.
В ту же секунду Майк бросился на него, и кровь голубя была щедро полита кровью его убийцы. В 1985 году Тайсон сам так описал этот эпизод: «Я не знаю, что толкнуло меня в драку, но это была моя первая драка, и я избил его до полусмерти. Когда я начал его бить, мне это понравилось. Так я дал выход своему отчаянию».
Любопытно, что в Браунзвилле часто смешивают понятия гнева (fury) и порожденного этим гневом отчаяния (desperation). Парень ничего не смог сделать с этим маленьким питбулем. Он сам был готов убить только голубя, по крайней мере, сегодня, а этот мальчишка был готов убить его самого, и убийца спасовал. Впервые на памяти маленького Майка сбежал не он сам, а его обидчик, точнее попытался сбежать, но Тайсон не дал ему такой возможности.
Александр Беленький
