Книга «Тысячеликий герой» добавлена в избранное у многих начинающих писателей и сценаристов: спасибо Джорджу Лукасу, который в 2003 году рассказал о влиянии этого труда на его вселенную Звездных Войн. В 2011 году «Тысячеликий герой» вошел в список лучших и самых влиятельных книг по версии журнала Time, а в 2017 году книга стала мемной после батла Оксимирона и Славы КПСС — ну как на нее не ссылаться?
Уникальными исследования американца не назовешь. Похожие по смыслу труды Владимир Пропп, основатель структурно-типологического изучения нарратива, издал на десятилетие раньше. В «Морфологии сказки» он раскрывает однотипность всех волшебных сказок и функции действующих лиц. К сожалению, его исследования вспоминаются гораздо реже, хотя Пропп разобрал весь русский фольклор по полочкам, но нашего Лукаса для популяризации трудов советского фольклориста не нашлось.
При этом, те начинающие авторы и критики, прочитавшие Кэмпбелла, из всего многообразия тезисов об архетипах, чаще всего фиксируются на «пути героя» и ожидают от героев обязательных изменений, развития с течением времени. Герой теперь по-настоящему главный, а структура теперь лучшее, что только может быть в сюжете.
И сама по себе такая точка зрения имеет право на жизнь: на структурализме, архетипах и арках героев сложено большинство популярных фильмов, сериалов и игр. Но важно не забывать: и Пропп, и Кэмпбелл писали о мифе, о сказке, которые пересказываются уже тысячи лет. А история может и не быть сказкой, а герой — не обязательно главный, не он творит историю, а история происходит с ним.
Современная культура богата на сюжеты, в которых герои вовсе не хотят быть героями и всячески пытаются избежать своей судьбы. Так комиссар Каин раз за разом хочет избежать героических подвигов и других смертельно опасных свершений, но постоянно оказывается в гуще событий или в сетях чужих интриг — а иногда всё разом, ещё и под пристальным взглядом сущностей, которые не стоит упоминать лишний раз. У сэра Терри Пратчетта аферист Мойст фон Липвиг изо всех сил пытается сбросить с себя навязанные оковы спасителя, но судьба неумолима (прямо как голем).
Кроме этого, базой некоторых жанров является как раз герой-не герой, идущий по дороге предопределенной неизменной судьбы. Южная готика. Это как раз тот жанр, в котором герой — лишь ведомый. Так Растин Коул будет раз за разом будет терять Желтого Короля, Пейтон Факуэр — грезить наяву о побеге, Гаррье Дюбуа — искать потерянные воспоминания, а Тодд Говард снова попросит вас купить Скайрим (хотя с южной готикой последних роднит только мрачность повествования и место появления на свет).
Амброз Бирс у нас известен мало, но он — один из самых значимых новеллистов США и в западной литературе вообще. Любители и знатоки Лавкрафта могут быть знакомы с именем Бирса: в одной своей статье «отец сверхъестественного ужаса» написал о том, что Амброз дал ему очень многое, но прежде всего — характер представления ужаса.
Йог-Сотот знает, почему у нас Амброза Бирса издавали так мало и редко и столь же редко его упоминали. Его творчество, конечно, больше какого-то одного жанра, но черты южной готики прослеживаются отчетливо: отчуждение, символизм и абстракция в окружении, колорит Юга. Один из самых известных его рассказов — «Случай на мосту Соловьиный ручей» — повествует о Пейтоне Факуэре, который от начала и до конца истории связан по рукам и ногам и не может ничего, но, тем не менее, совершает символический переход из мира живых в мир мертвых в своих грезах.
Рай для героев южной готики — это совпадение со своей судьбой. Только для многих из них это означает смерть.
Идея судьбы у Амброза может быть до того сильной, что иногда сама судьба ощущается главным действующим лицом. Она превращает героя в пассивное лицо, с которым просто что-то происходит. Особенно остро это ощущается в душераздирающим рассказе Бирса «Чикамога», в котором маленький мальчик сталкивается с войной, точнее, война страшной волной накрывает его дом, и он ничего не может сделать, и совсем не он главное действующее лицо в той бойне, что случилась на одноименной речке.
Можно долго спорить о том, должен ли герой обязательно изменяться по ходу сюжета или нет. Но также нельзя и исключать влияние жанра на героя. Для южной готики и американской литературы рубежа 19-20 вв характерно смещение фокуса: не герой творит историю, а она вытворяет с ним, что хочет — руками судьбы или непознаваемого Бога. Потому что не каждая история — это сказка об инициации, поиске или спасении. Иногда это может быть нечто совершенно иное.
Автор текста: Яна Петрова
Написано специально для CatGeek и читателей Дзена. Подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропустить новые интересные посты.
Облачные сервисы Timeweb Cloud — это реферальная ссылка, которая может помочь поддержать наши проекты.
Возможно, захочется почитать и это: