Зоя, дрожащими руками, расстегнула на муже куртку, обняла его крепко, изо всех сил, уткнулась лицом в его шею.
- Больше никогда так не делай, не бросай меня, даже когда я гадкая, не бросай меня. Если ты уйдешь, я пропаду, потеряюсь, сломаюсь. Не бросай меня!
Зоя не находила себе места. Нет Петра, ушел, ничего не сказав. Она сходила во двор, походила около бани и сарая. Хотела позвать мужа домой, пришел с работы и не ужинал. Обедать не приходил, голодный, наверно. Но нет Петра нигде.
Заговорить с матерью Зоя не решалась. Если правду сказать, после слов, сказанных про маму, ей совсем не хотелось разговаривать с Софией, даже смотреть в ее сторону не хотелось. Может наговаривает она на маму? Скорее всего, так.
Зоя прекрасно помнит, как бабушка говорила, что Маруся, то есть мама Зои, сильно заболела, а Матрена с Софией не повезли ее в больницу и фельдшера не вызвали. Они специально загубили ее, вот теперь и заглаживают вину перед Зоей, потому что из-за них она стала сиротой. Может такое быть? Конечно может.
Тяжело Зое, душа болит. Не хочется верить в то, что родная мама оставляла ее ради какого-то мужика. Она сама ни за что бы не оставила Машеньку, не то что на чужую женщину, на родную бабушку не хочется оставлять, даже на пару часов.
И верить не хочется, что мама приняла такую позорную сме.ть. Может София на самом деле чувствует вину в гибели Марии, может могла помочь и не помогла? Себя обелить хочет, поэтому оговаривает ее? Если все про маму правда, почему до сих пор не рассказала все, как есть? Если уж молчала до сих пор, молчала бы и дальше. Зачем Зое знать всю эту грязь?
Стемнело. Под окном зажегся фонарь, освещая желтым светом ровный круг на белом снегу. Пошел снег. Снежинки, золотые от света фонаря, медленно падали, покорно ложась на холодное покрывало. Зоя смотрела в окно, слушая мерное тиканье часов, считая минуты. Она ждала. Петр все не шел и не шел.
Почему так получается, что все бросают ее? Мать бросила, оставив чужой женщине, променяв дочь на блуд. Отец бросил, тоже не подумав, что дочь в тот момент нуждалась в его поддержке больше всего. И Петр бросит, если она не изменится. Сам так чсказал.
Выходит, единственный человек на Земле, который не бросит ее и не предаст, какая бы она ни была, что бы ни совершила, это София? София все прощает! Она сказала, что Зоя может закончить жизнь у помойки, но забыла добавить, что найдет ее там, отмоет, согреет и утешит. Мама!
София не могла смотреть на заплаканное лицо дочери. Она уже трижды покаялась, за сказанные ею жестокие слова. Но что сказано, то сказано, сказанного не вернешь. Стемнело, а Зоя так и не ужинала, наверно, ждет Петра.
Шагнув в комнату молодых, София холодно сказала
- Зоя, иди ужинать. Петра не жди, он сегодня ночует у родителей.
- Ночует у родителей? Как? После всего, что наговорила про меня его мать, он пошел к ней? Я не хочу, я не стану есть!
- Хочешь, не хочешь, а есть придется. Можешь обижаться на Петра, на меня, на весь белый свет, но детей кормить обязана. Иди, садись и ешь. Чай пей с молоком. Я там намешала меду с маслом, съешь хотя бы пару ложек.
Зоя села за стол, давилась, да ела. Ей стыдно так, что горло судорогой сводит. Совестно ей перед матерью, не то слово «Совестно», жгучее чувство невыносимого стыда, вот что испытывает Зоя. Она не может просить у матери прощения, потому что не знает слов, какие нужно сказать, чтобы ее простили.
Молча поела, молча принялась стирать пеленки. София тоже молчала. Она устала. Не физически, душа ее устала. Подождав, когда Зоя выполощет белье, оделась, вынесла ведра с грязной водой.
Заходя обратно в дом, она услышала, как плачет Василек. Но не разделась и не подошла к нему. У ребенка есть мать, пусть вспомнит об этом. Выйдя за ворота, София пошла в сторону парка. Село не спит, в окнах горят огни, пары гуляют, взявшись за руки или даже обнявшись. Где-то раздается смех, где-то, кто-то разговаривает.
Только она одна, птица без крыльев, отставшая от своей стаи, улетевшей на родину. Все у нее есть, и дети, и внуки, и крыша над головой, только счастье редко улыбается ей, чаще печаль и горе. Впереди ждет только одинокая старость. Внуки вырастут и разлетятся, она останется одна.
Дойдя до большой сосны, растущей возле Сельсовета, София остановилась. Вот тут Саша первый раз взял ее за руку. Постояла в задумчивости, притаптывая валеном снег. Не надо было им жениться. Саше, на самом деле, Анна подошла бы лучше. Сейчас Саша живой был бы, а не лежал в сырой земле.
Из задумчивости ее вывел мужской голос
- София Владимировна! Вы кого-то ждете?
Викентий Агафонович немного удивился, увидев Софию одну так поздно вечером. Он-то завел себе привычку каждый вечер выходить на прогулку. Так время быстрее идет, меньше остается времени на мрачные мысли, которые одолевают его, как только он ложится в постель.
- Я? Нет. Никого не жду, задумалась просто о скоротечности жизни. Здравствуйте!
- Здравствуйте, София Владимировна! Если никого не ждете, может прогуляемся, стоять на месте холодновато.
- Хорошо! Пройдемся до нашего дома, заодно проводите меня. Пора, внуки требуют внимания.
- Да, у Вас внуки. Но Вы показались мне такой грустной и одинокой, стоя под этой сосной. У Вас что-нибудь случилось?
- Нет, ничего особенного, устала немного. Отвыкла от такого темпа жизни. Думаю, все плохое, что могло случиться со мной, уже случилось. Хуже, чем было уже не будет.
Вы правы, сегодня я почувствовала себя одинокой. Подумала, дети живут около меня, но не со мной. Им моя жизнь неинтересна. Я просто мать, просто бабушка, человек, который должен всех понять, всем помочь.
- А я завидую Вам, София Владимировна, Вас дома ждут, нуждаются в Вас, поэтому Вы не можете быть одиноки. Наверно, просто у Вас выдался трудный день. С Вами рядом две Ваши дочери, замечательный зять, крохи-внуки. А у меня только кот, который меня ждет, больше никого.
- Ничего, настанет лето, внуков Вам привезут, веселее станет жить.
- Может быть, только летом мне некогда будет ими заниматься. Страда.
- Да, летом у председателя колхоза дел невпроворот. Вот мы и пришли. Я бы пригласила Вас на чашку чая, но уже слишком поздно. Заходите к нам в другой раз, когда пораньше пойдете гулять.
- Непременно воспользуюсь Вашим предложением. Конечно, если Вы не боитесь разговоров.
- Разговоров? Не боюсь, думаю, людям нет до нас дела. Мы пожилые люди, у нас могут быть свои интересы, разговоры. Почему бы Вам не заходить к нам в гости?
- Допустим, пожилой человек тут один, это я. А Вы, София Владимировна, не торопитесь себя причислять к старикам, это Вам грозит не скоро.
- Так только кажется, Викентий Агафонович! Я в душе давно уже пожившая, старая женщина. Спасибо, что проводили! Спокойной Вам ночи, до свидания!
- До свидания, София Владимировна! Так я зайду к вам завтра?
- Да, конечно, заходите!
София еще из сеней услыхала, как в два голоса «поют» ее внуки. Только переступила порог, сразу услышала возмущенный голос Зои
- Мама! Ты нас напугала. Я думала, ты совсем ушла, тоже бросила меня! Где ты была? Василек весь изревелся, он не может без тебя. На него глядя и Машенька плачет. Мы с Люсией уже не знаем, что делать.
- Ох, беда мне с вами. Сами дети, детей нарожали. Сейчас возьму, чуток согреюсь. Зачем ты его трясешь? У него и без этого голова болит. Тебя самою бы так потрясти.
- Он так тише ревет.
- Со страху, наверно, давай, успокою. А ты, Машу у Люсии забери. Люсенька, доченька! Ты никак тоже плакала?
- Ага! Я всяко ее носила, она никак не успокоится. Руки уже отваливаются. Зачем только детей рожают. Ни за что не стану рожать, не то что двоих, даже одного.
- Дочь, не говори больше таких слов! Вдруг в этот момент Ангел скажет: «Аминь» и не будет у тебя детей? Дети, это счастье, дочь!
- Ага, прямо великое счастье. Не маленькая, вижу, какое у тебя счастье с нами. Теперь еще больше счастья, внуки, которые без тебя орут, которых тебе растить до старости. Как-то не очень хочется мне такой радости. Знай, всех корми, за всеми убирай, а жить, когда?
Так, мама, где ты была? Библиотека давно закрыта, подруг у тебя нет, парк снегом заметен.
- Я, Люсенька, гуляла. Вышла прогуляться перед сном. А ты не любопытничай, тебе давно пора спать, завтра в школу.
София взяла Василька на руки. Ребенок, почувствовав родное тепло, тут же успокоился, только всхлипывал время от времени, глядя на Софию синими глазами и мигая влажными ресницами.
Бабушка прижала внука к груди, вдохнула сладкий младенческий запах, сердце ее наполнилось теплом и нежностью. Какая она одинокая? Дети у нее, которые жить без нее не умеют, внуки, которым нужна. Пусть иногда невыносимо трудно, пусть усталость берет, но не одинока она. Нет!
Петр вернулся домой около полуночи. Долго шел, шел медленно, останавливался, думал. О матери думал, как с ней быть дальше. Ему показалось, что мама немного не в себе. Может зря отец так жестоко с ней поступает? Надо будет с ним поговорить. Врачам маму нужно показать, неврологу, может даже психиатру.
О Зое думал. Может ей тоже помощь врача нужна? Слишком круто меняется ее настроение. Он потерпит, он мужик, но это может плохо повлиять на детей. Софии тоже нелегко приходится терпеть выкрутасы дочери. Все-таки, она не очень молода, много перенесла, наверно, хочется спокойной жизни.
Свет настольной лампы мерцал в окнах их с Зоей половины. Не спит жена. Неужели София не сказала, что он не придет ночевать. Зря он, конечно, так поступил. Можно было к родителям заехать просто по пути, когда в город ездил по делам. Наказать захотел. Не стыдно? Наказать кормящую мать, чтобы она не спала, переживала? Эх, еще мужчина!
Петр дернул на себя входную дверь. Закрыто на крючок. Не успел постучать, как дверь раскрылась, и Зойка, теплая, нежная, пахнущая сладким грудным молоком кинулась ему на шею
- Петенька! Вернулся мой любый! Ты зачем ушел? Зачем так пугаешь меня?
- Тихо, тихо! Отпусти меня, сумасшедшая, простынешь, я холодный.
Зоя, дрожащими руками, расстегнула на муже куртку, обняла его крепко, изо всех сил, уткнулась лицом в его шею.
- Больше никогда так не делай, не бросай меня, даже когда я гадкая, не бросай меня. Если ты уйдешь, я пропаду, потеряюсь, сломаюсь. Не бросай меня!
- Все, перестань, моя хорошая, никто не собирается никуда уходить, тем более бросать. Просто я сорвался, не вытерпел. Ты на самом деле вела себя, как гадкая девчонка. Но ты не гадкая, ты самая моя любимая. Ты просто еще ребенок, не успевший подрасти и уже ставший мамой. Ты родила раньше, чем положено, организм твой не был готов. Я думаю, отсюда срывы.
Дашь мне раздеться, или так и будем тут стоять? Между прочим, твой муж не ужинал и сильно хочет есть. Будешь меня кормить?
Зоя улыбнулась сквозь слезы. Слава Богу, не сердится на нее Петр. А она ведь очень сильно испугалась. Представила, что он больше не придет, все немило стало. Как жить на свете без его влюбленных глаз, без ласкового голоса, без его поддержки?
- Садись за стол, мама сегодня мяса натушила с капустой. Сейчас погрею.
- Не надо, милая, я так поем. Будешь со мной?
- Буду. Я ужинала, но не помню, как. Сильно расстроилась, есть не могла. Думала молоко пропадет. Разве можно так поступать с женой, которая тебя любит?
- Правда, Зоинька, я тебя так огорчил. Прости меня, но так будет всегда, если ты будешь вести себя, как капризная школьница. Привыкай думать не только о своих обидах, но и чувствах других, ладно? Ты ведь на самом деле очень хорошая, добрая, но сидит в тебе маленький вредный чер тенок, который нет-нет, да и выскочит.
- Ты правда думаешь, что я добрая? Да, я добрая, но не всегда, так получается. Я, Петь, постараюсь, обломаю рога этому чер тенку. Только ты помоги мне, хочешь отругай, хочешь побей, только больше никогда не уходи из дома. Ладно?
- Ладно! Обещаю, буду бить часто и сильно!
Они засмеялись, шикнули друг на друга и принялись есть холодный, но такой вкусный ужин вдвоем, из одной тарелки.
София слышала весь их разговор, улыбалась. Эх, Зойка! Вся ты в отца. Наблудишь, выведешь из себя и становишься ласковой и послушной. Да ведь хитрющая какая, все равно не просила прощения у мужа. Вывернулась так, что он оказался виноват, не вытерпел ее характер, ушел, а надо было терпеть.
Бедный Петр! Так и будет всегда виноватым, простоватый он не изворотливый. Одна надежда, что прогибаться сильно не станет. Если так, то и Зоя со временем поймет, что лучше ей не шибко казать свой характер. Бог даст, притрутся. Петр, он надежный и упрямый. Взялся быть отцом и мужем будет им до конца.
Продолжение Глава 134