Аннушка. Глава 28.
Есть такие люди, которые мимо чужого горя пройти не в силах и им не важно, какого пола, сословия, вероисповедания тот, кто нуждается в их помощи. Такой была Анна. Страдания людей, например, рожениц она чувствовала нутром, они приносили её физическую боль, зато, когда ребенок появлялся на свет, её словно изнутри омывало теплой водой, на душе становилось светло и радостно, совсем как тогда, когда замирает мир в ожидании восхода солнца и начала нового дня.
Экзальтированная жена Макара преувеличила болезнь сына, составленный Анной отвар, помог разбуженному мальчику раздышаться, с аппетитом поесть и уснуть сном здорового ребенка. Пока возились с ним, Анна всё не решалась начать разговор, хотя дочь и подтыкала её в бок, показывая глазами на хозяина, после и вовсе стало неудобно, хозяйка усадила их за стол, предлагая остаться на ночлег. Макар вышел во двор покурить, а Зина завела разговор:
-Как жаль, что муж совсем не рассказывал о вас Анна, вы же настоящая находка, можно сказать уникум-восторженно сказала она, наливая в тонкие, фарфоровые чашки кипяток, -расскажите мне про Яблочное, как вы там живёте-можете?
-Елошное вообще-то- хмуро ответила ей Настя, которой претило всё в этой комнате и тонкая скатерть на столе, и странное растение в большой кадке и розовые, как миндаль ногти на изящных ручках хозяйки. Она спрятала свои, огрубевшие от постоянной работы, в царапках, шершавые руки под стол и продолжила:
-А вы чем занимаетесь? Работаете?
-Конечно! - ответила ей хозяйка, -я преподаю в Высшей коммунистической сельскохозяйственной школе, мы готовим руководящих работников райкомов партии и райисполкомов и мои ученики совсем не дети. Мы и с Макаром Силантьевичем там познакомились. Он поначалу мне совсем не понравился, бирюк бирюком! Представляете, не умел пользоваться вилкой, ел только ложкой! - она рассмеялась и её легкий смех раскатился по комнате, словно бусины по блюду,- ох и намучилась я с ним! Зато теперь не стыдно рядом пройти, запомните, мои хорошие, мужчину делает женщина! Ежедневно, ежеминутно, поправляя и лепя из него то, что нужно!
-Надо же, а я всегда считала, что его просто любить нужно и принимать таким, каков есть-тихо ответила Анна, разглаживая рукой скатерть перед собой.
-Ну что вы, Анна, вот Макар как –то обмолвился, случайно, что был влюблен как-то в этом вашем Яблочном, но не срослось у них, отсталая она была, в Бога верила, представляете! Да и что могла дать ему эта деревенская баба? Другое дело я, из интеллигентной семьи, птица другого полета!
-Птица-голубица! –буркнула Настя и громко, демонстративно, как будто назло высморкалась в свисавшую со стола скатерть. Ошарашенная Зинаида замолчала, тут и Макар подоспел, потирая озябшие руки, сел рядом с ней.
-Знаю я всё про Семёна, помочь не могу- сразу же сказал он, не глядя на гостей, -не могу, -повторил он, пытаясь остановить вскинувшуюся было Анну.
-И вам не советую, загребут всех, разбираться не станут, а у вас Василий, забыла чей он сын? –продолжил он, обращаясь к Анне, -то-то же-сказал он, глядя на то, как меняется она в лице.
-Откуда ты узнал? -спросила она, с трудом разжав враз пересохшие губы.
-Яков проболтался, когда мы в отряде вместе были и первый раз с тобой встретились, помнишь?
-Как не помнить? Брат у тебя умирал, а ты его в дом мой умирать привёл.
-Да что прошлое ворошить? Настоящим жить надобно, вот только помни про Васю-то, да язык прикуси. Семёну сейчас никто не поможет, суд был, приговор-восемь лет лишения свободы, пять лет поражения в правах, лишенец одним словом, советую публично отказаться от него, я уже это сделал.
-Да как же, да за что же-растерялась Анна, -почему так быстро осудили? А дальше-то куда его?
-В Омск отправят, а там неизвестно.
-Макарушка, а что совсем ничего нельзя сделать? -спросила его жена.
-Вы вещи его привезли? –обратился он к гостям, не отвечая на их вопрос.
-Да- тихо ответила Анна, вытирая слёзы со своих щек.
-Смогу передать, не сам конечно, есть у меня один человечек, это всё, что я могу для вас сделать, утром они должны быть здесь, много не кладите, самое основное, ну и передай от себя лично что-то, небольшое, чтобы спрятать можно, да чтобы не позарился никто, да хоть памятку, что мне когда-то дарила, помнишь? –Макар посмотрел ей прямо в глаза. Анна утвердительно кивнула. Зинаида во все глаза смотрела на мужа и гостью, понимая, что перед ней сидит та самая деревенская зазноба мужа, о которой он говорил. Она ещё раз взглянула на женщину, удивляясь её тихой красоте, которую не портила даже прыгающая походка. Глубокие, полные невысказанной боли и тоски глаза её поражали, притягивали словно омут, завораживали мерцающими искорками в зрачках.
-Это просто отблеск от лампы-подумала про себя Зина, почувствовав, как привстали волоски на её руках от необъяснимого чувства, как будто прикоснулась она к чему-то неизведанному.
-Своя шкура она ближе к телу- не выдержала Настя, -переводя разговор на себя, -за место своё боитесь, да? – она вскочила, стул от её движения громко упал.
-Боюсь –спокойно признался Макар, - и ты бойся, а сейчас вам пора, провожать не пойду, ни к чему, чтобы нас видели вместе, приносите одежду завтра и поезжайте домой, от греха подальше. И дорогу сюда забудьте, не было у меня брата никогда и не будет больше-сказал он, выпроваживая их.
-Мам, а что этот индюк про Васю нашего говорил? -спросила девушка, когда они, спустившись с крыльца шли через двор.
-Меньше знаешь, -крепче спишь, -ответила ей мать, пряча в карман маленькую чайную ложку, которую она взяла со стола, в пару той, которую хранил сын о своих родителях.
К обеду следующего дня они выехали из города, чтобы спустя несколько дней тяжелой дороги вновь оказаться в родном селе.
Своей техники, в колхозах того времени, не было, трактора и комбайны были лишь на машинно-тракторных станциях, так называемых МТС, одна из которых обслуживала и Елошное. Станция была на пятьдесят тракторов, имелись в наличии комбайны, локомобиль, собственная нефтебазу. В составе МТС была ремонтно-механическая мастерская, гаражи и навесы для хранения техники. Служащие МТС считались работниками городских предприятий, располагали причитающимися им льготами и предоставляли различные виды услуг, оплачиваемые колхозами в соответствии с установленными законами расценками. Ох, и красивые парни работали там, а уж как их любили деревенские девушки, словами не передать, всякая мечтала заполучить в женихи такого работника. Зимой организовывались при станциях курсы трактористов, в основном парней, конечно, ведь девушек брали на них редко и неохотно.
Задумавшаяся Настя, спешившая к подруге на вечерки, не заметила, как председатель колхоза, Душечкин заступил ей дорогу.
-Что-то тебя совсем нигде не видно стало, -сказал он, притаптывая ногой снег, обильно выпавший ночью, -в клуб не заходишь совсем, да и в библиотеке тебя давно не видали, кружки не посещаешь, товарищи твои спектакль, понимаешь, готовят, а тебя и дырка свись, не хорошо это, неправильно, что скажешь?
-А что тут ответишь, Геннадий Иванович, вы же знаете, не до веселья нам сейчас- ответила ему девушка.
-Эй, погодь, погодь! Из-за отца переживаешь? Понимаю, только вот у нас, в Елошном, в каждом дворе по горю живёт. Эх, девка, если собрать всё вместе, что люди пережили, большая гора получится, не обойти, не объехать, а ведь жить-то надо. Я вот тут вот что подумал, тут при МТС курсы имеются, трактористов, ты девка умная, живо разберешься что там и как, тем более сама когда-то о них заикалась, пойдешь учиться?
-А пойду, Геннадий Иванович- ответила Настя, улыбнувшись ему.
-Вот и хорошо, вот и славно, а в клуб забеги вечерком, вдруг в спектакле роль для тебя слишнится, глядишь и оживешь маленько. Мать-то как, давно её не видел? –спросил он.
- Как с работы придёт, сядет, как истукан, в одну точку смотрит и шепчет, шепчет что-то, невнятное, одной ей ведомое. Васька при молодой жене, Нюрка по клубам шастает, вот и приходится мне за ней присматривать.
-Ничего, Настюша, оклемается. Вы бабы, как кошки, живучие, встрепенетесь и как будто сызнова жить начинаете, зайду на днях, поговорю, авось прислушается. Заболтал я тебя совсем? Иди, куда шла, да подсобирывайся потихоньку, в район вскорости поедешь-сказал он ей вслед, внимательно за тем как идет она по улице. Болело сердце у мужика за каждого елошенца. Со многим в политике советской власти был он не согласен, но молчал, опасаясь навета. Боялся не за себя, за семью свою, детей, которых на ноги поднять ещё нужно, поэтому и жалел втайне тех, по кому прокатился безжалостный каток репрессий, но поделать с этим ничего не мог. Вдохнув свежего, морозного воздуха поспешил председатель по своим делам, гонимый заботами большого хозяйства под названием «Заветы Ленина».