«Старьё-о берё-о-о-м! Старьё-о берё-о-о-м!» - старшее поколение горожан помнит, наверное, эти заунывные крики под окнами. Заслышав их, хозяйки выносили старьевщику ненужные вещи: поношенную одежду, какую-то посуду, старые журналы, игрушки и прочий хлам.
Вскарабкавшись на подоконник, я смотрела вниз, в глубину двора-колодца, где сутулый старик, отсчитав деньги (чаще мелочь), деловито засовывал это барахло в огромные мешки, перекинутые через плечо, и думала: «Зачем ему столько? Интересно, куда он это всё девает?» . Теперь, поселившись неподалеку от «Удельной», я понимаю – куда. На «Блошиный рынок», ясное дело!
Торговля тут началась еще до революции, с появлением железнодорожной станции: жители окрестных деревень понесли к поездам яблоки, клубнику, домашние пирожки, надеясь продать свой нехитрый товар пассажирам. В советское время торговля поутихла, чтобы вспыхнуть вновь в лихие девяностые и уже не угасать.
Сегодняшняя «Уделка» (или «Блошка», как ласково называют это место завсегдатаи) – это уже не рынок. Это целый мир. Живой, текучий, постоянно растущий, он как будто существует в нелинейном времени, где воедино слито прошлое и настоящее. Эта страна чудес протянулась аж на два километра. Сначала идут «цивилизованные» павильоны, где продаются обычные товары, ничего особенного. Потом – ряды с контейнерами и прилавками под навесом, и вот тут уже начинается интересное. Палатки с ворохом «секонд-хенда» перемежаются с антикварными и винтажными лавками, где пластмассовые пупсы и ёлочные игрушки соседствуют с бронзовыми статуэтками и чашечками английского фарфора. И в самом конце уже идет торговля «с земли», где продавцы попросту раскидывают клеенку и на ней раскладывают свои богатства. Чего тут только нет! Детские ботиночки, советские фены, радиотелефоны 90-х (помните, такие тяжеленные, с торчащей антенной?), чугунные сковородки, самовары, чемоданы, чучела животных, книги, часы, корзины, шляпки…
Сюда приходят поохотиться за раритетами самые разные люди: театральные художники, декораторы, антиквары, коллекционеры, любители ретро-стиля. Люди на «Блошке» – это отдельная, особенная порода, причем и торговцы, и постоянные покупатели. Значки, вымпелы, монеты, военная атрибутика времен Великой Отечественной, вещи эпохи СССР, старые открытки, книги… Люди толпятся у лотков часами, им есть, чем поделиться друг с другом. Тут множество «клубов по интересам». Порой продавщица антикварной лавки расскажет об истории своих товаров столько увлекательного, что иному экскурсоводу не снилось. Люди тут торгуют целыми династиями, каждый торговец – почти профессор. И не мудрено, что по версии Forbes, Удельный рынок занимает второе место в топ-десятке самых крутых блошиных рынков мира, уступив только японской «блошке» в Токио.
«Блошиный» – слово, конечно, противное. Пришло это название из немецкого: «Flohmarkt» – так в Германии в ХIХ веке брезгливо называли барахолки, потому что на них частенько царила антисанитария. Подержанные (а то и снятые с покойника) вещи никто не утруждался постирать – продавали, как есть. Вот и можно было с легкостью подцепить и блох, и вшей, и прочую заразу. Покупателями была большей частью беднота, не имевшая денег купить новые вещи. Блошиные рынки наводняли Европу, и Петербург не был исключением. В начале 18 века за Петропавловской крепостью возникла стихийная толкучка в Татарской слободе, которую в народе окрестили «Татарским табором». Теперь память о нем осталась только в названии Татарского переулка. Однако истинным родоначальником питерских барахолок принято считать Ново-Александровский рынок. Он был построен 1867 году по проекту архитектора А.Бруни, и на нем, помимо «культурной» торговли, было специально отведено место «Татарской толкучке для торговли вразнос». Там, вперемешку с тянучками и баранками, продавали и меняли всяческое, как сегодня сказали бы, «б/у».
Ново-Александровский рынок был снесен в 1932 году. Недавно при строительстве нового корпуса архитектурно-строительного университета, который нынче находится на месте этого рынка, были обнаружены великолепно сохранившиеся торговые подвалы.
Толкучки есть и будут всегда, но их расцвет и разрастание обычно наступают на сломе эпох, в трудные времена. Так было в Первую мировую и Гражданскую войны, когда вместо стремительно обесценивавшихся денег валютой становились хлеб, соль, спички, дрова. Так же было и во время ленинградской блокады. Чтобы не умереть с голоду, люди меняли на хлеб всё, что могли, расставаясь с самыми дорогими сердцу вещами, с семейными реликвиями. Золотые часы меняли на крошечный кусочек сливочного масла или буханку хлеба. Блокадные толкучки были почти на всех рынках – на Кузнечном, Мальцевском, Ситном… Говорят, в ходу были модные довоенные женские платья, шубки, детская нарядная одежда. В блокадном городе часто спекулянтками оказывались женщины – те, что пристроившись в буквальном смысле на «хлебные места», воровали без зазрения совести и наживались на горе других. Хочется верить, что энергетика этого страшного горя, которую несли в себе так подло выменянные вещи, не сделала счастливыми их новых бесчестных владелиц.
В советское время торговать вещами с рук было нельзя, и люди именно «толкались», настороженно прикрывая свои «сокровища» полой пальто или куртки. Отсюда и выражение – «торговать из-под полы». Правда, подержанные вещи можно было официально сдать в комиссионный магазин. Комиссионки были сущим кладезем для любителей ретро. Помнится, в середине 70-х в магазинчике на Садовой все полки были завалены старинными самоварами, самых разных форм и размеров. Стоили они копейки, ибо в моду вошли самовары электрические, а в малогабаритных «хрущевках» громоздкий хлам хранить было негде. А сейчас этот «хлам» стоит целое состояние. Приходилось мне захаживать и на толкучку, что клубилась в самом конце Сенного рынка. Чего тут только не было! Торговали всем, от детских ползунков до горжеток из чернобурки. Несмотря на запреты, в Ленинграде можно было купить практически все, только «места знать надо».
Дефицит товаров диктовал условия подпольному рынку. К примеру, на Краснопутиловской улице, 55, находился магазин «Юный техник», куда поступала неликвидная продукция с завода им. Козицкого. Но поскольку нужных и редких деталей там днем с огнем было не сыскать, рядом с магазином стихийно образовался самый известный в городе рынок радиолюбителей (нелегальный, понятное дело). Со временем там можно было купить не только радио- и телевизионные детали, но и дефицитные пластинки, и магнитофонные пленки, и кассеты, и еще массу всего необычного. Невиданный размах торговля у «Юного техника» приобрела в конце 80-х, когда запретов стало меньше, товаров в магазинах — тоже, а кооперация стала набирать обороты. Рынок разросся и цивилизовался, переместился на огороженную площадку на соседнем пустыре, а в 90-е, когда и там стало тесно, переехал на юго-запад города, где и существует до сих пор, известный всем как «Юнона». «Любовь не продаётся. Остальное можно найти на Юноне» – помните такой слоган?
Но вернемся с юга на север, на Удельный рынок. Кто за чем, а я хожу сюда за атмосферой. Прошел сотню метров – и все, закружила машина времени! Крутятся пластинки, несется ретро-музыка из старинных патефонов и советских проигрывателей, рядом кипит огромный медный самовар, можно выпить чаю или кофе – стаканчик 80 рублей. И – смотреть, смотреть, смотреть, выхватывать из пестрого хаоса что-то ностальгично знакомое, разглядывать, прикасаться, держать в руках удивительные вещи из прошлого. Вот кукла в костюме Красной Шапочки – у меня была точно такая же. И заяц в атласном красном кафтане, и вот эта заводная обезьянка с ключиком в боку. А эти фарфоровые воробушки! Такие же стояли у нас в книжном шкафу, за стеклом. Такую вазу мы подарили учительнице в восьмом классе. Эта тоже с гравировкой. А вдруг?.. Читаю надпись. Нет, другое имя, другая дата. Но магия времени – точно такая же. Это энергия памяти, которая вытаскивает из подсознания, воскрешает события настолько прочно забытые, что возрожденное воспоминание кажется чудом.
И ведь чудеса действительно случаются. Однажды, на развалах такой же толкучки, среди груды старинных вещей архитектор-реставратор Рафаэль Даянов нашел дореволюционную открытку с изображением сгоревшего храма в Келломяках. Сделал проект. Теперь храм воссоздан в первоначальном виде. На блошином рынке в Париже меценат Валентин Эльбек отыскал книжку Пьера Жильяра — наставника детей Николая II. Привез в Россию, перевел на русский язык, издал. Теперь мы можем прочесть о последних трагических днях царской семьи из первых уст. А ведь казалось бы — подумаешь, книжка, открытка. Простые вещи. Но каждая вещь хранит магию времени, магию памяти. Нужно просто увидеть, прикоснуться, почувствовать...
И тебе откроется.
Галина Илюхина
Фотографии автора
