На кафедру Лидочка зашла исключительно на автопилоте – просто тело, удерживающее под мышкой увесистый талмуд, продолжило движение и после разговора с Владом. Мгновенная потеря себя – само собой, а необходимость вернуть редкое издание туда, где взяла, никто не отменял.
Шагнув в помещение кафедры, Лидочка сжалась сильней прежнего, хоть это и казалось невозможным. Там не было никого, кроме завкафедрой. А Елизавета Владимировна была женщина ну очень серьезная. Ее боялись до одури все – не только студенты, но и преподаватели, и вроде бы даже ректор. Боялись так, как испугались бы, к примеру, сошествия Тысячерукой Кали или Немезиды с карающим мечом. В общем, не человека, пусть и грозного, но высшей сущности.
Елизавета Владимировна была более чем в годах. Но ни намека на слабость и дряхлость в ее облике не было. Если она кого и напоминала, так Екатерину Великую на знаменитом портрете с левреткой. Не худая и не полная, с безупречной осанкой и цветом лица. Волосы немодно уложены в сложную прическу. Всегда туфли на каблучке – в ее-то возрасте! Всегда легкий макияж и украшения с камнями, недорогие, но по-старомодному стильные.
Она никогда не повышала голоса – все бросались на полусогнутых исполнять ее желания по мановению бровей. С тем же олимпийским спокойствием она морально изничтожала проштрафившихся. Притом ни разу даже слухов не появлялось насчет того, что кто-то потерпел от нее без вины. Кара всегда бывала жесткой, но исключительно справедливой.
Елизавета Владимировна была доктором наук, языковедом с мировым именем. Список ее печатных работ занимал в справочнике три страницы, и ничего из разряда «интернет-журналов» там не было, исключительно академические альманахи с вековой историей и монографии. А из ее студентов, которые уже тоже стали докторами и кандидатами, имели мировую известность и многоступенчатые списки научных достижений, можно было сформировать полноценный полк.
В общем, это точно был не тот человек, которому следует попадаться на глаза, когда твой мир внезапно рухнул. Но Лидочка уже попалась.
– Здравствуйте, Лида! Ну как, вы нашли в этой книге то, что вам требовалось? – Елизавета Владимировна неизменно обращалась к студентам на «вы». И не одобряла, когда фамильярность, пусть и родительскую, проявляли другие преподаватели. Лидочка попыталась промямлить хотя бы «здрасьте!», но через стиснутое горло проник только какой-то жалкий нечленораздельный вяк.
Елизавета Владимировна оторвалась от какой-то бумаги. Она распечатывала даже электронные письма, ибо читать с экрана так и не привыкла и заявляла, что документ должен быть доступен к использованию где угодно, а не только там, где есть компьютер. С нею постоянно была вместительная дамская сумка, из которой торчали бумаги, бумажки и бумаженции.
Серые глаза завкафедрой выцвели от возраста, но нимало не утратили хирургической остроты. Их взгляд вонзился в Лидочку, как некий исследовательский зонд.
– Так, Лида! Я вижу, у вас что-то случилось, серьезное и неприятное! В чем дело?
Лидочка попыталась помотать головой, но сама понимала, насколько вышло неубедительно. Елизавета Владимировна погрузила исследовательский взгляд еще глубже, и вдруг уверенно кивнула:
– А, понятно! В положении, да?
Лидочка каким-то чудом сумела сесть на стоявший у стены стул, а не мимо его. Все и так было ужасно, но становилось и того хуже. Но Елизавета Владимировна вдруг поинтересовалась по-деловому, без малейшего осуждения:
– Академку оформляем сейчас, или летнюю сессию все же сдадите и курсовую представите?
Лидочка слегка обалдела. Она ожидала вал праведного гнева, но не этой почти дружелюбной деловитости.
– Елизавета Владимировна, я не... В общем, наверное, академка не понадобится...
Елизавета Владимировна подняла брови так высоко, что они почти завязались над переносицей узлом:
– Извините, деточка, а рожать вы как тогда собираетесь? Если вам мама или еще кто поможет, то полугода хватит, конечно, но совсем не идти...
Ну вот как такие вещи объяснять людям, подобным Елизавете Владимировне? Лидочка честно попыталась. Но вышло из этого только то, чего она из последних сил пыталась избежать – она разревелась.
Елизавета Владимировна посмотрела на нее, взяла какую-то бумажку, черкнула пару строк и прицепила это творение на монитор секретарше кафедры. Затем встала, сняла с вешалки плотный жакет, взяла сумку, мимоходом глянула на себя в зеркало на стене.
– Так, деточка. Нам определенно надо поговорить, но лучше не здесь. Идемте в парк, что ли...
Лидочка что, могла отказаться? Хлюпая носом, она покорно поплелась за завкафедрой.
Пока Елизавета Владимировна зорко высматривала в парке лавочку поуединенней, пока они к ней шли, Лидочка немного пришла в себя. И даже почти связно объяснила завкафедрой, как быстро передумал общаться с нею Влад, узнав о положении дел. У него даже сразу невеста нашлась, да из влиятельной семьи.
Елизавета Владимировна покачала головой с таким видом, что сразу стало ясно: Владу ей на глаза лучше не попадаться.
– Да уж, подобным прохвостам надо делать на лбу наколку «не влезай – убьет!» или нечто в таком духе! Но деточка, вы-то почему считаете, что в этой ситуации прерывание беременности – правильный выход? Ваши родители не простят вам такого поведения. Или вы настолько стеснены в средствах?
Лидочка родителям еще ничего не говорила, но по опыту полагала, что они ограничатся головомойкой, а потом поймут и простят. Средств тоже хватало. Но не сводится же жизнь к этому!
– Елизавета Владимировна, не в этом дело! Понимаете, ну что я дальше буду делать, с ребенком, одна? Ладно бы с Владом, там любовь бы многое оправдала, а так... Я ведь учусь, я хотела работать, карьеру сделать... Я... как вы быть хотела, успешной, известной, сделать что-то значительное! А с ребенком – куда? Я еще даже не доучилась. На родителей его спихнуть нечестно будет... Ну вот и как?
Елизавета Владимировна посмотрела на нее как-то странно. Внимательно и тяжело. И долго не отвечала.
– Хотели быть, как я, значит... Деточка, а почему вы уверены, что я хотела быть такой, какая есть? Почему думаете, что мое нынешнее положение, вся моя жизнь суть реализация мечты молодости?
Лидочка банально раскрыла рот. В прямом смысле. И очень глупо захлопала глазами, позабыв даже на время про Влада и свое положение.
– А... как? Вы же знаменитость, выдающийся ученый, завкафедрой, профессор...
Елизавета Владимировна неожиданно сильно ударила по сиденью скамейки. Кулаком.
– И я стараюсь возвращаться домой попозже, ибо там меня никто не ждет! Со всей этой известностью, с этими вечными разъездами по семинарам и конференциям я даже кошки завести не смогла! Я провожу выходные и отпуск в библиотеках, ибо сидеть одной дома невыносимо, а на курорт ехать мне не с кем! И воспитываю таких, как вы, деточка, ибо больше некого!
Лидочке оставалось только продолжать хлопать глазами. А Елизавета Владимировна продолжала напористо и жестко:
– Когда я была в вашем возрасте, Лида, мне в страшном сне не снилась такая жизнь! У меня был любимый человек, я мечтала выйти за него замуж и родить троих детей. А работать литературным переводчиком, ибо тогда можно не ходить каждый день на работу, а делать все дома. Так что, деточка, все, что я имею сейчас – это результат моего грандиозного крушения!
История оказалась банальной, и в чем-то даже на Лидочкину похожей. Юная Лиза воспитывалась вместе с сестрой одинокой матерью и даже не знала, кто ее отец и куда подевался. Мать категорически не поощряла в дочерях интереса к молодым людям, но Лиза все равно сумела без памяти влюбиться в Яна, с которым познакомилась у подруги. Мать, узнав об этом, была в ярости и категорически запретила дочери даже думать об этом молодом человеке.
– Все дело было в том, что Ян был из еврейской семьи. Ни он, ни его родители не были верующими и вообще никакого значения своей национальности не придавали. Такие, знаете, чистейшие хомо советикус. Но мать все равно считала, что это важно. Ну и еще была уверена, что я должна состояться как профессионал, стать какой-то такой независимой личностью. Она, если по нашему времени судить, передовая была. Убежденная в том, что любовь и брак совсем не главное для женщины.
– Но вы ведь все равно могли пожениться, если вы были уже взрослая... Ну пусть тогда родителей больше слушались, но не средние же века были...
Елизавета Владимировна вздохнула.
– Могли и собирались. Но я, опасаясь матери, убедила Яна, что будет лучше, если я сперва закончу учебу, а он найдет работу и как-то устроится. Тогда мы сможем не принимать мнение матери в расчет. Он был инженером-строителем, и завербовался на Север – там и платили хорошо, и льготы разные были. И погиб там через год. Несчастный случай.
– Ой! – только и сказала Лидочка.
Дальше, собственно, все было понятно. Елизавета Владимировна так никогда и не вышла замуж, не родила детей. Работать из дома у нее уже не было желания – она хотела убраться подальше от заботливой матери, очень гордившейся тем, какие профессиональные успехи делает ее умная, независимая дочь. Она стала тем, кем была – завкафедрой, профессором и ученым с мировым именем. Все эти понятия существуют только в мужском роде...
– Вот и подумайте, деточка, – Елизавета Владимировна словно итоги лекции подводила. – Вы уверены, что действительно хотите быть такой, как я? Ибо я сама отдала бы все свои регалии и половину своей пустой, холодной жизни за то, чтобы тогда у меня хотя бы ребенок от Яна остался. И все эти годы думала: а что было бы, если бы я его не уговорила со свадьбой подождать, не послушала бы матери? Ведь его родители были не против. Может, не поехал бы он на тот Север, и жили бы мы, как мечталось... Конечно, ваш обормот ни верности, ни памяти не стоит. Но тем более не стоит он того, чтобы из-за его подлости вы, деточка, отказали себе в праве быть нормальной женщиной.
Лидочка смотрела перед собой невидящими глазами. Елизавета Владимировна взяла сумку и поднялась:
- Конечно, решение должно быть вашим, деточка. У вас своя ситуация и свои планы. И да, любое решение тут не будет абсолютным благом, просто меньшим из возможных зол. Но просто подумайте, о каком варианте вы в будущем будете меньше жалеть. А академку я вам обеспечу, вы же знаете, со мной не поспоришь!
***
Через год Лидочка, войдя в помещение кафедры, снова увидела там только одного человека. Это был незнакомый ей взъерошенный молодой брюнет. Он сидел за компьютером секретаря и что-то читал с экрана. Оторвавшись от этого чего-то, он с интересом воззрился на маленького Федю, высунувшего из-под маминой подмышки свой любопытный нос. Федя очень любил путешествовать в детском рюкзачке.
– Опа! Вундеркинд! – уверенно заявил взъерошенный незнакомец.
– Здравствуйте! А Елизавета Васильевна сегодня здесь? – вежливо поинтересовалась Лидочка. Брюнет посерьезнел.
– Вы не знаете? Елизавета Владимировна умерла два месяца назад. Университет хоронил, родственников никого не нашлось.
Лидочка охнула. Брюнет сочувственно покивал.
– Да уж, целая эпоха ушла! Прекрасная женщина была, таких не учителями, не профессорами – наставниками только звать. Не предмету, жизни правильной учат.
– Меня научила, – тихо признала Лидочка. Брюнет посмотрел на нее с интересом.
– А вы в гости или по делу?
– Я восстанавливаться. Я в академке была. Может, вы...
Брюнет поднял руки, как немец под Сталинградом:
– Только не я! Я вообще не местный. Статью по блату попросил перевести, ну не шпрехаю я по-дойчески. Я с исторического. Но секретарь сейчас придет, она за кофе только пошла! И все вам расскажет, ничего тут такого сложного нет.
Лидочка кивнула. Брюнет выдрал из компьютера флешку и вылез из-за секретарского стола.
– Слушайте, а что если после того, как вы тут все выясните, мы немного погуляем? Ваш грозный страж возражать не будет? – он кивнул на Федю.
Лидочка усмехнулась.
– Это дядя Федор. Он любит гулять, так что мы не против.
Брюнет улыбнулся, кажется, в тридцать три зуба.
– А я Сергей, археологи мы. Тогда ждите секретаря, а я побегу за манатками своими и подожду у лестницы!
– Подождите! – остановила его Лидочка. – А вы знаете, где Елизавету Владимировну похоронили?
– Да, конечно! Я же тоже помогал!
– А мне сможете показать?
– Конечно! Но это далеко, на машине надо, а я без нее сегодня...
– Ничего, в следующий раз! Бегите за вещами, сегодня просто с дядей Федором погуляем!
Сергей умчался, а Лидочка села на стул у стены. В дальнем углу, у окна, она только сейчас заметила стенд, нечто вроде краткой истории кафедры в стенгазете. Центральную часть занимали фото достойнейших из достойных.
Елизавета Владимировна смотрела на Лидочку со сдержанным одобрением. Как и всегда.
---
Автор: Мария Гончарова