Темы женщины-домового (так я себе позволил назвать женскую разновидность домашнего духа) я коснулся в заметке «Личная жизнь домового» (ссылку прилагаю) – коснулся как жены домового, здесь же данный персонаж будет рассмотрен как самостоятельный и более детально.
Пожалуй, дух дома в образе женщины более известен как домовиха, домаха (она же домовица, доможириха, домовилиха, доманушка, бабушка-доманушка, домовая хозяйка).
На Русском Севере считали: в доме, где есть мужчины, домовой – мужчина, а если в семье одни женщины, то дому покровительствует не домовой, а домовиха
Сведения о домовихе не очень подробны.
В Архангельской губернии считалось, что доможириха предвещает несчастье, плача под полом, а прибыток сулит, хлопоча у кросов. В Томской губернии доможириха обитает в подполье, прядёт и гоняет кур, может обернуться кошкой, собакой.
Домовиха по ночам прядёт оставленную хозяйкой пряжу на прялке (не столько прядёт, сколько портит) – «слизывает» её с веретена. Чтобы этого не случилось, прялку на ночь убирали со словами:
Хозяюшка домовая, не трогай моей прялочки. Пусть она тут лежит.
На Пинеге записано повествование «О двух доманушках»: одна из них добрая, а другая напоминает Бабу Ягу, живёт в избе, «украшенной» человеческими руками и ногами, и поедает людей.
В смоленской быличке домаха, узнав о смерти паляхи (женского духа поля), уходит в поля, где плачет голосом, как у кукушки:
Пашли бабы тилятъ искать. Хадили, хадили – кусты растяребы. Доугавечира ужъ, а маладикъ свѣтить.
– Ни найдишь тилятъ – пайдёмъ ужу двору!
Выходить жэнщина съ кустоў праставалосая, бѣлинькая, гукаить ихъ:
– Маладухи, маладушички, вырнитись: вонъ ваши тилятычки – илитя па стежички, у права.
Яны глянули – спужались.
– Ня босьтя, маладушичьки, ня босьтя! Вон тилятки – ганитя ихъ двору – и скажитя у дворѣ, маладушички, скажитя, маладушички, Дамахи, што умёрла Паляха.
Пригнали двору тилятъ, и горюшка мала; сѣли вячерить. Стали мущины спрашивать:
Маладухи, идѣ вы тилятъ нашли?
– А, Божа мой, хадили, хадили – хатѣли ужу такъ двору идить. Бохъ яе вѣдаить, выходить жэнщина съ кустоў бѣлинькая такая, стогнить:
– Ахъ, мае маладушички, скажитя Дамахи, шо умёрла Паляха.
Якъ прагаворили ета, што-ты якъ у ладошки хлопнула – сичасъ што-та загаласила и завыла – голысъ такой пріятный, слова тая кукушичка, двярьми хлопнула, зашагала на гароду у поля.
Пирипужались дѣўки, а мущины старшіи:
– Ня бойтись, ня бойтись – Бохъ хъ ею, нихай сабѣ идёть.
Также в паре с палясей-паляхой домаха может упоминается в белорусском фольклоре (стоит отметить, что Смоленск издревна был центром племени кривичей, откуда вышли и современные белорусы, – отсюда близкородственные этническо-культурные связи белорусов и смолян).
А вот описание домовухи, записанное А. У. Лукшой в Молодеченском районе на
северо-западе Минской области Беларуси:
Домовуха – дух дома в образе женщины средних лет. Низенькая, толстенькая, будто кадка, она поддерживала порядок и лад в доме хорошей хозяйки, помогала ей в разных хозяйственных делах, присматривала и качала детей, давала им какие-то волшебные травы, когда те болели, и с её помощью дети быстро поправлялись.
Нерадивых и нечистоплотных хозяек домовуха, чистенькая и аккуратненькая, страшно не любила и оттого часто мстила им, подбрасывая в приготовленное такой хозяйкой блюдо сурепки. Тогда в этой семье случались ссоры и скандалы.
Любимой едой домовухи была вареная картошка с молоком или квасом. По праздникам она разговлялась салом. Ела домовуха не слишком много, хотя бдительная хозяйка утром подмечала, что в чугунке на несколько картофелин стало меньше и молока в кувшине убавилось. Угощение домовухе не выставляли: она сама была за хозяйку и брала всё, что хотела.
Существовало поверье: если где-нибудь в доме раздастся плач невидимого ребёнка, место, откуда исходит этот звук, следует накрыть платком, тем самым скрыв под ним ребёнка домовихи, – тогда потусторонняя родительница будет вынуждена отвечать на вопросы о будущем, пока дитятю не откроют.
Дочь домового – домовинка, домовичка, домовиночка (о ней я расскажу отдельно).
В среде профессиональных исследователей славянской старины есть предположение, что истоки женщины-домового – это самостоятельный мифологический персонаж, «прядущий» людские судьбы и незримо хозяйничающий в человеческом жилище.
Иначе домового и «надворного» духа в женском облике называли суседкой, суседихой, матерью-суседкой, матушкой-суседкой.
Так же, как домовиха, суседка проживает в подполье, способна оборачиваться кошкой, собакой и гоняет кур, иногда садиться прясть – и тогда бывает слышно, как свистит веретено, а наутро хозяйка отмечает, что прядево прибыло.
В Томской губернии чтобы угодить суседке при переходе в новый дом и накануне Крещения клали под голубец булочку с гривну величиной.
Наиболее полно матушка-суседка охарактеризована в фольклоре Сургутского края. Там различают домову суседку (обитающую в доме), банну суседку (обитающую в бане), скотску суседку (обитаюшую в хлеву) и земляну суседку (о ней подробных сведений, к сожалению, нет).
Домова суседка обычно невидимо, однако иногда её описывают как круглую, с человеческим лицом и короткой жёсткой шерстью, замечаемую в подполье и укатывающуюся как шар, без рук и ног. Ночью может явиться в облике очень тяжёлого маленького ребёнка с крохотными ручками.
Домова (или избна) суседка «заведует» домом (избой), людьми, там живущими, курами или телятами, когда те временно помещаются в доме (в избе). Свою симпатию суседка выказывает, заплетая её объекту косы (их нельзя расплетать), тех же, кого невзлюбит, – «трясёт до поту» (и людей, и животных). Особенно вредит курам.
Суседка предсказывает будущее: наваливается ночью на людей и дует ледяным дыханием «к худу», тёплым – «к добру».
Когда суседку сбрасывают на пол, как кошку, она «крякает», а сбросивший её человек обнаруживает утром в руке клок шерсти с короткими и жёсткими, словно у медведя, красными волосами. При этом суседка, как правило, не сердится – объясняется это тем, что «сонному человеку всё простительно».
В Сургутском крае считали, что обитает суседка не просто в подполье, а у кедринки, помещённой в подполье под передним углом избы при начале строительства с приговором:
Вот тебе, мать-суседка, тёплый дом и мохнатый кедр.
Это позволяет предположить, что мать-суседка – не только дух дома, но и лесной дух, переносимый в человеческое жилище вместе с деревцем и становящийся покровителем дома и семьи.
Задабривали матушку-суседку, оставляя ей под печкой краюшку хлеба с солью на лучинке.
Скотска суседка живёт в загороди (части двора, отгороженной для скота). Она либо холит, либо гоняет и мучает скот. Её также угощали, дабы умилостивить, краюшкой хлеба с солью, которую клали под матицу (среднюю потолочную балку в избе).
Особенно скотску суседку старались почтить при строительстве новой загороди, а также в Великий четверг.
В книге М. М. Громыко «Трудовые традиции русских крестьян Сибири: XVII – первая половина XIX века» зафиксирован любопытный обряд Тулунской волости Иркутской губернии:
Когда в доме пекли хлеб из муки первого помола, то, как только подымалось тесто, до выпечки своих хлебов, выпекали четыре небольших хлебца, типа просвирок. Два из этих хлебцев полагалось завернуть в чистую тряпочку и вечером, идя закрывать скот на ночь, положить во дворе где-нибудь в укромном месте, чтобы никто не видел, особенно чужие люди. При этом произносили: «Вот, хозяин и хозяйка, вам хлеб и соль. Я вас люблю, и вы меня любите и скота моего любите; я вас настую [пестую], и вы мою скотину настуйте: попойте, покормите, по шёрсточке погладьте, почешите, Чернуху мою, моего Карьку…» – следовал перечень всего скота. Потом надо было поклониться во все четыре угла двора. Два других хлебца уносили в подполье, под матку, в сухое место. Там тоже произносили обращение типа моления: «Матушка суседушка, батюшка домовой, примите мои хлеб-соль. Я вас люблю, и вы меня любите и деток моих любите». За ним следовали поклоны во все четыре угла. «Только креститься, ни Боже мой, не надо».
Ещё одна женщина-домовой – бабка-запечельница, потусторонняя «хозяйка» дома в облике бабушки, старухи.
Чаще всего она незрима.
В наименовании сего духа отражено представление о бабе, бабке, бабушке как старшей в роду, покровительнице, родоначальнице, ну а печь – особый, тёплый, «живой» центр дома, дающий «еду-жизнь» и содействующий людям, а также место пребывания (временного или постоянного) домового и умерших членов семьи, предков.
В поверьях XIX–XX вв. образ бабушки-запечельницы был оттеснён образом домового и слился с образом его жены и/или соплеменников, обитающих за печью или под ней.
Также известна кутинья, кутиха – дух в облике женщины, обитающий в куте (в углу) дома, скорее всего – под печным кутом (потому что в печном углу властвует хозяйка дома, а за печью или под печью традиционно размещаются духи дома)
Упоминания о ней немногочисленны и ограничены севером России.
На Вологодчине записан рассказ, где кутиха похожа на доможириху и, незримая, ткёт себе в подполье дома.
Рассказывая о женских духах дома, не могу не упомянуть мокушу-мокошу, мару, кикимору – но каждому из этих персонажей следует посвятить по отдельной заметке.
Список использованной литературы
- Власова М. Н. Энциклопедия русских суеверий
- Добровольский В. Н. Смоленский этнографический сборник
- Левкиевская Е. Е. Мифы русского народа
- Гарошка Л. А. Дахрысьціянская вера нашых продкаў (Прычынкі да беларускае міталёгіі)
- Зямная дарога ў вырай: Беларускія народныя прыкметы і павер’і / Укладанне, прадмова, пераклад і паказальнік У.Васілевіча