У нее было лицо ангела, увидев которое, я понял, что влюбился – окончательно и бесповоротно... Навсегда...
Когда я отдавал эту фотографию внуку, руки дрожали от волнения: этот кусочек картона значил для меня слишком много. ...Помню, как весной 1940 года впервые увидел это фото. Вместе с приятелем мы торопились куда-то по своим мальчишечьим делам, но перед витриной фотоателье я вдруг остановился как вкопанный: с одного из снимков, выставленных в витрине, на меня смотрел... ангел! Прекрасные глаза сияли такой нежностью, что я мгновенно и навсегда потерял голову. Словно под гипнозом, открыл дверь и вошел в ателье. Фотограф подозрительно выслушал выдуманную мною на ходу историю о том, как я ехал в трамвае с девушкой, фото которой только что здесь увидел, и она забыла на сиденье свой платок...
– Дайте, пожалуйста, ее адрес, чтобы я мог вернуть его! – я смотрел честными глазами, но, очевидно, выглядел тем, кем, собственно, и был на самом деле – уличным хулиганом. И никакого доверия не вызывал.
– Убирайся-ка ты отсюда подобру-поздорову, пока я милицию не вызвал! – сказал, как отрезал, фотограф, чем, разумеется, очень меня обидел. И я вернулся туда ночью. Камнем разбил витрину, схватил драгоценную фотографию и убежал... С тех самых пор я не расставался со снимком девушки-ангела ни на минуту и показывал его всем своим знакомым, пока один не кивнул:
– Знаю я ее... Учится в одной школе с моим младшим братом. Только эта краля не для тебя. Ее папаша – главный инженер завода, так что не по Сеньке шапка. К тому же она так задирает нос, что без лестницы в ее глаза не заглянешь, – с усмешкой заявил приятель.
– Ты мне давай лучше скажи, где ее искать, а с остальным, думаю, я уж как-нибудь сам разберусь, без тебя...
Должен вам признаться, что я чем-то девчонкам нравился: достаточно было на какую-нибудь просто посмотреть, и ее сердце, считай, уже принадлежало мне. Но ни одна из прежних подружек меня уже не интересовала – я мечтал о девушке с фотографии.
На следующий день пришел к ее школе, и... она оказалась еще красивее, чем на снимке! Я просто глаз отвести не мог. Стоял как дурак и пялился, не решаясь подойти и заговорить. Похоже, она заметила мой взгляд, потому что улыбнулась. Каждый день я мотался на другой конец города, чтобы на нее поглядеть. Я точно знал, когда она возвращается из школы, знал, когда ходит в булочную, знал, с кем дружит...
Как-то в чужом саду я нарвал самых красивых яблок и попросил ее подружку их ей передать. У меня все еще не хватало смелости подойти. И она, понятное дело, не подходила, хотя я следовал за ней тенью... Однажды услышал, что в ее школе будут танцы, и решил: сейчас или никогда! Выпил для храбрости рябиновой настойки из маминого буфета и явился туда. Тогда и произошло нечто, что подарило мне надежду... Я уже был рядом с девушкой моей мечты, собирался пригласить ее танцевать, но тут кто-то крепко взял меня за плечо.
– Молодой человек, а что вы здесь делаете? – строго спросил какой-то мужчина с красной повязкой на рукаве. Учитель, скорее всего.
– Анатолий Петрович, извините, это мой двоюродный брат... Он принес ключи от дома, – раздался вдруг удивительно нежный девичий голос. Это была она! И она меня защищала! Голова пошла кругом... Учитель, конечно, меня отпустил. Я впервые оказался с чудным ангелом лицом к лицу.
– Спасибо... – осипшим от волнения голосом сказал я.
– Это тебе спасибо. За яблоки... Но сейчас будет лучше, если ты уйдешь, – тихо проговорила она.
– А когда мы увидимся? – я не собирался отступать. Она покраснела.
– В субботу мы с девчонками пойдем в кино. Сеанс в четыре часа... – и убежала к своим подружкам.
Вот так начался, пожалуй, самый прекрасный период моей жизни. Сначала было кино, потом кафе-мороженое, потом – долгие прогулки... Не с глазу на глаз, разумеется: она всегда с подругами, я – в компании приятелей. В те времена любовные истории развивались очень медленно.
Прошло два месяца, прежде чем Катя позволила взять себя за руку, и еще один – до момента, когда я впервые робко поцеловал ее... Мы были влюблены, невероятно счастливы, не замечали ничего вокруг и вскоре поплатились за это – кто-то из ее родственников увидел нас вместе и... Кате тут же запретили общаться со мной. Это не слишком меня удивило – она ведь была дочерью большого начальника, а я – всего лишь пацаном с рабочей окраины. Абсолютно неподходящее знакомство для интеллигентной барышни. Родители стали запирать Катю дома, отпускали только в школу, но мы все равно находили возможность увидеться. Только теперь тайком: нечасто и ненадолго. Но мы безумно радовались даже этому. А потом началась война... Семья Кати эвакуировалась куда-то в Сибирь – мы едва-едва успели попрощаться. Я попал сначала в партизанский отряд, а после – на фронт. По сей день уверен, что выжить в этом пекле мне удалось исключительно благодаря клятве, данной когда-то моей любимой: после войны я обещал прийти на ее день рождения. Разве я мог обмануть моего ангела? С украденной в ателье фотографией я в те тяжкие годы не расставался ни на секунду – ни когда пускал под откос немецко-фашистские поезда, ни когда сидел в окопах, ни когда шел в штыковую атаку, ни когда валялся, весь израненный, в госпиталях...
В родной город я вернулся вечером 20 сентября 1945 года – это и был день рождения моей Кати. И, едва успев обнять маму, стремглав помчался на знакомую улицу... Она открыла мне дверь и в первый момент, кажется, даже не узнала. В этом нет ничего удивительного, ведь я стал старше на целую войну... Потом Катя вдруг выдохнула: «Витенька!», и слезы ручьем хлынули из ее глаз. Я обнял любимую так крепко, как только мог. Она спрятала счастливое заплаканное лицо у меня на груди, повторяя: «Живой, живой, живой...» Конечно, никаких препятствий нашей свадьбе никто больше не чинил – ведь парень с окраины стал героем-фронтовиком... ... Мы с Катей прожили долгую жизнь, нам обоим уже далеко за девяносто. У нас трое детей, пятеро внуков, четверо правнуков и три праправнучки. Когда исполнилось семьдесят пять лет с того дня, как мы поженились, мне захотелось подарить жене что-нибудь совершенно особенное. Один из внуков пообещал выполнить мою просьбу, и в день нашего юбилея принес мне портрет моего ангела. Увеличенный, сделанный с той самой фотографии... А еще я вручил своей любимой 75 алых роз – по одной за каждый год, хотя этого, наверное, так мало... Катя смотрела на свой портрет со слезами на глазах:
– Неужели это я?
– Да. Ты совсем не изменилась, любимая, – ответил я и крепко обнял ее.
