Великолепный карикатурист и иллюстратор Константин Ротов – личность в искусстве сколь выдающаяся, столь и трагичная. Его судьба, наполненная резкими взлётами и сокрушительными падениями, была зеркальным отражением великого, грандиозного и неспокойного времени. Большой талант, признание, творческая востребованность и всесоюзная слава в один миг обернулись для художника годами тяжёлых лишений и долгой разлукой с семьёй. Из-за оговора Ротов был арестован, признан виновным по печально известной 58-й статье УК и приговорён к 8 годам исправительно-трудовых лагерей за измену родине и участие в контрреволюционной организации. В качестве одного из доказательств в уголовном деле фигурировал неопубликованный рисунок «Закрыто на обед», изображавший лошадь, которая ела из торбы овёс, а на её спине в ожидании свежих «конских яблок» сидели воробьи. Карикатуру сочли антисоветской, поскольку она, с точки зрения органов, была клеветой на государственную торговлю и кооперацию. После отбывания наказания из-за нарушения надзорного режима (без разрешения органов приехал в Москву и переночевал у друзей) его отправили в Северо-Енисейск в бессрочную ссылку. Справедливость и честное имя художника удалось восстановить только в 1954 году, когда Константин Ротов был полностью реабилитирован.
Художник нового времени
Константин Павлович Ротов родился 4 марта 1902 года в Ростове-на-Дону в семье конторщика. Начал рисовать рано: у него одного из пятерых детей обнаружились к этому способности. Когда началась первая мировая война, он был подростком и жадно просматривал в поисках карикатур всю доступную ему периодику. Именно тогда он понял, что хочет стать не просто художником, а карикатуристом.
Уже в четырнадцатилетнем возрасте Константин начал регулярно публиковать свои работы в журнале «Донская волна» и газете «Ростовская речь». А ещё спустя год, летом 1917-го, его карикатура, посвящённая уличному митингу, появилась в петроградском сатирическом журнале «Бич»: её туда тайком от сына отправил отец.
По выражению художника Бориса Ефимова, рисунок подкупал «необычайной живостью и выразительностью человеческих фигурок, очерченных чётким, уверенным контуром». А ведь в то время Ротов даже не окончил Ростовское художественное училище, и его яркий творческий взлёт был ещё впереди.
После установления на Дону советской власти Константин Ротов рисовал брошюры и агитационные рисунки, работал в ростовском Политросвете и отделении Госиздата. В 1921 году Константин Ротов был командирован на графический факультет Ленинградской Академии художеств. Однако занятия для него быстро отошли на второй план: его оттолкнул устаревший и формальный подход преподавателей к обучению студентов.
Зато ему представилась возможность попробовать себя в качестве иллюстратора детских книг. Молодой талант получил заказ от московского издательства на создание рисунков для сборника сказок Андерсена и братьев Гримм и, долго не раздумывая, без сожаления бросил вуз и переехал жить в столицу.
В Москве Ротов органично влился в число таких же творческих, жадных до жизни и признания деятелей культуры, которые использовали любой шанс заявить о себе. Он познакомился с Владимиром Маяковским, Демьяном Бедным, Николаем Асеевым, в содружестве с которыми выпустил много плакатов. Потом начал сотрудничать с появившимся в 1922 году «Крокодилом». Ему было суждено стать не просто одним из лучших авторов за всю историю журнала, а его легендой.
Помимо главного юмористического журнала СССР он регулярно публиковался в «Правде», «Рабочей газете», «Огоньке», «Комсомольской правде», «Гудке», «Прожекторе», «Смехаче», «Чудаке» и других изданиях. Его карикатуры были востребованы, потому что были смешны, злободневны и очень талантливы.
Моцарт карикатуры
Константин Ротов обладал удивительной зрительной памятью – очень важным инструментом в арсенале любого художника. Ему было достаточно всего раз взглянуть на какого-либо человека, чтобы запомнить мельчайшие детали его внешности и мимики. Кроме того, он очень остро чувствовал смешное, видел его в повседневных ситуациях. Ротов был чрезвычайно изобретателен в сюжетах и создавал работы так же легко, просто и вдохновенно, как это делают рисующие дети.
«Мало можно назвать художников, которые были бы равны Ротову в богатстве юмористической выдумки и в умении придать ей изящную, отточенную, не побоюсь сказать, виртуозную графическую форму, - вспоминал Борис Ефимов. – В волшебной лёгкости его искусства было что-то моцартовское. Однако вряд ли в ком-нибудь из художников-коллег это рождало тёмную зависть, подобную той, что терзала душу Сальери. Прежде всего потому, что все очень любили Константина Павловича – милого, скромного, застенчивого... Удивительный природный вкус и безошибочное художественное чувство меры оберегали Ротова от сатирического «пересола», который подчас вредит работам весьма талантливых рисовальщиков. Ротов никогда не уродовал людей, не окарикатуривал их до кретиноподобного обличья, а очень точно, с наблюдательностью весёлой и неопровержимой, беззлобно, но метко подчёркивал их смешные стороны».
Он не пользовался «фонарём» - предтечей современных световых планшетов, позволявшим подсвечивать слой бумаги и переносить на новый лист уже готовые части рисунка. Никакие дополнительные приспособления Ротову были не нужны, поскольку художник воспроизводил задуманное сразу, без предварительного наброска: вся композиция уже была в его голове, и он отчётливо видел её перед собой, как на экране. Закрепив кнопками на доске лист ватмана, он начинал работать очень быстро и уверенно, затем, сделав контур чёрной тушью, раскрашивал рисунок красками.
Идеи для своих карикатур Ротов черпал из повседневной жизни. Например, один из его известных рисунков родился на скучном совещании. Художественный редактор «Крокодила» Исаак Абрамский, увидев, что его коллега что-то увлечённо выводит в блокноте, от любопытства заглянул ему через плечо и, не удержавшись, прыснул. Зарисовка изображала двух участников заседания. Убаюканные монотонными речами выступающих, герои сладко спали, а чтобы ни у кого не вызвать подозрений, на стёклах своих очков они предусмотрительно нарисовали открытые глаза…
В 1927 году на обложке «Крокодила» появилась его карикатура «Будни общежития. Маленькие разногласия на общей кухне по поводу исчезновения одной иголки для прочистки примуса». Она, что называется, мгновенно «ушла в народ» и закрепилась в памяти многих ютившихся в коммуналках людей под названием «Битва на кухне».
Этот рисунок можно рассматривать бесконечно в поисках всё новых и новых деталей. Характеры героев видны как на ладони, как и их намерения. Один с кулаками лезет на соседа, другой, перед тем как получить по голове палкой, успевает пустить струю воды в глаз мужу хозяйки примуса, который, в свою очередь, хочет удержать супругу от выдёргивания остатков волос у подозреваемой в краже; интеллигентного вида белобородый старик с надетым на голову ковшом пытается сделать из носа своего обидчика фарш и прокручивает мясорубку, а тип справа сморкается в стоящую на плите чужую посуду, пока этого никто не видит…
«Происшествие на кухне» - не просто сатирическая сцена, запечатлённая талантливым пером, а своего рода последовательный рассказ о том, как мирное замечание одной соседки по поводу таинственного исчезновения примусной иголки постепенно разгорелось в форменную баталию с применением разнокалиберной техники, - написал в своей монографии Исаак Абрамский. – Неся в себе заряд так называемого «чистого юмора», рисунок вместе с тем заставляет читателя задуматься над целым рядом отвратительных явлений, которые таит в себе обывальщина: завистью, склочничеством, двуличием и самой неприкрытой мещанской злобой. Обличая с удивительной силой все эти уродства, ротовский юмор бьёт по ним действенно и непримиримо».
Человек-розыгрыш
Константин Ротов просто обожал розыгрыши. Например, однажды ему заказали карикатуру, изображавшую баню, в которой внезапно отключили горячую воду. Когда вышел сигнальный номер, в редакции поднялся жуткий переполох, потому что в намыленных, полуодетых и растерянных посетителях, которые в панике выскочили на улицу, прослеживалось явное портретное сходство с ответственным редактором журнала Михаилом Мануильским и основными сотрудниками «Крокодила».
Однако никакого наказания не последовало. Редактор, которого сначала случившееся вывело из себя, очень быстро сменил гнев на милость и вскоре уже сам ухохатывался над забавным рисунком. Михаил Мануильский обладал великолепным чувством юмора и не мог не оценить такой блестящей и беззлобной импровизации. В результате карикатура была опубликована в неизменном виде.
«Мы с Костей жили на Клязьме в одной даче, и я из окна комнаты часто с интересом наблюдал, как он рисовал, сидя на террасе в своей любимой позе, положив ногу на стул, - вспоминал Исаак Абрамский. - Художник одновременно работал, курил и успевал еще поиграть с резвым котёнком, тут же привязанным на ленточке к стулу. Найдя неожиданно какую-то смешную деталь рисунка, он улыбался и иногда посмеивался вслух».
Как-то Константин Ротов гениально разыграл Илью Ильфа и Евгения Петрова, творчество которых с удовольствием иллюстрировал. Отдыхавшие на даче знаменитые писатели были пунктуальными и ежедневно завтракали ровно в 11 утра. На террасе над столом висел репродуктор, что и подсказало Ротову отличную идею для дружеской подначки.
Страстный радиолюбитель, Ротов тогда как раз приобрёл новейший приёмник, который позволял не только слушать новости и музыку, но ещё и передавать голос. Для участия в каверзе художник попросил друзей, с которыми жил на даче, ему помочь, и те с удовольствием откликнулись. Затем он незаметно с помощью длинного провода соединил громкоговоритель и стоявший у него в комнате прибор. Там же находился человек с хорошо поставленным голосом, который должен был сыграть роль диктора и прочесть в микрофон заранее написанный текст. Заговорщики заняли наблюдательную позицию, давясь смехом от предвкушения и изо всех сил стараясь преждевременно себя не выдать.
«Алло, алло! Говорит Москва, - донеслось из репродуктора в тот момент, когда Ильф и Петров принялись завтракать. – Одиннадцать часов. Начинаем литературную передачу, посвящённую творчеству наших известных писателей-сатириков Ильи Арнольдовича Ильфа и Евгения Петровича Петрова, которые находятся в расцвете своего таланта…» Далее диктор начал на все лады расхваливать литераторов, чем вызвал их довольные улыбки. Но постепенно тональность речи стала иной, и панегирики сменились критикой: «Да, конечно, Ильф и Петров люди талантливые, но обидно и больно смотреть, как они растрачивают свои большие способности. Шутка сказать, они воспевают одесского пошляка Остапа Бендера, с явной и весьма странной симпатией прославляют этого махрового блатмейстера (тот, кто получает что-либо незаконным способом, используя личные знакомства и связи – прим. автора). Сами того не замечая, советские писатели сползают на обывательские позиции, становясь апологетами мещанства!»
На лице Ильи Ильфа не дрогнул ни единый мускул. Писатель флегматично продолжил завтракать, а вот его соавтор Евгений Петров, у которого от услышанного мгновенно пропал аппетит, резко вскочил с места, скомкал салфетку и яростно заговорил, едва не срываясь на крик: «Чёрт знает, что такое! Безобразие! Невозможно слушать! Я этого так не оставлю! Абсолютно искажают смысл нашей вещи! Немедленно едем в Москву жаловаться!..»
«В этот момент с грохотом, воем и писком мы высочили из засады, - вспоминал об этом забавном случае Исаак Абрамский. – Хохотали, помню, долго – и мы, и разыгранные нами «братья Гонкуры».
В другой раз Ильфу и Петрову «досталось» от Константина Ротова после дружеского волейбольного матча. Перед состязанием художник объявил, что проигравшие должны будут проползти на четвереньках вокруг площадки и громко повторять: «Я не умею играть в волейбол! Научите меня, дурака, играть в волейбол!» Видимо, Ротов был заранее уверен в победе. После того, как его команда одержала верх над соперниками, и литераторы-неудачники начали честно выполнять условия договора, он неудержимо, по-детски, растягивая и без того большой рот до самых ушей, заразительно расхохотался.
В другой раз художник разыграл дачников. Соседи увидели, что помидоры в разгар холодного и дождливого лета в огороде Ротова необъяснимо начали краснеть, в то время как их собственные оставались травянисто-зелёными. Как такое может быть, если сорт тот же самый? Разгадка оказалась проста: кисточка и краска творят чудеса, особенно если применяются на рассвете, когда нет любопытных глаз. Конечно же, Ротов потом признался в розыгрыше.
Он очень любил веселиться и делал всё, чтобы увидеть искренние улыбки на лицах окружающих. И не подозревал, что совсем скоро его привычная жизнь понесётся под откос, а он сам угодит за решётку на долгие восемь лет из-за навета одного из коллег.
От автора: продолжение, рассказывающее об аресте, приговоре, заключении, ссылке, а также работе Константина Ротова после реабилитации, читайте во второй части статьи. Не пропустите!
#КонстантинРотов #художник, #иллюстратор, #журналКрокодил, #искусство, #творчество, #юмор, #карикатура, #иллюстрации, #СССР, #судьба
