Клуб «Мьюзик» в этот вечер как никогда напоминал ад – с тем лишь отличием, что в «Мьюзике» был неплохой бар. Гитарные рифы, пульсирующие в динамиках, сбивали с ног всякого, кто отказывался танцевать; световые эффекты сменяли друг друга с космической скоростью, разгоняя сон и усталость. Каждый квадратный сантиметр пола сотрясался от ритмичных прыжков в такт барабанному соло; дружный рёв посетителей подбадривал тройку гитаристов, разгорячённо надрывающих глотки в весёлых завываниях.
Народ самозабвенно продавливался ближе к сцене. Рокеры в чёрных джинсовках упоенно трясли начёсами. Длинный мужик со стрижкой как у Элвиса сигал в толпу со сцены и заливисто хохотал, когда пьяные друзья его роняли. Мускулистый тип в футболке «Guns’n’Roses» горланил исковерканные английские слова наперебой с басом.
У барной стойки попеременно толкались подвыпившие группки, измождённые прыжками и выкриками - но неизменно возвращались к сцене. Единственный стул, который не освободился ни разу за последний час, занимал мужчина лет 30-35 в расстёгнутой на груди чёрной рубашке, размеренно кивающий косматой головой на припевах. Если музыканты хотели знать объективную оценку своего творчества, им достаточно было посмотреть на это эмоциональное лицо, которое то кривилось, то равнодушно расправлялось, то с некоторым увлечением собиралось в сосредоточенную гримасу – которая, впрочем, появлялась на нём крайне редко и никогда не держалась долго.
- Парни, смотрите, Ромус!
- Где?
- Да где обычно, болван!
Компания из четырёх разодетых в блестящие заклёпки ребят под грохот металлических ступеней сбежала в бар. Возглавлял шествие долговязый кудрявый парень; за ним скатился по лестнице низкий крепыш в нелепой драной жилетке, а позади возбуждённо озирались два шкета без инструментов в футболках «The Beatles», на вид чуть старше школьного возраста.
- Я же говорил, вот он! – долговязый поправил на плече покрытый нашивками чехол от бас-гитары. – Сейчас познакомлю, пошли к нему.
Один за другим они проталкивались через мерцающий свет и звук, пока облегчённо не упали на соседние стулья, заставив мужчину недовольно обернуться.
- Ромус! Не узнал? – долговязый засмеялся и добродушно взгромоздил жилистую руку на плечо знакомого. – Уже играли что-нибудь стоящее?
Хмурый мужчина неожиданно заулыбался, и под ровными усами-подковой засияли белые зубы.
- Снова пугаешь! – он встряхнул руку долговязого в рукопожатии и поправил ковбойскую шляпу на голове. – Пока так, балуются. У вас тоже танцы-пляски или потяжелей?
- У горлопана нашего спроси. Мы и сами не знаем, пока он не запоёт.
Крепыш в драной жилетке на голое тело, расписанной граффити из баллончика, улыбнулся во весь рот и шутливо ударил долговязого кулаком в плечо. Тот продолжил:
- Так, пацаны, это Ромус – будущая легенда, хотя пока и не выступает. Гигант текста, отец русской музократии, - он звонко гоготнул над своей шуткой. – А это, Ромус, наш состав: про солиста Лёву я тебе рассказывал, а это Алекс и Вован. Сегодня первый раз играем. Что возьмём на разогрев? - не дождавшись ответа, он резким движением повернулся к бару, чуть не сбив высокую чашку перед Ромусом. - Бармен, давай нам шампанского!
- Какое шампанское, балда! Мы рок играем или что? – драный приземистый солист с насмешливым фырканьем отвернулся от занятого шампанским долговязого к Ромусу. - Лёва, очень приятно! Наконец встретились, мы про тебя столько слышали!
Короткими волосатыми пальцами малорослый как в тиски сжал протянутую руку и с жаром её затряс. Ромус сдержанно улыбнулся в ответ, потирая онемевшие от хватки костяшки. Потрёпанный Лёва едва доходил ему до подбородка, а из самодельных дырок на его груди торчали жёсткие волосы.
- Ты реально ни разу и не выступал? – Лёва прыжком взобрался на высокий стул.
Явно впечатлённые встречей, юнцы в футболках «The Beatles» скромно расположились у стойки за узкими плечами своего лидера и не отрываясь смотрели на Ромуса. Тот тягуче усмехнулся.
- Да ваш басист из меня легенду сделал: ни разу не выступал, а все меня знают, - он сделал ленивый жест в сторону одного из чехлов. - Покажи инструмент.
- Сейчас всё будет, - Лёва пружинисто спрыгнул и принялся расстёгивать серебристую молнию, - Это не моя, полуакустика. Одолжил у знакомых, хочу добавить звука кантри.
- Ага, - справившись с пробкой, долговязый вальяжно оперся на стойку, - этот дурак даже не знает, как она звучит: ни разу на ней не играл.
- Пока предлагают, надо пробовать! – Лёва ловко перекинул ремень через голову и беззвучно задёргал струны. Затем кивнул на Ромуса, - ты на такой пробовал?
- Ты сначала с обычным звуком работать научись, - он отодвинул бутылку, протянутую долговязоым, и подёргал чайный пакетик в своей чашке. - Берегу печень.
Долговязый плеснул шампанское в четыре мутных бокала. Юнцы заметно оживились.
- Давайте, парни, снесём им крышу! - звон бокалов бодро влился в наполнявший клуб грохот.
Лёва одним движением опрокинул в себя искрящийся напиток и снова повернулся к Ромусу.
- Так чего ты не выступаешь?
- А чего выступать, - усатый снял шляпу и вяло замахал ей перед лицом, разгоняя жар. – Вон, на сцене очередные. Тошнит от их завываний – а людям нравится.
- Это они твоего не слышали! – долговязый достал из чехла бас и согнулся над ним в дугу, натирая корпус салфеткой. – Покажи Лёве что-нибудь своё, - он убедительно округлил глаза на солиста, – парень, такого ещё никто не играл, я тебе серьёзно говорю!
Лёва тут же попытался перекинуть ремень гитары на шею Ромусу, обдав его резким запахом пота, но тот слегка подался назад.
- На чужих инструментах не играю. Сейчас покажу, - он снял висевшую на поясе кожаную куртку с бахромой и достал из внутреннего кармана замусоленный лист бумаги. – Написал это ещё год назад.
Парни нависли над плечами солиста, вперив любопытные взгляды в затёртые записи. Лёва шевелил губами, читая слова.
- Должно круто звучать, - он свёл брови. – Нестандартная схема, и слова тоже твои?
- Всё моё, - Ромус пригубил чай и поморщился от горького осадка.
- Так иди, покажи! – крепыш замотал головой по сторонам, и его длинные жидкие волосы спутались в паутинку. – Вон, у парней на сцене электрогитара, попроси!
- Не буду даже пытаться, - Ромус повернулся к сцене и неторопливо оперся локтями о стойку, водрузив шляпу обратно на голову. – Они такое не примут. Это музыка нового века, абсолютно новый взгляд на рок – может, лет через десять сыграю, когда люди будут готовы.
Не отрываясь от гитары, длинный басист влез в тесный круг товарищей.
- Нескромно, - он глянул в листок, - но справедливо. Чтобы такое играть, надо сначала вывести слушателя на новый уровень. Ну, либо уже иметь «Грэмми» за плечами – иначе не примут.
Он поджал губы с видом знатока.
- Так, ладно, парни – давайте на сцену. Мы ничего нового не изобретаем, зато у нас Лёва голосит покруче Меркьюри!
Не обратив внимания на реплику друга, коренастый Лёва немного нервно одёрнул куцую жилетку, бросив взгляд на сцену.
Затем он посмотрел на Ромуса. Его взгляд выражал не волнение, а какую-то решительную, оценивающую сосредоточенность - как взгляд человека перед светофором, готовым в любую секунду переключиться на красный.
Он развернулся и стал быстрыми шагами пробиваться через толпу. Алекс и Вован последовали его примеру.
- Ну, я тоже пошёл, - долговязый прижал длинные кудри к голове; уголок его улыбающегося рта нервно дёргался в предвкушении.
- Удачи.
Ромус махнул вслед басисту и перевёл скучающий взгляд на сцену.
Музыканты ловко распределились по инструментам, будто каждого притянуло магнитом к своему месту. Мальцы в одинаковых футболках оказались ударником и пианистом – достаточно ожидаемо. Крепыш в нелепом драном жилете занял место у микрофона, поставив руку на струны несоразмерно большой по сравнению с ним полуакустической гитары.
Несколько секунд он смотрел в пол, съедаемый нетерпеливыми взглядами товарищей и гомонящей толпы.
Он слегка покачнулся и ударил первый аккорд. Остальные тут же подхватили.
Клуб заполнился привычным звучанием быстрой пентатоники, которая вдруг разгорячённо заскользила, заскользила, заскользила вниз по Лёвиному грифу – и оборвалась в звучный, искрящийся риф! Риф заткнул толпу, как упавший метеорит – они таращились на в экстазе трясущего лохматой головой Лёву, который вдруг стал эпицентром всего этого грохота. Динамики испускали блистающие молнии, искромётные, резонирующие с дрожью в груди.
Ромус опустил чашку на барную стойку и застыл. Не могло быть сомнения, что под гулкие удары собственного сердца он слышал потрясающую мелодию, музыку нового времени, совершенно новую интерпретацию рока.
Это было его соло.
Лёва импровизировал и украшал звучание собственными додумками, но сомневаться не приходилось: он играл увиденную только что партию, а долговязому и мальцам – судя по их переглядываниям, невольным участникам происходящего – оставалось лишь изумлённо подыгрывать украденной мелодии.
Когда музыканты окончательно поймали звучание, Лёва запел – вернее, заорал так, что толпа тут же подхватила настроение и заорала в ответ, будто знала мелодию и слова.
Распалившийся солист задвигался по сцене – и люди тут же начали подпрыгивать в такт, махать руками и бить в ладоши над головой. Казалось, мощный голос делал Лёву выше, и он уже не выглядел дураком в своей драной жилетке – от него исходили дикие волны энергии, заставлявшие толпу восторженно реветь; вся его фигура дышала безумной ритмикой. Она гнулась, подпрыгивала, носилась по сцене, как ураган. Через дырки жилетки он излучал жар, бурную энергию рока – должно быть, точно так же он исполнил бы любую другую песню.
Но Лёва играл соло Ромуса, и вместе с этой музыкой его выступление было неподражаемым – как будто среди тысячи блеклых звёзд по небу промчался метеорит, оставляя за собой пьянящий своей красотой след.
Песня оборвалась, и толпа неистово закричала. Лёва утирал пот со лба.
- Группа «The Lions» и наша новая песня!
Он вскинул руки, и новая волна крика поднялась вместе с ними. Лёва пружинисто соскочил со сцены и тут же потерялся в толпе. Долговязый басист и молодые парни поспешили за ним.
Ромус неподвижно смотрел на толпу. Музыканты вывалились из неё все разом, прижимая к себе гитары.
Лёва молча поднялся на стул рядом с Ромусом и повернулся к нему. От него разило потом, и между сведённых бровей над вызывающе горящими глазами блестели крупные капли.
Ромус молча поправил шляпу.
Алекс и Вован, не решаясь сесть, растерянно мялись у стойки, глядя то на своего лидера, то на Ромуса; долговязый уставился на Лёву, видимо, ожидая, что последуют объяснения. Где-то позади гудела ещё не отошедшая толпа: следующая группа не решалась выйти на сцену.
Долговязый схватил бутылку, прерывая неловкую паузу:
- Шампанское будешь? – Его подрагивающая от напряженной игры рука протянула открытую бутылку Ромусу.
- Печень, - спокойно напомнил Ромус, не поворачиваясь.
- Тогда мы забираем, - с облегчением отвернувшись, долговязый принялся запихивать бутылку в чехол.
- Забирайте.
Ромус протянул Лёве сложенный замусоленный листок. Они внимательно смотрели друг на друга несколько секунд. Солист молча взял листок и засунул его в карман драной жилетки.
- Ну всё, мы тогда пойдём, - замялся басист, неуверенно протягивая руку. Ромус дружески её пожал:
- Поздравляю с дебютом.
Наблюдая, как четвёрка лихо взбегает по металлическим ступеням, Ромус поднёс ко рту остывшую кружку и замер. О чём-то задумавшись, он опустил взгляд на дно, покрытое горьким настоем.
Тихо вздохнув, он усмехнулся и выпил его.
---
Автор: Дарья Лысенко