- Мама, все рожают, и я рожу. Я не могу так надолго оставлять Петра одного. Он в чужом городе, один в квартире. Мало ли, какая простипома приклеится? Вдруг он изменит мне? Я помню, как легко он переметнулся ко мне, бросив Марину, свою первую любовь.
Василий Петрович замолчал. У него словно язык отнялся, не мог он разговаривать с женой. Вставал, огребал снег, ходил за водой, готовил, даже стирал, все молча. Готовил. Завтрак ровно в восемь, обед в двенадцать, ужин в шесть вечера. Ставил себе еду на поднос и уходил в комнату Петра. Здесь он теперь жил. Читал, слушал радио, разыгрывал шахматные партии.
Ирина разговаривала сама с собой. Попытавшись поставить Василия снова в борозду, отступилась. Перестала звать, только ругала его последними словами. Однако, на Василия Петровича это не действовало. Словно, он не только дар речи потерял, но и оглох на оба уха.
Бедной Ирине приходилось вставать, идти на кухню и есть то, что приготовит муж. Ее стенания по поводу диеты, которую нужно соблюдать, Василий просто не слышал. После ужина приходил на кухню, мыл посуду, накопившуюся за день.
Заходил в комнату жены, забирал из-под кровати ведро, ставил другое, забирал грязное белье и уходил, не сказав ни слова. Выливал ведро, оставлял вымораживаться до завтрашнего дня, замачивал белье и уходил.
У него одна дорога, или к Степанычу, который недавно овдовел и был рад, когда к нему приходил сосед. Либо он ходил к Анне Егоровне. Здесь ему всегда рады. Анне есть с кем чаю попить, поговорить о погоде, о будущих внуках. Молодые тоже довольны, мама занята, и они весь вечер могут провести вдвоем.
Ирину редко кто навещал. Только Анна Егоровна заходила раза два в неделю, приносила болящей булочки с корицей, которые та обожала. Ставила сама чайник, они пили вместе чай, Ирина плакалась
- Вот ведь что творится, Аннушка! Пока была здорова, могла их обслуживать, и муж, и сын были рядом. Как слегла, сын бросил, променял меня на потас.уху, а про Васю и говорить нечего. Раньше только Иришей называл, в глаза заглядывал, не знал, как угодить и куда посадить. А теперь, вон, молчит.
- Ирочка! Я понимаю, ты больна, но надо ли жену сына так обзывать. Может Петр услышал, что ты ее так называешь, обиделся.
- Анна, я одной правдой живу. Привыкла все в лицо говорить. Если Зоя такая прошман довка, не могу я сказать, что она хорошая девушка. Приставляться не умею, не буду изображать, что счастлива ее видеть, если терпеть ее не могу.
- Правдой жить хорошо, но не зря говориться, у каждого своя правда. Ты так живешь, может Васе и Петру не очень хорошо в твоей правде жить?
- Анна, тебе меня не понять. Твой Слава женился на той, которая тебе понравилась. Не привел в дом брюхатую девку.
- Ладно, Ирина, не буду с тобой спорить, ты еще не совсем здорова. Ты уж постарайся помириться с Петром. Он у тебя очень добрый, человечный.
- Добрый ко всем, кроме своей матери. Пусть придет прощения попросит, может и помирюсь.
Анна уходила в расстроенных чувствах, обещая себе, что больше к Ире ни ногой, но опять шла, жалеючи ее. Несчастная все-таки Ира, лежит одна, и Вася с ней не разговаривает. Наверно, этому есть причина, не такой Василий человек, чтобы так жестоко наказывать жену.
Один раз приходила София, но Ирина Григорьевна приняла ее холодно. Разговаривала нехотя и дала понять, что родниться с Софией она не собирается. Что тут скажешь? Вольному воля. Больше София никаких попыток сблизиться с родными Петра не делала.
Евгения Васильевна продержала Зою на койке целый месяц, пока окончательно не убедилась, что с женщиной все в порядке. Выписывали Зою в пятницу. В это время Петр уже устроился на работу и жил в другом городе. Забирала Зою из больницы София.
Ей пришлось обратиться к новому председателю колхоза, просить легковушку. Она несмело постучала в кабинет председателя. Услышав: «Войдите!», переступила порог и увидела за столом худощавого мужчину с крупными чертами лица и грустными добрыми глазами.
- Здравствуйте, Викентий Агафонович! Я, вдова Татаринцева Александра Михайловича.
- Здравствуйте, проходите, присаживайтесь. Я, почему-то так и понял. У Вас что-то случилось, Вам нужна помощь?
- Нет, ничего такого не случилось. Мою дочь завтра выписывают из больницы. Пешком ей будет тяжело дойти, а автобус ходит только утром и вечером. Не могли ли бы Вы дать машину, всего на час, от силы на полтора.
- Без вопросов. Во сколько нужно ехать?
- Выписка будет перед обедом, точное время неизвестно, но Зоя подождет. Если можно, то в два часа.
- Хорошо, в два часа Сергей будет у Вашего дома. Больше никаких просьб?
- Спасибо большое, Викентий Агафонович! Вы нас очень выручили. Больше ничего не нужно. Еще раз, спасибо! До свидания!
Викентий Агафонович задумался. Он знал историю семьи Татаринцевых. Не понятно, что делается с мужиками к пятидесяти годам. Как мог нормальный человек променять такую женщину, как София на кого-то? Пусть та, другая в сто раз краше лицом?
Сам Викентий Агафонович, скоро полтора года, как похоронил жену. Остался один. Две дочери у них, но обе замужем, у них свои семьи, свои заботы. А ему осталось проводить дни и ночи в тоске по своей любимой жене. Даже работа не спасала.
Он давно просил перевести его в другой колхоз. Не мог Викентий видеть эту реку, в которой утонула его любимая Татьяна. Тридцать лет прожили, словно три дня, ни разу, ни на одну женщину, кроме Танечки не взглянул.
В этом селе, как будто, немного отпустило, полегчало на сердце. Новые люди, новые заботы. Хозяйство справное, но немного запущенное, поэтому приходится работать много. Может, это и к лучшему?
Серега подъехал к дому Татаринцевых ровно в два часа. София уже ждала его у ворот. Села в машину.
- Здравствуй, Сергей! Все как прежде, как только какая беда, выручай, Серега! Как поживаешь Сережа?
- Ничего, живем потихоньку. Сами как, слыхал, Мартин приехал. Не выходит, что ли никуда, не видать его.
- Сам понимаешь, Сергей, не до гуляний было. Потом на работу устраивался.
- Устроился? Куда?
- В Леспромхоз.
- Ну, и правильно, нечего тут у нас делать. Там мужики деньги лопатами гребут. В магазине товар дефицитный, квартиры дают. Мартину-то жилье дали?
- Да, комнату в бараке. Говорит, небольшая, но для одного нормально.
- Все, София Владимировна, ждите, скоро женится ваш Мартин. Он у вас красавчик, еще и работа денежная, девки такого мимо не пропустят.
- Не хотелось бы. Техникум закончить надо. Хорошо бы и высшее образование получить.
- Кто не хочет этого детям, все хотят. Да не все получается так, как мы загадываем. Значит, за Зоей едем. Ох, и шебутная она у вас, но интересная. Наверно, с ней не соскучишься.
София поднялась в отделение. Зоя, увидев в окошко подъехавшую колхозную легковушку, уже надевала пальто.
- Маманя, приехала! Ой, я дождаться не могла этого дня! Поехали скорее домой, я так соскучилась. Дай, хоть обниму тебя, мама.
София осторожно, бережно обняла дочь.
- Зоинька, какая ты стала большая! Пойдем, только по ступенькам осторожнее ступай, скользко.
- Я уж, мама, и так каждый шаг рассчитываю. Запугала меня Евгения Васильевна.
Сергей встретил женщин у крыльца. Взяв под руки Зою, довел до машины, усадил на переднее сиденье.
- Удобно? Ну, дражайшая Зоя Александровна! Когда за наследником поедем?
Зоя засмеялась, обернувшись к матери
- Мам! Смотри, как Серега привык возить меня в больницу и обратно. Не беспокойтесь, уважаемый Сергей. Вам больше не придется возить взбалмошную Зойку. Мы с мужем переехали в соседний город. Завтра он меня заберет.
- Вот это да! Эх, София Владимировна, остались вы с младшей дочкой одни. Хорошо хоть ее родили, а то ведь, хоть реви.
- Чего уж плакать, для того и рожаем вас, растим, чтобы повзрослевших отпустить. Люсие тоже недолго быть около меня, ей уже двенадцать. И не заметишь, как шесть лет пролетит. Приехали! Спасибо тебе огромное, Сергей!
- Да, ладно, чего там, не за что. В рабочее время ведь.
Люсия уже ждала сестру. Встретила ее у порога, обняла.
- Зоя, я соскучилась по тебе. Раздевайся! Я для твоего малыша шапочку и пинетки связала. Потом покажу. Сейчас за стол, мама с утра пирогов с капустой, да с вишней настряпала. Ой, какая ты большая! Больно тебе? Тяжело?
- Эх, ты, тараторка! Очень тяжело, но не больно. Вообще-то я есть не хочу. Маманя баню не топила?
- Топила, а как же? Наверно ее проверять ушла. Сначала помыться хочешь?
- Очень хочу, сил нет, все тело уж зудит. Вон, и мама! Мама, Люсия говорит, что ты баню топила, поможешь мне помыться.
- Конечно, прямо сейчас и пойдем. Люсенька, ты потом с Ларисой помоешься, она тоже просилась к нам в баню.
- Ладно, опять у вас секреты, все маленькой меня считаете. Ступайте мойтесь.
Зоя помыла свое тело, где достала, а спину и ноги ей помыла София
- Дочь, мне кажется для твоего срока слишком большой живот. Что об этом думают врачи?
- Разное, мама. Вчера Евгения Васильевна приводила Рахима Савеловича, они вместе осматривали меня, слушали по очереди сердцебиение ребенка. Мне сказали, что все в порядке, когда я ушла, спорить стали. Разумеется, я подслушала.
Моя врач считает, что у меня крупный плод, как бы не пришлось делать кесарево сечение.
Рахим Савелович говорит, что он слышит два сердцебиения. Как я поняла, один ребенок лежит попой вниз, другой головой. Не поняла почему, но они лежат неправильно. Так или иначе, они считают, что меня надо резать. Ой, мама, как мне страшно!
Сегодня утром Евгения Васильевна предупредила меня, чтобы я, обязательно, каждые две недели приходила на прием и за две недели до срока была в отделении.
- Ты, конечно, не сказала, что уезжаешь из города?
- Не, не сказала. Там, в городе, тоже есть больница и есть врачи.
- Зоя, какой ты легкомысленный ребенок! Разве можно шутить с такими вещами? Кто о тебе будет заботиться так, как Евгения Васильевна? Она ведь с тобой вместе вынашивает твоего ребенка. И ты хочешь вот так, не сказавшись уехать? А если что-то пойдет не так?
- Мама, все рожают, и я рожу. Я не могу так надолго оставлять Петра одного. Он в чужом городе, один в квартире. Мало ли, какая простипома приклеится? Вдруг он изменит мне? Я помню, как легко он переметнулся ко мне, бросив Марину, свою первую любовь.
- Вот что я тебе скажу, дочь. Если мужчина вздумает изменить, ему необязательно жить в другом городе. Отец твой разве не со мной жил, когда себе завел новую любовь? Ты сейчас должна думать только о том, как доносить и родить здорового ребенка. Все остальное оставь в стороне.
Родное дитя дороже всякого мужа. Муж, он сегодня с тобой, завтра может на тебя не посмотреть. Ты можешь выйти замуж в другой раз. А ребенка твоего другой ребенок заменить не сможет. Пойми это.
Ребенок плоть от плоти твой, твоя кровинушка. От тебя во многом зависит каким он родится, крепким и здоровым или слабеньким. Поэтому нужно слушаться своего врача, питаться правильно, не переутомляться, гулять.
Зная тебя, читать лекцию я тебе не буду. Чем больше буду тебя убеждать, тем больше ты будешь стоять на своем. Я поговорю с Петром.
- Мама! Не ты ли говорила, что в жизнь молодых нельзя вмешиваться?
- Говорила. Но дело касается не каких- либо дрязг, а твоей жизни. Ты не понимаешь, что можешь погибнуть сама и погубить ребенка. Я этого не допущу.
- Зачем только я тебе рассказала? Думала, поделюсь, ты меня успокоишь, а ты меня еще больше пугаешь.
- Вот и хорошо, что испугалась, может хоть немного подумаешь своей головой. Подумаешь и поймешь, нужно самой поговорить с Петром. Такие вещи нельзя решать одной, без мужа. Вы, семья, значит не должна ты скрывать от Петра ничего.
Продолжение Глава 128
Друзья!
Радость у меня! Внук из Армии возвращается!
Вечер будет занят, поэтому публикую главу раньше обычного
Завтрашняя глава выйдет, как обычно, около 19 часов по Московскому времени.
С любовью и уважением,
ваша Лале.