Танюшка стояла в комнате бабушки перед иконой, смотрела на неё снизу вверх своими большими круглыми глазами, похожими на кукольные, и печально хлопала ресницами. Бабушка ушла в магазин за хлебом, Танюшка встретилась с ней аккурат на пороге, когда ты выходила из квартиры.
- Бабуля, а ты куда собралась?
- Да недалёко, за хлебушком схожу, да тебе баранок с маком к чаю куплю. Ты иди пока, умывайся, сейчас обедать станем. Я щей наварила. Ох, и в молочный надо за сметанкой заглянуть, чуть не забыла. Каке щи без сметаны?
- Хорошо, бабуль.
Танюшка закрыла за бабушкой дверь и понуро поплелась в свою комнату. Приткнув, не глядя, портфель в дальний угол, она села на кровать и вздохнула, уставившись в одну точку, затем, словно опомнившись, подскочила и поскакала в бабушкину спальню. Пройдя к кровати, она остановилась, и подняла глаза наверх. Оттуда, сверху, смотрела на неё Богородица, ласково и тепло, словно и без слов уже всё знала и понимала. Но Танюшка решила всё же рассказать и, помявшись, а затем оглянувшись назад – не вернулся ли домой папа – быстро заговорила:
- Матушка Богородица, ну почему так? Я же ей ничего плохого не сделала, чего она меня всё время дразнит? А сегодня вообще на весь класс высмеяла и сказала, что всё расскажет пионервожатой Зине Артёмовне, и та меня из октябрят исключит, раз я в Бога верю и крещусь. Это я сегодня тихонько перед контрольной перекрестилась, откуда я знала, что именно в этот момент из-за угла Верка с подружками выйдет? Я ведь одна была там, у окошка, там закуточек такой. Да что я рассказываю, ты же с неба всё видишь.
Танюшка вздохнула и продолжила горестно:
- В общем, я сама виновата, да? Не надо было провоцировать? Но ведь в старину му.че.ники на см.ер.ть не боялись пойти ради веры, а я что же – перекреститься не могу? И вообще, кто это придумал за веру гнать и считать это каким-то неправильным?
Она снова оглянулась на входную дверь.
- И что мне теперь делать, а? Если меня выгонят из октябрят, и папа узнает за что именно, то мне конец. Но я не этого боюсь, а того, что папа на бабушку заругается. Скажет, что это она виновата, научила меня молиться. А ей нельзя расстраиваться. Помоги мне, пожалуйста.
В глазах девочки блеснули слёзки, она молитвенно сложила ручки и, сделав бровки домиком, поглядела на икону. Богородица внимала её словам, улыбалась грустно, как улыбается мать, которой жаль своего ребёнка, но в то же время она мудро понимает, что без прохождения трудностей и испытаний нельзя стать взрослым, научиться жить и действовать, ведь мама не всегда будет рядом и не сможет уже укрыть взрослое дитя своим крылом от бед, а потому малыш должен сам приобрести умение решать задачи, выпавшие на его пути.
Луч солнца неожиданно упал из окна на икону, и Богородица засветилась вся, ожила и, как показалось Танюшке (или не показалось?) кивнула ей, и ресницы Богоматери дрогнули. В этот миг девочка вдруг отчётливо увидела, как тёмная доска иконы раскрасилась цветными красками: мафорий вспыхнул багрянцем, золото звёзд рассыпалось по Лику, пошла синью туника Царицы Небесной, а пелены Младенца стали белоснежными, как палящее солнце. Девочка ахнула, раскрыв рот. Миг – и луч скользнул дальше и вновь икона погасла и обрела свою привычную тёмную окраску старого дерева, покрытого лаком. В прихожей повернулся ключ в замке, и Танюшка стремглав понеслась в свою комнату. Едва она вбежала к себе, как в квартиру вошла бабушка. Сняв уличные туфли, она переобулась в тапочки и направилась с авоськой на кухню. Танюшка наскоро переоделась и выдохнула: не увидела.
Икона была старая. И всегда висела на этом самом месте, сколько Танюшка себя помнила. Бабушка никому не разрешала трогать её. Но ценности икона не имела, она была написана на простой дощечке, а со временем кто-то покрыл её стеклом, заключив в самую простенькую рамку, наверное, для того чтобы Образ окончательно не стёрся. Когда однажды родители затеяли ремонт, то под снятой бабушкиными руками иконой, на стене обнаружился тёмный прямоугольник, потому что обои вокруг с годами выгорели, а под нею остались первоначального вида. Даже тогда бабушка сама сняла, и сама же и вернула икону на место, никому не позволяя к ней прикасаться.
- Носится с нею, как с писаной торбой, - тихонько усмехнулся отец, подшучивая над бабушкой, но мама не поддержала его, и даже не улыбнулась шутке.
Да никто, собственно, и не претендовал на эту икону. Даже отец уже смирился и ничего не говорил против того, что икона висит на видном месте. Времена менялись, наступили девяностые, никто уже не обращал внимания на религиозную атрибутику у кого-то дома. Есть и есть. Кому какое дело?
Танюшка всегда молилась перед этой иконой, только в отличие от бабушки, которая делала это открыто, она молилась тайно. Танюшка не хотела, чтобы даже бабушка становилась свидетельницей её бесед с Богом и Богородицей. Ей казалось, что это нечто сокровенное, тайное и такое личное, что об этом должен знать лишь сам человек да Господь. А третьих не должно быть в этом диалоге. Иначе исчезнет вся тайна и чистота действа. А Танюшка не хотела растерять, расплескать и обесценить её, и потому берегла своё сокровище и хранила молчание. И Богородица всегда ей помогала.
Шло время. Танюшка уже училась в выпускном классе, когда в один из пасмурных осенних дней бабушке стало совсем плохо. Она и до того уже бо.ле.ла, но всегда всё получалось решить с помощью ле.ка.р.ств, и Танюшке казалось, что так будет всегда, ведь все же старенькие люди чем-то бо.ле.ют, но вот они примут свои та.б.л.ет.ки - и, глядишь, уже и отпустило. Но сегодня облегчения не наступило, и родители вызвали скорую помощь. Отец не пошёл на работу, отзвонился начальству и остался дома. Сейчас он вышел к подъезду, чтобы встречать ме.ди.ков. Мама суетилась рядом с бабушкой, то обтирая ей лицо влажным платочком, то подавая воды, то зачем-то принимаясь убираться в её комнате, якобы к приходу вра.чей. Танюшка понимала, что это всё от сильного волнения, мать не знала, куда себя деть. Сама она просто сидела рядом с бабушкиной постелью и держала старушку за руку. Девушке было очень страшно, но она всеми силами старалась не показывать бабушке свой страх, чтобы он не передался той. Но вот мама вышла на кухню и тут же бабушка заговорила.
- Внученька…
- Что, бабусенька? Что, родная? – припала девушка ближе.
- Послушай, что скажу, - бабушка еле выговаривала слова с тяжёлым придыханием и каким-то свистом в груди, - Икону свою я тебе завещаю. Что бы ни случилось, никому в руки икону не давай. Только тебе её доверяю. И со стенки её не снимай, как висела, так пущай и висит. Снять ты её должна только в самый крайней ситуации.
- В какой это, бабуля?
- А ты это узнаешь, почувствуешь. Придёт свой черёд. Ни к чему всё заранее знать. А до того не трогай, пущай висит на своём месте. Пообещай мне…
- Обещаю, бабусенька, ты только не переживай, тебе нельзя.
- Мне уже всё можно, миленькая. Каке мои годы? Чаво мне бояться?
- Зато я за тебя боюсь, бабусенька, - не выдержала Танюшка, не в силах больше скрывать свою тревогу.
- Не надо бояться. На Бога уповай и живи честно, и всё уладится, - бабушка прикрыла глаза, тяжело задышала, видно было, что разговор ей даётся с трудом.
- Бабушка, я всё сделаю, как надо, ты только не хворай, ладно? – Танюшка погладила старушку по морщинистой руке, та была ледяной и влажной.
Дверь отворилась и в комнату вошли люди в белых халатах с чемоданчиком в руке, а следом за ними отец. Испуганная мать застыла в дверном проёме. Вра.чи оттеснили Танюшку от постели, начали проводить осмотр и задавать вопросы, а затем отправили отца вниз, за носилками. " Ин.фа.р.кт", - вынесли они вердикт. Вскоре бабушку увезли в бо.ль.ни.цу. Всю ночь Танюшка не спала, она плакала и молилась Богородице, чтобы та смиловалась над её бабушкой и подарила ей ещё хоть несколько годочков жизни, но ощущала внутри лишь холод, и понимала, что похоже пришло время. Наутро, кое-как собравшись, Танюшка ушла в школу. Весь день мысли её были тревожны, на душе поселилась тоска, то и дело в голове всплывал бабушкин образ и её слова, сказанные накануне, и хотелось лишь одного – скорее прийти домой и узнать новости о бабушке, ведь наверняка родители навестили её сегодня перед работой и справились о её состоянии у ле.ча.щего вр.а.ча. Наконец, уроки были закончены, и Танюшка поспешила домой.
Её удивила непривычная тишина в квартире.
- Привет! Я дома! – крикнула она в пустоту коридора, но ей никто не ответил.
Девушка принялась расстёгивать куртку, как навстречу ей из кухни вышел медленно отец.
Он был в чёрной рубахе, а глаза его смотрели рассеянно и Танюшке показалось, что он плачет. Она не могла определить этого наверняка, ведь до сегодняшнего дня ей ни разу не приходилось видеть отца плачущим. Он был человеком строгих понятий и чётким решением вопросов.
- Доченька, - сказал он как-то беспомощно и замолчал.
Девушка опустилась на банкетку и заплакала.
- Ну-ну, дочка, бабушка прожила свой век, и прожила достойно. Видно время её пришло. Над этим мы не властны. Сегодня в обед сердце её остановилось, в.ра.чи сказали, что старенькая она уже была, вот и не выдержала.
Танюшка прошла в бабушкину комнату, легла на её кровать, обняла подушку – та хранила бабушкин запах – и зарыдала ещё горше. Пришла мама, принялась утешать дочь, но и сама не могла сдержать слёз. Отец к.у.р.и.л на кухне, отвечая на многочисленные звонки родственников, заходили соседи, хлопала дверь. Мама вышла, и Танюшка осталась одна. Она подняла опухшие глаза на икону, та потемнела, Лик едва просматривался, уголки губ Богородицы опустились, и Она печально смотрела на Танюшку своими прекрасными мудрыми очами, разделяя её го.ре.
(продолжение следует)
Иллюстрация - художник Александр Шилов.