Тяжелые времена были тогда у всех. Кабы знать свою судьбу, да повернуть в другую сторону: там –от человека какого подальше отойти, здесь – работу другую выбрать. Иль уехать за тридевять земель, да там своё счастье сыскать. Живёшь и думаешь, как правильней поступить, да по совести, да не в разрез с душой. А судьбинушка так повернёт, да так вывезет, что и представить не сможешь. А предугадать судьбу или обойти её – тем более.
Разве ж могла представить Груня, что судьба ее такая ждёт? Разве хотели ее родители, чтоб дочь так горе мыкала? Чтоб без любви жила? Да и не жила, по правде сказать, а маялась.
Девчонкой росла она сообразительной, старательной, аккуратной, веселой, общительной, подруг много было. И по хозяйству всему обучена была, и в школе училась на загляденье. Вот и отправили ее после семилетки на курсы учителей. Полгода отучилась и поехала работать сначала в деревню Серпы, что неподалеку от села Мальга, а потом перевели в саму Мальгу. Хорошо хоть в нашем районе. Пошла по стопам деда, Виктора Максимовича, учила сельских ребятишек в начальной школе.
Определили ее на постой к одиноким старичкам, а те и рады –всё живой человек в доме. А Груня – аккуратная, сноровистая, отработает в школе, проверит тетрадки, да дома старикам помогает. Кормили они её от души, врать не буду, не бесплатно, отдавала копеечку Аграфена Сергеевна за столование. Приехала в деревню она стройной, а раскормили они её! Ух и раскормили они её! Похоже, центнер весила! Это потом уж, в войну, исхудала Груня. В войну все голодовали.
Платки с малолетства приучили Груню вязать. Тут все девчата Семынины - мастерицы! Настя-то попроще вязала узоры, чтоб быстрей на продажу, копейку в дом принести. Да и в пухартели, где подрабатывали все девчата Семынины, вязать надо было быстро.
В пухартели вообще план огромный: столько-то килограммов пуха расчесать, столько-то граммов напрясть, столько-то каёмок больших размеров связать. Всё это делать Груня умела, да так красиво, да аккуратно! И узоры старалась вязать необычные, сложные.
Не умела прясть и продавать платки. Прясть выучилась годам к сорока, а продавать платки так и не могла. То старшая сестра, Наля, ей продавала, то младшая, Мария, сама –никак. Но не очень любила платки вязать, пыли и грязи от них много было, пока пух обработаешь. Груня была чистюлей, но куда деваться? Рутинную работу не любила, но делала. А любила она что-то новое связать, да чтоб узоры были позаковыристей, да покрасивей!
Выйдя замуж, она редко на пухартель работала, хоть и вязала аккуратно, красиво, но медленно. Да и когда работала учителем –времени особо не было.
А тут, в Мальге, увидела, что одна женщина в деревне красиво вяжет крючком. Так ей понравилось, что захотела сама выучиться. Помаленьку-помаленьку –так и научилась она вязать, да такие кружева да ажуры к подзорам, к накидкам вязала, кофточки да шарфики с перчатками. В родительском доме этого не умели. Потом и Маню, младшую сестру, выучила вязать одежду. А кружева с ажурами и старшей, и младшей сестрёнкам навязала для приданого.
Домой приезжала нечасто. Когда попутка какая или на перекладных. Далековато.
В девках Груня была своенравная, задорная, кровь с молоком! Да ещё ж «учителка»! Парни на неё заглядывались. Дружила она с одним парнишкой, перед самой войной, долго дружила. А тут война. Забрали парнишку на фронт
Груня тут испугалась. Учителя же военнообязанные, а ну как и её заберут на фронт? Побоялась и уволилась из школы, поехала устраиваться в райцентр на завод прессовых узлов, что был эвакуирован из Украины. Завод был военный, выпускал детали для танков. Все, кто работали на заводе, имели бронь. Взяли сначала её курьером. Потом разглядели –девка грамотная, толковая –и поставили ее завскладом, запчасти выдавать в цеха.
Голодно в войну было. Хоть и положены были карточки для работающих на заводе, но давали на одну карточку 400 г хлеба в день. Груне выдали две карточки, на себя и на маму, Александру Викторовну, как на иждивенку. Но на большую семью этого, конечно, не хватало. В то время в семье Семыниных жили, кроме родителей, Михаил, Груня, Настя с маленьким Шуриком и комиссованным с фронта по ранению мужем Насти, Василием Азарьевым. Семь человек. Жили впроголодь.
Хорошо, что с Груней работала двоюродная сестра Василия –Настя Азарьева (Роптанова по мужу), она как раз и выдавала хлеб по карточкам заводчанам. Жила она в Черкассах, неподалёку от Семыниных. Вот Настя как-то ухитрялась сэкономить булку хлеба для них. Но так просто пронести мимо проходной хлеб было нельзя. Его разрезали на кусочки по 400 грамм и прятали. Рисковали сильно. Так сильно, что могли и посадить. Время военное, строгое.
Ближе к концу войны пришло письмо от парня, которого Груня проводила на фронт. Ждала его Груня. С парнями не встречалась. Писала письма ему, ждала ответа, переживала.
И вдруг –нет писем с фронта. Долго нет. Часто так на войне бывало, что письма не доходят, а человек жив. Вот Груня и надеялась и, по-прежнему, ждала.
Спустя некоторое время приходит от парня письмо. Пишет он, что вернутся к ней не может, так как оторвало на фронте ногу, а одноногий не хочет к ней приезжать. Расстроилась она, конечно, переживала сильно.
А он соврал. Подженился на войне и соврал. То ли стыдно было, то ли оправдаться хотел перед Груней, когда написал то злосчастное письмо.
Потом уже, через несколько лет после войны, когда Груня овдовела, приехал тот парень. Пришёл к ней. Смотрит Груня, а ноги-то у него целые. Поняла, что соврал он.
– А чего ты пришёл? Ты же без ноги! Как же ты, одноногий, дошёл?
И прогнала его. Обидно, конечно, ей было. Лучше бы вообще ничего не писал. Или уж написал честно, как есть, а он вишь, ужом выкрутился. Может и хорошо, что Господь отвёл от него.
От одного отвёл, а к другому привёл. Работал на заводе водителем парень, Саша Юркин. Ну как водителем? Конюхом. Хоть и возил он директора завода, но возил на лошади. Тогда и машин-то ещё не было особо.
Приглянулась ему Груня, ох, приглянулась. Прохода ей не давал! А он ей не нравился. Совсем не нравился. Блёклый какой-то. То ли рыжий, то ли седой –белёсый, как молью поеденный. Родня Грунина так и называла его –Белый. Родом он был из с. Дубовского, где основное население –крестьяне, а это –ещё один минус. Пришлый. Не казак. Сергей Андреевич так и называл его – «мужлан».
У Семыниных в роду по всем ветвям –только казаки со своими особыми правилами, устоями, с особенной верой в бога. Казаки крайне неохотно шли на родство с крестьянством, считая их себе неровней, низшим сословием.
Всерьёз его не рассматривали, как жениха. Да и младше он был Груни на шесть лет. Забраковали, одним словом. Если бы не одно событие.
Кроме железок, запчастей, инструментов была в Грунином складе наждачная бумага. А основой для наждака была ткань: иногда полосатая, чаще белая. И вот эту наждачную бумагу Груня украдкой носила домой. Нищенствовали. Ткань купить не на что было, прокормиться бы, а из этого наждака приспособились Семынины ткань делать: вымочат его в воде, отскоблят, отмоют, отбелят или покрасят, да и сошьют наперники на перины и подушки, рубашки носильные, сорочки нижние, юбки, кофты. Носить ведь особо нечего было, по одной юбке, да по одной кофте у каждого –вот и вся одежонка. Александра Викторовна покрасит ткань, сошьёт юбку –и в новой юбке в церковь идёт. Все в деревне удивляются:
–Опять у Саньки новая юбка!
Цвет слиняет, она другую краску купит, покрасит –опять обнова!
До поры, до времени Груне это сходило с рук. То ли кто увидел, как она наждак носит, и донесли, то ли случайно, но поймали её с наждаком на проходной. По тем временам –это тюрьма. А стыд-то, стыд-то какой! Доложили с проходной куда следует –начальству. А тут как тут –Юркин Саша. Мол, помогу тебе тюрьмы избежать, замолвлю словечко перед директором, если пойдешь за меня замуж. И что делать?
Родители воют в голос. От деревни стыдно. Хоть сквозь землю провались. Молчат, никому не говорят. Только в кругу семьи и знали, даже родне словом не обмолвились. Груня сама все глаза выплакала, а деваться некуда: или в тюрьму, или под венец.
Согласилась выйти за него замуж, хоть и против своего сердца. Вместо тюрьмы. Ну, а после того, как согласилась, он ей помог, не соврал. Закрыли уголовное дело.
Спустя много лет призналась она:
–Знала бы, какая жизнь с ним будет, так лучше б отсидела в тюрьме.
Перед свадьбой в семье Семыниных случай забавный произошёл. Пошла Александра Викторовна куму Фроню на свадьбу звать. Дело было летом. Фроня пчёл держала. Угостила Фроня Александру «кваском» медовым, стаканчик налила. Да только не квасок то был, а самая настоящая медовуха.
Жарко. Выпила Александра тот стакан и всё. Медовуха, как известно, не пьянит и не слабит, пока не встанешь на ноги. А как встанешь, да пойдёшь, тут-то и начинаешь понимать её коварное действие, когда и ноги заплетаются, и голова не шибко соображает.
Александра вышла от Фрони, да не простым шагом, а приплясывая. Не пила Александра спиртное, в рот не брала, а тут с медовухи как память отшибло –быстро спъянела. Идёт по улице, пляшет. Ладно Маня, младшая дочка, углядела, как мать странно идёт, поняла, что неладно что-то. Тянет маму домой, а та –ни в какую. И плакала Маня, и уговаривала перестать плясать–ничего не помогает. Стыдно было за мать, в годах ведь уже. Еле справилась. Дотащила домой.
На следующий день рассказывает матери, как всё было, а та испугалась:
– Да чё ж ты меня не могла остановить? Прямо б за шиворот схватила б, да утащила!
–У меня, мам, силы не хватило. Вы как пустились в пляс, так только ну!
–Я ж думала, что квасок, а оно вишь как, –переживала Александра, –от людей стыдно.
Летом 1945 года Семынины сыграли свадьбу Груне. Зарегистрировались в Черкасском сельсовете. В церкви не венчались. Тогда церковной службы в Черкассах не было, в помещении церкви советская власть организовала склад под зерно.
Александр с матерью жили у материной сестры, Фени, в Саракташе, отец у него умер рано. Туда в первый день свадьбы и постель с приданым отвезли, там же и отгуляли. Второй день, как водится, у невесты, в Черкассах.
Туда же, в тёткин дом и привёл Александр молодую жену. Стали молодые жить в райцентре, в Саракташе, неподалёку от завода «Коммунар», напротив бывшей автороты (нынешнее ПАТП). Жили они вчетвером: тетя Феня, Груня, Саша и его мать, Мария Артамоновна –Грунина свекровь.
Это уж потом молодым дали сначала комнату, а потом в новом, двухэтажном доме трёхкомнатную квартиру. И всей семьёй, вместе со свекровью, Юркины переехали в свое жильё.
Почти каждый день молодые ходили ужинать в Черкассы, к Семыниным. Жили в квартире, не было ни огорода, ни, тем более, подсобного хозяйства. Вот и ходили.
Семынины сами с хлеба на квас перебивались, а тут они. Ну куда же деваться? Кормили тем, что у самих было. Как выкручивалась Александра Викторовна стольких людей накормить из ничего, одному богу известно. У самих больно ничего не было, а тут же ещё придумать, да сварить надо, да нелюбимого зятя встретить-приветить.
Свекровь Грунина –женщина была характерная! Вредная, с острым язычком. Сноху не любила, вредила ей: где словом, где наговором несправедливым. Может, чувствовала, что Груня сына её не любит, а может, сама по себе такая. Но Груне характера было тоже не занимать –отвечала ей той же нелюбовью и неприязнью. Да и между сватьями отношения были непростые: друг друга недолюбливали. Как началась семейная жизнь у молодых заковыристо, так и отношения складывались непросто.
Как-то Маня, младшая сестра, пришла к молодым в гости, а «Чаво», так Семынины прозвали Грунину свекровь Марию Артамоновну за характерный васильевский говор и говорит:
–Скоро маслина (масленица). У нас в деревне зять у тёщи на неделю залегает. На блины.
Маня так и обмерла, слова не могла сказать. Домой прибегает и кричит:
–Мама! Мама! Неужели ж он ещё и на неделю к нам заявится?
–А ты откуда эт взяла?
– «Чаво» так мне сказала. Нужен он тут! На неделю заляжет!
–Да ладно, не расстраивайси! Чё эт он заляжет? Он же работает. Пошутила она, –успокоила Маню Александра Викторовна.
Груня продолжала заведовать складом, а вот мужа, Александра, перевели к ней в склад заготовителем. Работа разъездная, много ездил по командировкам. И стал он всё чаще и чаще к рюмочке прикладываться. А дальше и вовсе: редко какой день трезвым явится. Да ладно, если б просто приехал выпившим да спал, а он куражиться начинал над женой и матерью.
Зашла как-то Маня в гости к сестре, а там Груня со свекровью сидят около кровати, на которой Александр пьяный лежит, и русские народные песни поют. Маня спрашивает:
–Это что у вас за концерт такой? Праздник что ль какой?
Они не отвечают, молчат. Это уж потом Груня призналась, что приехал муж из командировки сильно пьяный, да и заставил их песни петь.
Когда терпенье совсем кончилось, ушла от него Груня, правда, ненадолго, не принято было уходить от мужей в те времена, позор это, да и сын уже был, Славик, первенец. Как дитя сиротить? Кому нужен чужой ребенок? Какой ни есть, а отец. Да и мать, Александра, сказала:
- Худой плетешок, да затишье, есть куда прислониться. Когда никакого нет, так совсем худо.
Груня и сама понимала, что стыдно разводиться, кому нужна разведёнка? Вернулась к мужу.
Особенно плохими стали отношения между снохой и свекровью после того, как не углядела Мария Артамоновна за Володей. Было ему года три-четыре. Груня ушла на работу, а малыш остался под присмотром бабушки. Заговорилась она с соседкой, сидя на скамеечке, Володя играл неподалёку, и проследила, как ударили Володю кирпичом по голове.
Кто-то из соседей сообщил Груне на работу. Бросив всё, помчалась она домой. Отнесла ребёнка в больницу. Что за диагноз поставили медики: сотрясение, контузия головного мозга или что-то более серьёзное -неизвестно, только с той поры начались у Володи страшные головные боли. По нескольку дней мог длиться приступ, подчас и таблетки не помогали. Последствия этого удара сказывались всю жизнь. Владимира даже в армию не призвали в связи с этой травмой.
Александр рано «сгорел», лет сорок ему было. Старший сын, Славик, был в армии. Умер Александр от рака лёгких. То ли простудился в разъездах, да не вылечился до конца, то ли судьба такая. Да и вправду сказать, лютой зимой на лошади ездить –то ещё удовольствие. Как не укрывайся, а от мороза не укроешься. Может, и пил он так много из-за работы, «для сугреву» - кто теперь расскажет?
Только после его смерти ещё хуже отношения между Груней и свекровью стали. Свекровь после смерти единственного сына осталась жить со снохой и двумя внуками, но характер её лучше не стал, скорее, наоборот: так и издевалась свекровь над Груней, так и вредила, где могла.
Связала Груня платок на продажу, да такой удачный пух попался! На солнце переливается, блестит. Пух длинный, пушистый, так и вьётся кудряшками. Платок получился –на загляденье! Долго она его вязала, вечерами и ночами, днём времени не хватало –постоянно на работе. А продавать сама не умеет. Как на беду, ни Маня, ни Настя не могли пойти на рынок. Пришлось Груне свекровь просить, чтоб сходила и продала. Денег катастрофически не хватало. Груня одна тянула двух детей и свекровь на свою маленькую зарплату. Свекровь ни копейки с пенсии не отдавала в общий котёл.
Попросила Груня сходить свекровь на базар с платком, та, на удивление, быстро согласилась. Пошла. Нет и нет её с базара. Приходит с базара, да причитает. Что, мол, платок потеряла али вытащил кто из сумки. Груня обомлела: еле выкроила деньги, чтоб пух купить! Столько времени вязала. На что жить-то? Она так рассчитывала на этот платок! Долго платок вязала. Не вдруг ведь свяжешь! Время надо.
Пошла сёстрам про беду свою рассказать. Разревелась. Наля с Маней, как могли утешали:
–Ну, ладно. Потеряла и потеряла, с кем не бывает. Чего ж теперь, не расстраивайся. Поможем.
А что тут сделаешь, реви не реви –нет платка. У сестры Нали заняла деньги на пух, чтоб новый платок связать. Маня с Налей помогли пух расчесать, да обработать, Александра Викторовна пух напряла, да серёдку связала.
Спустя много лет, когда свекровь умерла, нашёлся платок. Племянница свекрови, Маруся, жила с ней на одной площадке. После похорон Маруся говорит Груне:
–Хрёсна (крёстная), глянь, вот твой «потерянный» платок нашёлся.
Оказывается, платок и не терялся никогда, и не воровал его никто. Свекровь его под одежду надевала, а сверху шалью обычной прикрывала, да украдкой носила. Совсем выносила, голый платок стал.
Иль ещё был случай. Служил Слава в армии. А тут младший сынок, Володя, пропал. День нет его, два, три. Груня места себе не находит, плачет день и ночь. Впору в милицию обращаться. И тут только, на третий иль четвёртый день, свекровь созналась:
– Я Вовке денег дала и к Славику отправила. Пущай съездит.
–Как отправила? А мне почему ни слова не сказала? Я –мать или кто?
Вот так и жили. Долго с ней Груня после смерти мужа жила и терпела «художества». До одного случая. Когда совсем трудно с деньгами стало, сказала она свекрови:
–Мам, ну вы хоть с пенсии копейку какую на хлеб давали бы. Не хватает же денег.
А та развернулась, «дулю» пальцами скрутила и в лицо Груне тычет. Всё. Тут терпение Грунино кончилось. Пошла она на завод и попросила жильё: хоть для свекрови, хоть для неё с сыновьями. Рассказала о сложившейся ситуации в доме. А директор ей в ответ:
–Да вы что ж, Аграфена Сергеевна, раньше молчали? Сразу надо было просить, когда муж умер!
И помог с жильём. Выделили комнату для свекрови. Полегче стало Груне. Хоть троих кормить, не четверых.
Поменяла Груня трёхкомнатную квартиру сначала на двухкомнатную, а потом, когда дети женились, из дома ушли –на однокомнатную. Деньги отдала детям. До самой старости вязала платки, помогала детям строиться.
Первый сын, Вячеслав, родился в семье Юркиных через год после войны, в 1946 году, второй –Владимир – в 1950 г.
Слава после армии, а служил он в Ленинградской области, там и остался жить. Работал на заводе. Закончил вечернее отделение института. Женился на Светлане Сергеевне Цветковой. Родился сын Святослав (Светослав). Имя его как собирательное из имён матери и отца. Брак Вячеслава и Светланы не выдержал испытания временем, распался. Вячеслав построил дом во Всеволожском районе Ленинградской области. Там и живёт.
Сейчас уже и Святослав женился. Жена –Ольга Викторовна Анашкина. В браке растёт дочь –Дарья Святославовна Юркина.
Младший сын, Владимир Александрович, остался жить в Саракташе. Работал на заводе «Коммунар» электриком. В свободное от работы время почти профессионально занимался эстрадной музыкой, играл в ВИА (вокально-инструментально ансамбле) на гитаре. Женился он два раза. Первая жена –Екатерина Гавриловна Варавина. Закончила она Оренбургское культпросветучилище по специальности хоровик-дирижёр. Работала заведующей клубом в Черкассах. Там они и познакомились, вместе выступали на сцене, пели.
В этом браке родились две дочери: Ирина в 1972 году и Наталья в 1982году. Прожили Катя с Володей лет семнадцать. Владимир встретил другую женщину, Мельникову Людмилу Александровну, медсестру районной больницы. Владимир тогда работал в ЦРБ (Центральной Районной Больнице) электриком, где и встретил свою вторую жену.
С новой женой Владимир уехал жить и работать в Башкортостан, в город Ишимбай, где устроился электриком на крупный завод. Семье сразу предоставили квартиру в новом доме. Долго они там не прожили, вернулись в Саракташ и начали строиться. В этом браке у Владимира родился сын Артём.
Руки у Владимира золотые; со вкусом и фантазией –тоже всё в порядке. Владимир хотел свой дом, но денег катастрофически не хватало. На помощь пришла мать, Аграфена Сергеевна. Каждую свободную копейку она отдавала на строительство обоим сыновьям. И опять выручали платки. То, что Груня умела делать лучше всего –вязать. И опять она прижималась, отказывала себе в всём и жила впроголодь.
Дом построили.
В 1998 году Владимир трагически погиб. Суицид. Через полгода в автокатастрофе погибла его дочь Наталья.
Старшая дочь –Ирина окончила медучилище. Она дважды выходила замуж. От первого брака с Эдуардом Маратовичем Телеповым в 1993 году родился сын Олег. Во втором браке с Алексеем Николаевичем Рудаковым родилась тройня: Егор, Арина и Полина.
Умерла Аграфена Сергеевна в возрасте восьмидесяти пяти лет, в 2006 году, от сердечного приступа.
