Остаток рабочего дня прошел как во сне. Из Фиркиной головы не выходил Гришка. Чудеса да и только, как он изменился. Если бы там, в больнице, она увидела такого красавчика, то не то что заговорить, взглянуть бы в его сторону побоялась. А тут смотри, как все вышло.
Девушку ни капли не пугало то, что придется растить троих чужих детей. Она боялась, как бы девки не увели его у нее. Она прекрасно помнила историю своей матери. Вдруг через нее, Фирку, Бог накажет за это мать. Хотя чего уж там, она и так наказана. В кого она такая Лепешка уродилась, что парни только посмеивались над ней. Мать-то красавица, да и отец недурен собой. Троих ее сестер тоже можно назвать хорошенькими. Видимо за материн грех она одна отдувается. А мать вроде и не переживает из-за этого. Никогда бывает не приголубит девчонку, не обнимет, не успокоит, когда та прибегала с улицы в слезах, обстрелянная снежками, под улюлюканье стаи мальчишек.
А сегодня она должна все рассказать матери, о Грише, об его детях. Она втайне надеялась, что мать поймет ее, поддержит. Об отце она даже и не думала. Егор никогда не интересовался жизнью дочерей, а особенно старшенькой. Словно чужой человек жила она в родном доме.
Закончив работу, Фирка поставила быка в стойло, погладила его за шею, пощекотала за ухом. Животное потянулось к ней. Даже этот суровый бык, которого все боялись, хотел ласки. А ей разве не хочется. Пусть Гришка не любит ее, но она сделает все, чтоб дети считали ее мамой, любили. Даже этой любви ей будет достаточно. Ну нельзя же всю жизнь жить, как обсевок в поле.
Дома вся семья собралась за ужином. Фирка ничего не стала говорить, пока все молча хлебали похлебку. После ужина девчонки выбрались из-за стола, Манька с Файкой сразу ушли в свой уголок, о чем -то стали там шушукаться. Младшая, Надёнка, стала убирать со стола, гремела посудой на кухне. Ее сейчас не наряжали по утрам на работы в колхозе, поэтому и легли все домашние дела на младшую сестру.
Фирка надеялась, что отец уйдет на улицу со своей махоркой, там дымить будет. Но он сидел, словно чувствовал, что Фирка что-то важное сейчас скажет. Она откашлялась, почему-то голос вдруг стал хриплым.
- Мама, тятинька. Меня Гришка выселковский сватает. Сегодня на ферму ко мне приходил. Я согласилась. На неделе он к вам придет.
Вера оживилась. Начала расспрашивать чей такой, да откуда он про нее узнал. Фирка все, как на духу выложила. Чего ей скрывать. Все равно же все узнается. Поэтому и рассказала про ребятишек и про то, что уже позвала его с ребятами, и хочет их сразу у себя оставить.
- Тебе ведь тятинька парнишек всегда надо было. Вот сразу двое будет.
Егор от удивления ничего не мог сказать. Вот так дочка, все решила, никого не спросила. Посидел, подумал немного. А чего ей спрашивать-то, с малолетства росла как трава на улице. От него-то только тычки да ругань видела. Да и мать-то скупая на ласку была для Фирки. Других то девчонок она еще как-то привечала, а Фирка как работница ей только нужна была. Девчонке пять лет было всего, как стали они оставлять на нее, сначала одну, потом вторую, а потом и троих.
Вера сидела и поглядывала на Егора. Она боялась что-либо сказать на это. Вдруг мужу не понравится. Рассердится, разойдется в ругани, как раньше. А они только-только начали мирно жить.
- Ну чего мать молчишь, ничего не говоришь. Выросла девка, и жениха себе нашла. Молодец. А что ребятишек трое, так это не беда. И этих вырастят, и своих нарожают.
Вера закивала головой в знак согласия. А Фирка продолжала, что на выселке они жить не будут, пропадут там. Сюда придется Гришке с ребятней перебираться. А здесь то где им жить, она и не знает. Дома-то ведь даже на полу всем постелить, и то места не хватит. Не велика избенка.
- Мама, чего делать-то нам. Где бы на постой в деревне встать. Ты лучше меня знаешь. Подскажи, направь на путь. - попросила девушка у матери.
- Ох, не знаю. Надо у баб поспрашивать. Вдов-то много в деревне осталось. Может кто и пустит. Или старуха какая одинокая.
- Ладно, Фирка, не переживай. Придумаем. А на худой конец и в нашей избе все сможем поместиться. А про мальчишек ты правильно решила, чтоб он их сюда привез. Чего там по чужим людям таскать. Пусть сразу к новой мамке привыкают.
Фирка даже глаза вытаращила. Не ожидала она таких речей от него. Неужели война на него так подействовала. Или умнее стал с возрастом, по другому начал думать. Она подошла к отцу, обняла его.
- Тятинька, а я ведь больше всего из-за тебя боялась говорить. Думала ты ругаться будешь, а еще, чего хорошего, и из дома выгонишь.
- Ну что ты. Зверь я что ли какой. Зверь и тот свое дитя бережет да защищает. Как это я тебя выгоню. Много в жизни я чего не так делал. Смотрю теперь и вижу. Всю жизнь сына хотел, мать из-за девок гонял, думал, что кара это нам такая. А вот как посмотрел смерти в глаза, так и понял, что живу я неправильно. Там, в заснеженном поле, под взрывами снарядов, дал я себе зарок, что если жив останусь, исправить все в своей жизни, чего еще можно исправить. Вот так…
Они еще долго сидели, разговаривали по доброму, без ругани и высказываний обид. К ним подошли девчонки, тоже слушали эти разговоры. Фирка радовалась на сестер. Сами подошли, не сидят в своем уголке, а пришли без всякого страха. Глазенки сверкают, впитывают разговор в себя. Так и надо, пусть учатся, как разговоры в семье вести. Не увидишь как замуж тоже засобираются. Ихние-то женихи на войну не попали. Молоды еще были.
На улице ветер не на шутку разыгрался. Слышно было, как его порывы стучатся в стены избушки. Казалось еще немного и он поднимет ее вверх. Ну что за погода. Хотя весна она всегда такая, непредсказуемая, переменчивая. То тишь да гладь, а то как подует, да и снегу наметет. Одно слово март.
На другой день Фирка после работы забежала к подруге. Ну как не поделиться своими новостями. Да и о разговоре с отцом, с матерью надо рассказать обязательно. Любка еще не пришла с работы. Фрося сидела у печи за прялкой. Крутилось веретено, тянулась нитка.
- Посиди Глашенька, Любка скоро придет. А ты со мной посиди. Я вот пришла с работы, да села с прялкой. Дай, думаю, пока Любки нет, попряду. Непривычно мне без скотины жить. Пришла домой и дел никаких. Чудно.
- А у нас корова, теленок. Все бы ничего, да корма кончаются, как бы до весны дотянуть. Там на траву выгоним, пусть пасутся по оврагам.
- У вас ведь семья. Как Егор-то, не забижает вас?
- Что ты, тетка Ефросинья. Отца на войне как подменили. Совсем другой стал. С мамкой не ругаются теперь. Все тихо да мирно. Я не нарадуюсь. Дай Бог, чтоб так всегда было.
- Ну и ладно. Я то как помню, Егор никогда злым не был. И чего это на него нашло.
Фирка промолчала на это. Хоть и Фрося знала, что злился он на Верку за обман, но сейчас девушке не хотелось об этом говорить, ворошить прошлое. На крылечке послышались особенные Любкины шаги.
- Вон и доченька идет. Есть сейчас будем. Разоболокайся тоже. С нами поешь. Сегодня мурцовку на вечер сделала.
Фирка не стала сопротивляться предложению поужинать. Она встала, сняла с себя фуфайку, пошла к рукомойнику вымыть руки. В дверях они почти столкнулись с Любкой, засмеялись. Фрося в очередной раз заметила, что Любка стала смеяться. Хоть редко, но все же слышен ее смех, словно звон колокольчика.
Они сели есть и Фирка рассказала о своих новостях. На этот раз она решила, чего уж скрывать от Фроси. Все равно ведь узнает все. Да и сама Любка потихоньку расскажет. Не сможет она утаить это от матери. Рассказала все-все, ничего не утаивала. Даже то, что Гришка хочет жениться только из-за того, что мать его детям нужна, а сама Фирка совсем не люба ему. Здесь девушка не удержалась и заплакала. Хотелось ей, чтоб хотя бы немного она была желанной для Гришки.
- Не реви - сказала ей строго Фрося. - Много лет ото всех скрывала, никому не рассказывала, а сейчас расскажу вам. Может тебе, Фирка, полегче станет.
Вы ведь знаете, чего уж скрывать, как твоя мать у меня Егора увела. Я сначала руки на себя наложить хотела, да греха побоялась. А потом меня Иван замуж позвал. Он давно видно ко мне приглядывался, да видел, что я с другим гуляю и не встревал. А тут такое дело, видит, что я сама не своя хожу и осмелел. Сватов прислал, даже у меня ничего не спросил. А я со злости сразу и согласилась. Куда деваться мне было. Так и поженились. Свадьбу сыграли, как все люди, веселую, с размахом. Я на свадьбе себя самой счастливой показывала. А внутри все плакало. Не любила я Ивана. После свадьбы смотреть на него не могла.
Потом потихоньку притираться начали друг к другу. А Иван мне слова не говорил, хоть и видел, что я нос от него ворочу. Другой бы взял вожжи, да живо уму-разуму научил. А он нет. Все Фрося, да Фрося. А уж как Любка родилась, так у нас все и наладилось. Стали мы с ним жить душа в душу. Ну бывало, что повздорим , так в какой семье это не бывает. Я потом всю жизнь Бога благодарила, что свел он меня с Иваном. Вот так и думай, любовь это или нет. Мы и слова-то такого раньше не знали. Не принято было про эту любовь говорить.
Вот так и думай, Фирка. Мужика к себе надо привязать, чтоб и думать про других не думал. У нас то правда по другому было, не я его, а он меня привязывал. Так ведь разницы то нету. А у вас еще сразу три ребеночка будет. Некогда про любовь то думать.
Фирка кивала головой. А ведь все правда, как тетка Ефросинья говорит. И переживать ей нечего. А потом она завела разговор о том, что жить им негде будет. Дома-то теснота. А на выселке это не жизнь. Фрося задумалась. Про председателя с выселка много нехороших слухов ходило. Правильно Фирка говорит, что лезть туда не стоит.
- Фирка, а что если тебе к бабушке Олье сходить. Хоть домушка у нее не очень большая, да хватит там места вам всем. А Олья уж чуть ходит. Ей бы догляд не помешал. Не знаю, конечно, по мысле ли ей такое предложение придется, но попробовать стоит. И дом на отшибе стоит. По первости то сколько любопытных глаз будет. Это уж потом все забудется.
Фирка засобиралась домой. Уж потеряли ее наверное. Шла она домой и думала о Фросе. Вот ведь как обидела ее мать, а та злобы на нее не затаила. И с Любкой они дружат, и привечает она ее всегда. И сейчас так хорошо поговорила. Даже легче на душе стало после разговора. А об Олье и на самом деле стоит подумать, сходить к ней. Да завтра же она и сходит с утра. Вдруг да и сладится дело.