Родившийся в семье русского генерала, мамы-итальянки и воспитанный немецкой гувернанткой, Николай Калмаков оставил противоречивые воспоминания в среде художников за границей и практически не известен в России. Кем был и что оставил в наследство потомкам этот увлеченный мистикой, неуживчивый и талантливый человек?
Николай Колмаков (букву А он поставил сам, уже позже) родился в итальянском Нерви в 1873 году в русско-итальянской семье. Гувернанткой у мальчика была немка, хорошо знакомая с мрачноватым родным фольклором и охотно делившаяся страшными сказками братьев Гримм или Гофмана с подопечным. Николай еще в раннем детстве увлекся фантастическим миром этих историй.
Мальчишка рос с бурной, богатой фантазией, взрощенной и на эмоциональности мамы, и властности характера отца. Сам он рассказывал об этом так: «К девяти годам я очень часто уединялся в самой дальней части дома, где старательно запирался и потом один в темноте бесконечно долго и властно призывал появление дьявола». То время и так было пропитано увлеченностью мистикой, философией, религией, а уж для одиноко росшего восприимчивого ребенка все это становилось едва ли не единственной реальностью. Впоследствии эта даже не любовь к страшному, дьявольскому, а осознание этой эстетики мистики как нормы, станет доминирующей темой живописи художника. Есть нечто общее с авторским и реальным миром писателей Гоголя и Эдгара По, скрипача Паганини, ученого Теслы, не правда ли?..Все эти рыцари печального образа даже внешне - в мрачности и заостренности черт - схожи между собой. О, да и все они, кроме По, еще и тезки...
Характер живописи Николая Калмакова легко можно обозначить как «демонический символизм и эзотерическую магию». Столь модные и популярные в те годы. Итак, мальчик рос в Нерви.
Когда из Италии семья вернулась в Санкт-Петербург, на родину отца, юный фантазер и аристократ поступил в престижное Императорское училище правоведения. После получения высшего образования в 1895 году, в возрасте двадцати двух лет, Калмаков на семь лет уехал в родную Италию. Именно там он всерьез занялся изучением живописи, которая с юности была неотъемлемой частью сфер его интересов. Его особенно волновал период Возрождения, так ярко и полно проявивший себя именно на родине его матери, на родине его самого. И, подобно своим коллегам-предшественникам периода Ренессанса, он, занимаясь живописью, изучал анатомию в морге больницы по соседству. А еще, например, он, как старинные художники, никогда не покупал красок, но приготовлял их сам из трав и растений, чтобы познать древнюю тайну их – не умирать и не исчезать.
Он любит и ценит модерн, торжествующий в те годы, захватывающий и моду, и дизайн интерьеров, и живопись. Модерн - торжество эстетики ночи, тайны, мифа, снов и сказки, грез, фантазий, галлюцинаций и обморока. Пребывания между мирами, на грани жизни и смерти, зримого и незримого. В живописи и гравюрах Калмакова и демоны, и нимфы, и герои библейских сюжетов, и поэтические образы.
Вернувшись в Россию в тревожном 1905 году Калмаков начинает выставлять свои работы на выставках различных художественных объединений, формально не принадлежа ни к одному из них. В нем, параллельно развитию и укреплению таланта, цементируется и оставшееся с ним на всю жизнь пренебрежение к другим. Мизантропия, одновременное стремление к обособленности и чувство горького одиночества. Даже будучи в браке.
Вообразите: 1905-й год, ему тридцать два года, он женат и живет в маленьком доме в Петергофе. И жил он своеобразно, уединенно и одиноко. У большого петергофского парка он имел маленький собственный домик, в котором были высокие узкие окна, старинная мебель, какие-то старинные балюстрады, лесенки и переходы.
Однажды, во время визита актера Александра Мгеброва, его приятеля, Николай шепнул ему загадочно, что рисует дьявола. «У меня все эскизы наверху» - сказал он со странным блеском в глазах. - Я бодрствую до поздней ночи и наблюдаю за ним. Я даже мельком увидел его глаза…его хвост... даже копыта..., но я еще не видел его полностью. Однако, я сделал сотни эскизов. Вы хотите их посмотреть?» Фактически, на пыльном чердаке, который служил художнику и мастерской, он показал Александру захватывающее и пугающее разнообразие эскизов, изображающих дьявола. "При этом он был абсолютно уверен, что видел все это", - вспоминал его друг.
Дальше - больше. Живя в Петергофе, Калмаков присоединился к секте скопцов, одним из самых первых сторонников которой был Григорий Распутин. Секта требовала строгое отвержение плоти.
Действительно, скопцы считали пол человека источником всего зла, требовали воздержания, аскетизма и, в случае необходимости, даже кастрации. Французский коллекционер Жорж Мартин дю Нор утверждает, что верования художника привели его к женоненавистничеству и даже плохому обращению с женой: «Чтобы наказать жену, он закрывает ее в доме, сам рисуя целый день...
В это же время появилась еще одна тема его работ: женщина, как воплощение зла». Мгебров добавляет, что Калмаков избегал жалости и оставался гордым до конца, «он носил пальто денди, прямое и узкое, которое сшил самостоятельно».
Занимался книжной графикой, писал декорации ко многим спектаклям. Кроме живописи он оформлял обложки книг и рисовал «экслибрисы».
Случилась Революция 1917 года. Калмаков оставался в Санкт-Петербурге до 1920 года, после чего покинул северную столицу и переехал в Прибалтику, надеясь отсидеться. Он искренне полагал, что революция скоро закончится, и он сможет вернуться домой. Он провел там несколько лет, устраивая выставки, работая и...влюбляясь. Последнее сыграло с мрачным мастером злую шутку - в результате убийства мужа своей избранницы, он вынужден бежать. Нечто подобное, кстати, случалось с его соотечественником и коллегой из любимого им Возрождения. Так, Караваджо бежал после убийства, долго скрываясь от возмездия.
Вот и Калмаков уехал еще дальше от России, чтобы никогда уже не возвращаться. Не взяв ни жену, ни сына...
Обосновавшись в Париже, он вел еще более замкнутый образ жизни, чем прежде. Избегал российских соотечественников, опасался сближаться с кем-либо, даже устраивать выставки и продавать свои работы считал лишним - покупатели и зрители воспринимались ими пренебрежительно, как недостойные понять его искусство.
В 1928 писатель Хелайдор Фортин заказал ему серию из двадцати четырех картин, которые украсили бы интерьер часовни. В одной из книг Фортина – «Библия духа», было частично описано видение этих картин.
В часовне появился ряд демонов: некоторые с черной кожей, один со змеиными ногами, другой с ветками дерева вместо ног. Эти таинственные существа были «коронованы», как свечи, пламенем на головах. Над каждым находилось загадочное письмо или шифр.
После завершения работ в часовнях начался еще один период творчества Калмакова. Теперь художник пишет героическо-мифологические работы. В своем приступе человеконенавистничества, отказываясь продавать и демонстрировать свои работы, Калмаков живет все более трудно и бедно. Регистрационная книга гостиницы сохранила схему смен его жилья, закончившихся маленькой комнаткой на чердаке дешевой гостиницы.
Уединенное существование, отказ показывать свои работы и высокомерное отношение к окружающим постепенно приводили к бедности. Очевидцы рассказывали: «Все в здании знали, что на чердаке умирает от голода старый живописец. Он жил, питаясь одной тарелкой супа в день. Но его высокомерие препятствовало состраданию..."
Гватемальская молодая эмигрантка, жившая по соседству в той же гостинице, вспоминала: «Я набралась смелости, чтобы обратиться к проходившему художнику с несколькими словами, на которые он не ответил. Но я проскользнула в его комнату и оставила на столе чашку чая с несколькими булочками. Час спустя, Калмаков пришел в мою комнату и церемонно подарил мне букет роз». Так началась последняя любовная связь в жизни Калмакова.
Следующие шесть лет подруга заботилась о Калмакове, но их отношения все же трудно было назвать гармоничными и искренними.
Так, в 1947 году был составлен договор, согласно которому дама оплачивала для него место в доме престарелых в обмен на большую коллекцию его работ. В возрасте шестидесяти восьми лет Калмаков оказался в доме престарелых на севере Парижа., деливший комнату с несколькими соседями.
В отчаянном даже для него положении он обратился к российскому Красному Кресту и затем к кюре городка Шелле, где располагался дом престарелых, с предложением продать им всю коллекцию своих работ, находившуюся теперь в руках его гватемальской подруги. Когда же кюре послал ей письмо, она отклонила его предложение с негодованием, заявив, что по договору картины теперь принадлежат ей, и она не собирается их продавать.
...В 1955 русский эмигрант, аристократ и художник умер в одиночестве, в госпитале де Лани на севере Парижа. Он был похоронен на сельском кладбище.
После смерти этого отшельника, каковым считали Калмакова многие, в его маленькой комнате в гостинице де ла Рошефуко были обнаружены более сорока его произведений, которые посчитали слишком нестандартными с точки зрения востребованной живописи и заперли на хранение.
Так, творения этого мастера русского модерна, и после смерти считали и продолжают считать либо произведениями безумца, либо окнами в потусторонний мир. Одинокий, горький и мрачный, как и время, в котором он жил, и его собственная судьба.
