На другой день чуть свет Фирка побежала в правление. Матери за ночь лучше не стало, на ноги так и не могла вставать. Девушка надеялась, что председатель с утра придет в контору. А то потом бегай по бригадам, ищи его.
Глафира не ошиблась. Издалека она увидела фигуру председателя, шагающую в сторону правления. Девушка прибавила шагу и догнала его на ступеньках конторы. Она поздоровалась и начала сбиваясь, перепрыгивая с одного на другое, свой рассказ.
- Погоди, не тараторь. Какие быки, какие лошади, кто обезножел? Я ничего не понял. Заходи со мной, там все расскажешь, нечего здесь мерзнуть на крыльце.
Фирка стряхнула варежкой снег со своих валенок, пошла вслед за председателем.
- Ну давай, теперь рассказывай, да не торопись, по порядку все говори. А то щебечешь как сорока.
Председатель сидел уже за своим столом, просматривал почту, которую принесли ему вечером и слушал Фирку. Та отдышавшись и приведя свои мысли в порядок, рассказывала, что мать ее, Вера, заболела. Местная медичка ее направила в больницу в город. А чтоб увезти ее нужна подвода. Хоть на лошади, хоть на быке. Лишь бы увезти. Не на салазках же ее десять верст тащить.
Когда Фирка замолчала, председатель кивнул головой.
- Ну вот теперь все понял, а то трещала. Сейчас, дай подумать, чего делать будем. В город-то вроде и не надо пока. Но и бабу оставлять здесь не дело. Раз такое случилось, бери лошадь. Только накорми ее утром хорошенько, да вечером как приедешь. Сено-то есть дома?
- Так корову держим, тянем.
- Ну не убудет лошадь накормить. Скажешь на конюшне, что я велел взять. Еще с собой бригадира возьми. Пусть зайдет ко мне сейчас. Я ему скажу, чего сделать надо в городе. Иди давай.
Девушка побежала на конюшню, нашла там бригадира, рассказала все ему, запрягла лошадь. Из оставшихся лошадей в колхозе и выбрать то нечего было. Почти всех подчистую забрали еще в самом начале войны. Остались только полуживые клячи. Взяла первую попавшуюся, запрягла в сани, скорее на ней домой.
Дома сбросила с сеновала охапку сена лошади, еще одну положила в сани, чтоб в городе дать. Пока крутилась с лошадью, заглянула в хлев. Корова потянулась к девушке, видно думала, что та ей чего-то принесла. Посмотрела вымя, уже подоена. Знать девчонки уже встали, с делами управляются. Она уж было настроилась нагоняй им давать, до видно зря. Выросли девки. Понимают, что мать захворала. Не тянулись в постели, встали раньше. Корову подоить уже успели.
- Мама, сейчас в город поедем. Соберу вот тебя только.
Вера заохала, запричитала. Как она дом оставит.
- Мам, ты чего причитаешь. Считай все хозяйство давно на мне. Истопим мы уж как-нибудь печку-то. Девки вон какие кобылы выросли. Не переживай. Лечиться надо. Как без этого.
Фирка разговаривала, давала наказы девчонкам, чего еще надо сделать и собирала мать. Стащила с печи тулуп, велела одной из сестер расстелить его на санях, как она с матерью выйдет. Втроем они чуть дотащили Веру до саней. Вот ведь, вроде худая совсем. Фирка думала, что одна ее унесет, а куда там. Втроем чуть дотащили, обвисло все тело, опустилось.
Закутали Веру в тулуп, тут и бригадир подошел. Поехали. Дорогой мужик рассказал, что послал его председатель семена на посевную выбивать.
- Во все, говорит, двери стучись. Где-нибудь да ответят. А кто там нас ждет. Таких то с протянутой рукой уйма целая, почитай все колхозы ходят. Сами по осени все зерно вывезли. Знали ведь, что колхозы без семян оставили. А теперь проси ходи.
- Степаныч, ты там так не скажи. Заберут в каталажку. Скажут, что панику сеешь или еще хуже, враг народа. Лучше уж промолчи.
Недалеко от дороги на город, проехали выселок. Совсем маленький, домов десять всего. Дороги даже толком наезженной нету.
- Совсем деревня захирела. Одни бабы остались. А ведь тоже в том году и отсеялись, и урожай собрали. Как народ живет, как все терпит.
- Степаныч, что это нашло на тебя. Скоро войне конец. Вон как наши немца давят. Тогда и мужики возвернутся. И легче жить станет.
- Возвернутся да не все.
Дальше до города ехали молча. Фирка боялась заводить разговор, чтоб бригадир ненароком опять не разошелся, не наговорил чего. Лучше уж промолчать. Подъехали к воротам больничного городка, въехали во внутрь. Занесли вдвоем Веру в приемный покой. Пока ждали, когда ее примут, Фирка со Степанычем договорилась, что здесь его ждать будет. Встретятся, как он свои дела справит.
Пришла санитарка с каталкой, погрузили Веру на нее, отвезли в палату. Теперь ждать надо, когда врач придет, осмотрит ее и что скажет. Чтобы никому не мешаться, Фирка пошла в приемный покой, удобно расположилась на стуле.
Вдруг ей послышалось, что за вешалкой, где висели пальтишки больных, кто-то скулит или подвывает. Звук был неопределенный, но не собака же сюда забралась. Звук становился то громче, то тише, то совсем замолкал.
- Хоть бы санитарка зачем-нибудь вышла сюда, посмотрела бы. - подумала Фирка. Но никто не выходил. А этот странный звук просто выводил девушку из себя. После очередного подвывания, она не выдержала, встала и потихоньку подкралась к вешалке.
Прямо на полу сидел мужик, в полушубке, в шапке, весь обросший и тихонько подвывал, стараясь сдерживать себя.
- Ты чего тут делаешь? Чего с тобой? - спросила девушка удивленно. Страшно было слышать от здорового мужика такие подвывания. Она даже подумала, что может это какой ненормальный.
- Умерла. Танька моя умерла. - выдавил он из себя ответ.
- Девчонка что ли твоя?
- Баба моя, Жена Танька умерла. - всхлипывал мужик.
- Ты не сиди на полу-то, ледяной он. Сам-то гляди простынешь. Пойдем вон на стул сядешь.
Она чуть ли не силой подняла мужика. Видимо он уже сидел тут долго, ноги затекли от неудобной позы. Встать-то он встал, а шагнуть не мог. Пришлось Фирке подставить ему свое плечо. Тот привалился к ней, так и дошли они до стула.
На свету Фирка получше разглядела мужика. Там он ей показался совсем стариком, Но при свете было видно, что это хоть и старик, но не совсем древний.
- Тебя как зовут. Чего с Танькой-то случилось?
- Меня зовут Григорий, Гриша. А Танька баба моя. Умерла сегодня ночью. - Он опять начал подвывать, но Фирка остановила его.
- Ты погоди, погоди, чего уж ты так убиваешься. Ты чай мужик. Терпи.
- Я то стерплю, а они то как. Кто им мамку заменит. Третьего она сегодня ночью рожала. Да вот девчонку то родила, а сама Богу душу отдала.
У Фирки внутри все похолодело. Так вон почему мужик убивается. Трое на его руках остались. Да нет, чего-то тут не то. Он же старый. Не может у такого жена рожать.
- Гриша, а лет то тебе сколько. - бесцеремонно спросила девушка.
- Тридцать в этом году будет. Я на войну уходил, Танька на сносях была. А хвать двое получились, два парнишки. От сентября им четвертый год пошел. Малые еще совсем.
И опять у Фирки закружились мысли в голове. На войну ушел, а сейчас-то чего он здесь делает. Война-то еще вовсю идет. Нет уж, она не она будет, если все не разузнает. Скорее всего обыкновенное бабское любопытство двигало ею.
- А сейчас-то ты чего не на войне. Сам говоришь, что воевать ушел.
- Так я уж почитай год как пришел из госпиталя. Под чистую списали.
Он приподнял левой рукой свою правую руку, которая была вся изуродована.
- Вот правая рука совсем не валандает. Ладно хоть левая работает.
Мужик вроде с разговором отвлекся от своего горя, забылся.
- Вот, как пришел я домой, видно с радости и получилась у нас девчонка. Только радости-то она не принесла. Отняла мать у мальчишек. Да и себя без матери оставила. Лучше бы Танька жива осталась, чем она - жестко заметил Гриша.
- Ну ты чего так говоришь. Девчонка-то не в чем не виновата. Не вини ее. Знать судьба у вас такая.
Григорий сидел, словно в полусне, покачивался из стороны в сторону, изредка всхлипывал, как обиженный ребенок.
- У нас ведь нету больше никого, все примерли. Сюда ее повез, так мальчишек на соседей оставил, чтоб присмотрели. Не думал я, что так получится.
Фирке стало до боли жаль этого мужика. А он вдруг повернул к ней голову, посмотрел на нее.
- А тебя-то как зовут?
- Глафира, а так, кто Фиркой, кто Глашей зовет.
- Хорошая ты, Глаша. Видно, что добрая. И лицо у тебя доброе.
Фирка даже зарделась. Впервые от мужчины слышала она что-то хорошее о своем лице. А то все “лепешка” да “лепешка”.
В коридор выглянула санитарка, позвала Фирку к врачу. Та подскочила, повернулась к Григорию.
- Ты сиди пока, я скоро - и скрылась за дверью. Врач и вправду долго с ней не разговаривал. Сказал, что будут лечить. Пока еще не понятно от чего так случилось, то ли защемление, то ли воспаление какое. Но бодрый настрой врача успокоил девушку. Она вышла полная надежды, что мать выздоровеет. Потом зашла к Вере в палату. Так же и ее обнадежила. Сказала, что при оказии приедет к ней еще, попрощалась со всеми и вышла снова в коридор.
Григорий сидел на том же месте. Только шапку снял с головы, да полушубок расстегнул.
- Согрелся видно бедолага- подумала девушка.
Она подсела к нему.
- А с девчонкой то чего делать будешь?
- Сказали, что месяц ее в больнице подержат, а потом заберу домой. Таньку вот надо сначала схоронить.
Они еще долго сидели, разговаривали. Фирка ждала бригадира, а Гриша ждал подводу из деревни, чтобы увезти свою горькую ношу. Девушка незаметно для себя рассказала незнакомому человеку про свою жизнь, про то, как шарахались раньше от нее парни. Теперь в деревне и шарахаться то некому. Видно так и будет она всю жизнь около матери куковать. Фирка достала из кармана ломоть хлеба, посыпанный солью, разделила пополам и протянула половинку Грише. Тоже, чай мужик проголодался, с ночи тут сидит. Гриша с благодарностью взял хлеб. Он и на самом деле давно уже хотел есть.
Он молча жевал хлеб и думал о чем-то о своем. Потом стряхнул крошки, насыпавшиеся на полушубок, кинул их в рот. Какое-то время еще молчал, что-то думал. Потом повернулся к Фирке.
- Ты только послушай меня сначала, потом уж что-то скажешь. Конечно тут не самое место и не самое время, но где мы еще свидимся. Вот и скажу сейчас. Ты, смотрю, мужиками не обласкана, жизнью тоже. А баба ты справная, добрая, по глазам вижу. Выходи за меня замуж. Некогда мне тары бары растабаривать. Нужда меня заставляет так тебе говорить. Чего уж там скрывать. Ты подумай, а потом скажешь мне, чего надумаешь. Не обижайся, если чего не так сказал.
Фирка сидела и слушала Гришу не проронив ни слова. Сначала она хотела подскочить и уйти, чтобы ничего не слышать. Обидно ей стало, что ее как бросовый товар он решил подобрать. Потом она вспомнила слова Ольи. Может и вправду это ее судьба. Хочется оттолкнуть ее, страшно, необычно. Но в то же время ей было приятно, что в первый раз обратили на нее внимание как на женщину.
- Я не знаю. Я не могу так сразу тебе что-то сказать. Дай мне время подумать, опомниться от такого.
- Я понимаю, что это неожиданно. Не буду скрывать, что только большая нужда заставляет меня это говорить. Но кто знает, может чего и получится. Не суди меня. Только Бог мне тут судья. Не зря он меня свел с тобой.
Гриша расспросил, где он сможет найти девушку. Оказалось, что живет то он как раз в том выселке, мимо которого проезжали сегодня утром. И до Фиркиного дома ему рукой подать. На том и порешили. Приедет Гриша к ней через три недели за ответом, перед тем, как дочку его из больницы будут выписывать. И он надеется очень, что Фирка согласится. Иначе срочно ему придется искать другую. Не сможет он малое дитя вырастить. Если бы хоть руки у него целые были.
Пока обсуждали все это, в дверь вошел бригадир, внес за собой холод да свежий воздух в пропахнущее хлоркой помещение. Молодые люди попрощались на три недели. А что будет дальше, как все сложится, зависело только от Фиркиного решения.
