Повествование ведется от лица собачки.
Отрывок:
Когда мы садились в машину, повалил снег. Первый снег. Я догадывался, что мне предстоит, и я трясся и боялся неизвестности, как тогда, в детстве. И, как в детстве, вцепился когтями в свитер очень большого человека, которого теперь почти тринадцать лет знал под именем хозяина.
В клинике нас попросили подождать. Возле нас сидел щенок йоркширского терьера с розовым бантиком на голове, а маленькая девочка расчёсывала его мягкую шерсть. Медсестра позвала нас в процедурную. Меня положили на пелёнку, и она сказала хозяину, что будет два укола: снотворное и сама инъекция. Она ввела снотворное. Я ничего не почувствовал, разве что лапы ослабели, а в голове загулял ветер. Я уговаривал себя не закрывать глаза: я никогда не любил темноты и хотел до последнего видеть хозяина.
На мгновение сделалось темно – и вот я уже парю над своим тельцем, которое заворачивают в кулёк и передают хозяину и маме, которых бьёт озноб. Я лаю им, что всё хорошо, что я тут, над ними, но они не слышат меня.
Я парю за их машиной до самого дома. Хозяин вытаскивает из багажника кулёк и несёт его на задний двор. Ямка уже готова – прям под высоченной елью. Хозяин опускается на колени, кладёт кулёк в ямку, мама приносит мою кофточку, мой ветеринарный паспорт, мой поводок, пакетик с моим любимым печеньем и веточку туи. Пусть у него там всё будет, говорит она.
По небу плывёт стая журавлей. В ней есть свободное место, и какая-то сила тянет меня вверх. И пока я поднимаюсь к журавлям, вся моя жизнь раз за разом мелькает перед глазами, а сквозь меня падает снег – на голову хозяина и мамы, покрывая землю и кленовые листья, которыми присыпан мой последний земной приют.
За облаками виден свет. Я не знаю, солнце ли пытается выглянуть из-за туч, или то дорога к собачьему раю, но стая плывёт туда – туда поплыву и я, веря, что в конце пути мы вновь будем вместе: недоверчивый Венчик, мчащаяся вдоль забора Луна, угощающий ужином дед, перед коим я с гордостью отчитаюсь об успешном окончании строительства, разбирающая мясо и кости бабушка, робкий Том, мама, переставшая плакать, и хозяин, возле которого можно свернуться калачиком мне, крысопсянчику Моне...
