Одним из самых неприятных стало открытие, которое Кесем сделала совершенно случайно. Во время приема иноземных послов, представитель Венеции Альвизе Контарини поинтересовался у «опоры государственного строя и государственного порядка», именно так стали называть валиде в империи:
— Ваше величество, почему вы ничего не отвечаете моему господину в ответ на его поздравления?
Кесем с трудом удержалась от недоуменного вопроса:
— Какие поздравления? Я ничего не получала!
Хорошо еще, что сумела сдержаться и, сославшись на сильную занятость, пообещала исправить свою оплошность. А заодно попросила передать на словах великую благодарность дожу Венеции. Когда прием закончился и все разошлись, требовательно посмотрела на смешавшегося Великого визиря. Вполне ожидаемо, он мгновенно придумал историю, что просто не успел передать послания. Вроде как госпожа была вся в делах и заботах и не захотел ее беспокоить… Кесем сделала вид, что поверила, хотя сразу поняла: нагло врет и не краснеет.
А потом она с гневом прочитала в письме этого самого Контарини, как Кара Мустафа-паша сказал ему, что «королевы-матери Османов являются рабынями Великого синьора, как и все остальные, а не партнерами или главами правительств, как в христианских странах». От гнева султанша даже себя не видела.
Ну, ладно он с ней не считался, но как подобное посмел сказать об ее предшественницах! Она бы еще согласилась услышать подобное о Хандан-султан, ей и верно не удалось ничего сделать, так и умерла рабыней, вначале султана Мехмеда, потом султана Ахмеда. Но сказать такое о Сафие-султан и Нурбану-султан, в руках которых была сосредоточена огромная власть! Уже не говоря о Хюррем-султан! Всем известный факт: когда султан Сулейман отправлялся в поход он только ей доверял власть в Константинополе, ибо знал, лучше нее никто не справится с этими обязанностями. Кстати, и Халиме-султан, какие бы у них не сложились неприязненные отношения, никоим образом нельзя было назвать рабыней. Скорее султан Мустафа пребывал у нее в рабстве...
Больше всего на свете, ей хотелось вызвать визиря, строго посмотреть в его глаза, а потом сунуть в лицо указ об его отстранении от должности. Лишь одно удержало от поспешного решения: мысль, что хитрый венецианец желает вбить между ней и визирем кол, дабы в империи вновь начались раздоры. Потому и не стала принимать никаких мер. Сделал вид, что ничего не произошло. Более того, самолично написала дожу доброе письмо и попросила Великого визиря его прочитать, а потом отправить адресату.
В случившемся ее порадовал тот факт, что с ней вновь стали считаться, как в стране, так и в Европе. Поэтому пусть визирь и вместе с ним все остальные утрутся. Уже одно того, что правители иноземных государств отправили ей поздравления, дорогого стоило.
Опять же, многие не скрывали своего восхищения и говорили, что, вступая в четвертый десяток лет политической деятельности, Кесем-султан стала проницательным и опытным политиком. Твердили об уважении к ней, которое заметно пошатнулось в последние месяцы правления ее сына Мурада. Правда, при этом отмечали: валиде руководит делами во дворце, а великий визирь — за его пределами.
Удивительно, но все знали, что два первых после султана человека в государстве не особо ладят, хотя внешне показывают полное единение. Знали и о тех усилиях, который каждый предпринимает, желая свергнуть противника. И при этом открыто недоумевали: как эти две неординарные личности могут существовать под одним небом и не перегрызли друг другу глотки. Глупые! Никто не понимает: государство превыше всего.
Кесем-султан не переставала удивляться: откуда иноземцы знают все подробности дворцовой жизни. Именно поэтому всегда подозрительно посматривала на свое окружение. Прекрасно знала все приемы венецианцев и генуэзцев, которые обожали забрасывать своих лазутчиков.
— Кто из слуг работает на иноверцев? — каждое утро задавалась одним и тем же вопросом, — евнух, рабыня, что приносит утром украшения, служанка, что помогает мыться в хамаме или кира, которая ведет ее финансы? Кого из них перекупил враг?
Порой, казалось, что враг купил всех сразу. Но она отгоняла эту мысль. Так не долго и с ума сойти, если во всех видеть видеть предателей…
Дабы ввести противника в заблуждение, на всякий случай старательно изображала радость, когда видела пашу. Тот, в свою очередь, принял условия игры, низко кланялся и произносил с придыханием:
— Моя госпожа!
Судя по тому, что все, даже султан, насмешливо переглядывались, когда наблюдали за этим, вывод напрашивался сам собой: играли они плоховато!
Но Кесем это мало волновало. Главное, что она вместе с Великим визирем делали общее дело и сейчас им ругаться никак было нельзя. Она, как женщина, не могла руководить процессов извне, да и авторитета в Диване было маловато. Нет, визири с ней, конечно, считались и довольно спокойно относились к ее присутствию на заседания. Никто не протестовал, когда она усаживалась за плотной шторой в дальнем углу, но было ясно: в любой момент могут выступить против, если вдруг им не понравится ее решение. А вот против Великого визиря пойти не могли. Сам же Кара Мустафа-паша понимал: без валиде он ничто... Вот и терпели друг друга.
Публикация по теме: Одинокая волчица, книга 2,часть 2
Подробнее по ссылке
