Практически сразу, как требовал обычай, ничего не понимающего Ибрагима опоясали мечом в мечети Эйюба. Когда он возвращался в Топкапы, его приветствовали толпы горожан. И все было бы хорошо, да только молодой правитель в седле смотрелся довольно нелепо.
Кесем с огорчение констатировала: наездника из него явно не получилось. Невольно на память пришел его старший брат, который сидел на лошади как влитой. А уж в искусстве джигитовки ему и вовсе не имелось равных. Этот же был весь какой-то скокоженный, испуганный и беспрестанно оглядывался по сторонам. За поводья хватался, как утопающий за соломинку. Плечи уныло повисли и, вообще, сильно напоминал набитый соломой мешок, нежели всадника.
С той лишь разницей, что это был очень дорогой мешок, сделанный из парчи и шелка... Так что нет ничего удивительно, что в толпе, которая встречала повелителя, стал раздаваться смех. Да что там люди, даже лошадь над ним откровенно посмеивалась. Косила своим роскошным глазом и хрипела, весело подрагивая задом. Несколько раз и вовсе хлестнула всадника хвостом по лицу, чем жутко его испугала. И как только умудрилась подобную пакость совершить!..
Кто был умнее, понимал: ничего хорошего, по крайней мере, на первых порах, от падишаха ждать не следует. Ведь он практически всю свою жизнь провел в заключении… Сидел в золотой клетке и, образно говоря, выл на луну. На улицу его не выпускали, только ел и спал. Опять же, круг общения у него было довольно ограничен. Слуги вокруг боялись слово промолвить, подавали все, что просил и исчезали. Его жизнь никого не волновала. Окружающих больше беспокоило только свое будущее и своя безопасность. Впрочем, осуждать их за это было нельзя. Известное дело, своя рубашка ближе к телу.
Несчастный мальчик, думала Кесем, всматриваясь в лицо сына. После смерти отца, ему тогда исполнилось всего два года, некоторое время находился рядом с ней в Старом дворце. Малыш к ней был очень привязан и безумно любил стоять, уткнувшись личиком в ее ладони. В эти моменты Кесем ощущала себя единым целым с сыном. Однажды, Ибрагим только прибежал к ней и традиционно спрятал лицо, влетели евнухи, с силой его оторвали и, не обращая внимания на рыдания, отправили в гарем Топкапы. Откуда ей знать, как с ним там обращались? Он потом признался, что над ним постоянно смеялись, дразнили, особенно, когда вспоминал маму, а ей не разрешали ним общаться. Халиме-султан твердила, что только таким образом из него вырастит мужчина и настоящий правитель. Многое она понимала!
Последние четыре год он и вовсе находился в Кафесе, где вздрагивал от малейшего шума. Несложно представить, как юноша дрожал от страха и ужаса, узнавая о казни очередного брата. Тут даже у человека с крепкими нервами срыв может случиться. Что уж тут говорить о ребенке с неустоявшейся психикой, да еще и оставшемся без попечения матери!
Внешне Ибрагим смотрелся довольно приятным молодым человеком, можно было даже сказать, что красивым. Особенно привлекали внимание его черные глаза, да только вот беда, он никак не мог фокусировать взгляд. Несчастный султан совершенно не мог смотреть в глаза собеседнику. Его взор постоянно перебегал с предмета на предмет. Точно также он и говорил. Начинал об одном, потом перебрасывался на вторую, третью тему. В заключении вновь возвращался к началу разговора, да и говорил бессвязно отрывисто. Даже Кесем было сложно понять, какую мысль пытался выразить султан. Потом вдруг начинался смеяться, мог и заплакать, совершенно по-детски сморщив губы.
Кесем никак не могла понять: эти психические отклонения у него врожденные или же все произошло от образа в жизни, в который попал… Немного поразмышляв, приказала лекарям заниматься с ним и дала распоряжение как можно больше читать Коран. Подобрала ему спокойных и грамотных педагогов, которые старались любовью и лаской занять его делом. Как не удивительно, это принесло успех. Постепенно Ибрагим научился себя вести спокойно и уже не волновался при общении. Окончательно излечить его не смогла, но уже одно то, что уже стал говорить разумно и последовательно, можно было считать большой победой.
Памятуя правило во всем искать лучшее, пыталась отыскать это лучшее и в этом случае. Главное, будет ей послушен, каждый раз твердила себе по утрам. Так что она могла смело брать в руки власть и продолжать внедрять свою политику. Постепенно ей удалось отойти от действительности и заняться делом. Одно плохо — ей приходилось считаться с Великим визирем Кара Мустафой-пашой, который сохранил Ибрагиму жизнь и помог возвести на престол. Умом она понимала: не будь этого человека, ее сын не сидел бы на троне. Но сердцем принять не могла.
Самое неприятное заключалось в том, что визирь, видя недуг повелителя, постоянно вспоминал слова покойного Мурада, который любил повторять:
— Для династии было бы лучше прекратить существование, чем продолжать с наследником, который сумасшедший…
Как матери слушать подобное было, словно получать удар ножом, но еще тяжелее это было слышать валиде. Поэтому Кесем приходилось терпеть и ждать удобный момент, дабы низвергнуть противника. В конце концов, она свое слово сдержала. Паша остался визирем, как и было обещано. А вот он, хотя и клялся в верности, никак не желал стать ее преданным помощником. Постоянно плел интриги, более того, все активнее и активнее пытаясь вовлечь в них больного султана. Следовало что-либо предпринимать, но делать это следовало аккуратно, чтобы никто не стал ее подозревать.
Порой она задавала себе вопрос:
— Когда было сложнее: в первые жизни в гареме, когда попала совсем зеленой девчонкой, или сейчас, когда обрела власть и второй раз стала валиде, — никогда бы не смогла ответить.
Ответ, конечно, имелся, только держала его в самом сердце, куда никого не пускала. Никто не должен знать, что у нее в этой стране, ставшей ей второй родиной, добрых дней почти никогда не набралось бы. Если пересчитать по пальцам, то и счастливых маловато имелось. Постоянная борьба за свое место под солнцем и свое существование. Даже в стае волков жилось бы лучше, чем в этом страшном дворце, где нет людей, лишь оскаленные морды с выпученными глазами.
Публикация по теме: Одинокая волчица, книга 2, часть 1
Продолжение по ссылке