"Сутулый, с короткой шеей, втянутой в плечи, с крупными чертами лица и тяжелой челюстью, как у деревянной скульптуры, высеченной топором доисторического мастера" (Мария Воробьева-Стебельская).
Он довольно туго сходился с людьми. Был молчалив и своеобычен - часто писал голым, чтобы не испортить одежду, а на улицу иной раз выходил, накинув на голое тело пальто.
Он - это Хаим Соломонович Сутин, имевший привычку смотреть на люд мирской исподлобья, своим странно (нервно) дергающимся левым глазом.
Родился Сутин в нищей белорусской деревеньке Смиловичи не то в 1893 году, не то в 1894-м (десятый ребенок, из 11, в еврейской семье не портного, а штопальщика, чинившего старую поношенную одежду). И с деньгами знаком был разве что понаслышке - на дорогу в Париж Сутину дал денег адвокат-меценат из Вильно (Винавер) где художник обучался в Школе изящных искусств (тогда по законам Российской империи еврею было проще уехать в Париж, нежели в Москву или Петербург).
Так клошарного вида "дикарь" с глазами какающей кошки (или "затравленного зверя" - то уже сравнение Ильи Эренбурга) попал в парижский "Улей" (художественную мекку того времени), находящийся в тупике Данцига на Монпарнасе (то ли в 1911-м, то ли в 1912-м, то ли в 1913-м - такое дело, Сутин не оставил после себя никаких документальных свидетельств, одни легенды и картины; история его жизни дошла до нас по воспоминаниям Жака Липшица, Маревны, Поля Гийома). И подружился с Модильяни - этаким обаятельным франтом, декларирующим по памяти сонеты Данте.
Именно Модильяни познакомил Сутина с Леопольдом Зборовским (меценат), который придумал оригинальный способ стимулирования художников - вначале снабжал их всем необходимым, а потом на несколько дней запирал на ключ (блуд блудом, а работы должны быть по расписанию - никакого Содом и Гоморра, только бизнес). И если Модильяни заточение помогало сконцентрироваться и в короткие сроки закончить картину, то Сутин принимался в ярости громить комнату.
А потом холсты, которые считал неудачными.
Неистово, безжалостно... сродни инквизиции, сжигающей на кострах всякую скверну. Собственно, также неистово он и писал свои работы. Есть легенда, что когда Модильяни впервые увидел, как Сутин пишет, он не смог сдержать крик - нанося краску на холст, Хаим Соломонович словно вспарывал его (казалось, что из холста текла кровь).
И это вот самое удивительное - "Сутин пишет так, словно до него живописи не было вовсе!" (Михаил Герман), с каким-то яростным задором первооткрывателя. Его селедки, скрюченные огурцы, тушки животных, и даже вилки чудятся истощенными, словно застывшими на картине в голодном спазме (что, собственно, не удивительно, ведь то пища бедняков).
Кстати, Сутин рисовал исключительно с натуры - огромные куски плоти висели прямо у него в мастерской; они гнили и источали тошнотворный запах.
Львиную долю времени художник проводил в Лувре. Его манили к себе Курбе, Шарден, Энгр, Фрагонар, Коро. Перед картинами Рембрандта он благоговел (ради "Еврейской невесты" ездил в Амстердам, а "Женщина, входящая в воду" - явный парафраз на рембрандтовскую "Молодую женщину (Хендрикье), купающуюся в ручье") и, несомненно, привлекал его Ван Гог, чье влияние очевидно.
Но, парадокс Сутина в том, что глядя на его искусство вспоминаются не предшественники, а последователи - Френсис Бэкон, Вилем де Кунинг, Оскар Рабин.
Сутин как патологоанатом препарировал все и всех - снимал скальп, оголяя экзистенциальное чувство одиночества, несовершенства, грядущей общечеловеческой катастрофы. Через "безобразие" в работах Сутина просматривается уязвимость и незащищенность человека в мире.
Потому что мир этот, отошедший от травм после Первой мировой войны, благополучно утонул в благолепных неоклассицизмах и в вылизанном ар-деко... Сутин же видел наперед - пытался показать своим современникам перспективу будущего:
"И в ту же секунду чудовищная "мясорубка", подхватив его, скручивает, как хозяйки выкручивают белье…" (братья Стругацкие "Пикник на обочине").
Или забивают петуха (образ петуха / курицы - один из любимых у художника).
Такое дело. Был у евреев из деревеньки Смиловичи один обычай: на пороге дома закалывать белого петуха или белую курицу, в утро праздника Йом-кипур (обряд отпущения грехов - жертвоприношение), а на следующий день, в обед, этого петуха / курицу съедать всем семейством (ибо то был конец поста - 25-часовое воздержание от приема пищи).
Более того, бытовала там легенда, уже правда про черного петуха, который якобы появляется в доме умирающего, чтобы объявить о его скорой кончине - этакий вестник смерти.
Именно за это я и люблю искусство - содержание, которое многократно усиливается, когда понимаешь его природу...
На самом деле Хаим Соломонович был весьма удачлив - при жизни имел 30 выставок!, статьи в художественных журналах и славу за океаном!, которую обеспечил ему фармацевтический король и американский коллекционер Альберт Барнс купивший в 1922 (или 1923) году 50 или 52 его картины, сказав: "Сутин - более великий художник, чем Ван Гог". Особенно Барнса поразил "Маленький кондитер" (1919) - "неслыханный, очаровательный кондитер из крови и плоти, с огромным, чудесным ухом, удивительным и прекрасно переданным" (Поль Гийом).
К слову, у Модильяни Барнс тогда преобрел всего 7 картин.
Еще одна особенность Хаима Соломоновича - он не делал эскизов, практически всегда начиная сразу работать красками (иногда намечал композицию углем). Причудливые узоры в своих пейзажах он процарапывал ручкой кисти, так же как Кокошка придавал форму краске на своих портретах при помощи нажима ногтя.
Колористический хаос - вот маркер его живописи. Причем живописи поистине красивой!
Посмотрите ЗА "безобразный" образ той дамы в шляпе или той тушки, подвешенной, словно еретик в камере пыток, или тех деток, с игрушками-"тушками" в руках, похожих скорее на пожилых карликов - пастозная, фактурная, динамика кисти ярко видна на холстах (вихрь, феерия, праздник живописи). Это пульсирующая острота красок и мазка, где каждый отдельный штрих имеет свою архитектонику - красота материи, независимо от того, что изображено на картине, в отрыве от самого образа.
"Сутин - это абстракция, Кунинг - ее крупный план" (Михаил Герман).
Очень барочный подход - бурление изнутри, когда в слоях красочного слоя, изломанного, скругленного, пошатнувшегося, живет пульсация самой жизни, ее нерв и драма.
Сутин - эстет и он эстетизирует все, независимо от предмета, и даже вопреки ему. Как Бодлер, который воспевал падаль.
Черный петух пришел к Сутину в 1943 году, когда тот, больной (последняя стадия язвы, которая обострилась до невозможности), в катафалке тайно переезжал из провинции в Париж для подпольной операции (он был еврей, а это был 1943 год)... Среди немногих, кто провожал Сутина на кладбище Монпарнаса был Пабло Пикассо.
"Как-то утром в сумрачном свете Иль-де-Франса я увидел перед "Похоронами в Орнане" (картина Курбе в Лувре) незнакомого молодого человека с низким лбом и блуждающим взглядом. На картины мастеров прошлого он смотрел, как верующий на изображения святых" (французский критик Вольдемар Жорж о Хаиме Сутине).
Кстати, кто не читал - очень рекомендую: рассказ Роальда Даля "Кожа". Впервые опубликован в 1952 году в The New Yorker ("жуткий эпизод, от которого волосы закручиваются" - Грофф Конклин / можно найти в интернете). В нем Хаим Сутин набивает на спине татуировщика Дриоли портрет его супруги Джози... а через много лет этот самый портрет, покрытый лаком, выставляется на продажу на аукционе в Буэнос-Айресе.
