Аннушка. Часть 22
Лето 1922 года было поистине благодатным. Много дождей, жара, позволили вырасти траве и овощам, а чудом сохраненный Анной картофель дал большой урожай. При этом каждую картофелину приходилось резать на части при посадке, настолько его было мало. Елошное начало оживать, не без помощи американцев, которые завозили в страну гуманитарную помощь.
В их действиях был и собственный интерес, сбыть залежалую продукцию своих фермеров и разгрузить склады в Европе, оставшиеся после Первой мировой войны. Но какое дело было до этого крестьянам? В иных селениях встречали их колокольным звоном, молебнами и крестными ходами как святых людей, помогающих справиться с голодом.
Анна, вместе с Васей всё лето провела в лесах, запасаясь травами и кореньями, оставляя трехлетнюю Нюру с Настей, которая следила за домом в её отсутствие. Найденка оказалась настоящим сокровищем, ответственная, смышлёная, с детства приученная к деревенскому женскому труду, следила за огородом, тешкала Нюрку и пасла чудесную белую козочку Беляну, которую приволок Семён. Откуда досталось ему это богатство неведомо, но козочка оказалась своенравной, всё норовила на крышу зимнего погреба взобраться, да в огороде сладкими капустными листьями полакомиться. Настёна с ног сбивалась, ловя поганку то тут, то там, пока дядя Семён не привязал беглянку к колышку.
Его девочка слегка побаивалась, мужчина казался ей большим, широким, а когда он, гладил её по голове шершавыми ладонями и вовсе замирала от страха, боясь пошевелиться, хотя Семён детей не обижал, никак не делил и каждому приносил гостинчик. Насте нравилось в Елошном, в соседях жила смешливая Шурка, её ровесница, приглядывающая, как и она за младшими братьями.
Ещё слабые после недавнего голода малыши жадно ели траву в зоне своей видимости, стоило лишь вынести их на улицу. Девочки собирали для них калачики и черные ягоды паслёна, подкармливали диким луком, а как пошли ягоды да грибы кормили и ими.
-Аннушка сказала, что я осенесь в школу пойду-похвасталась Настя, вытирая сопливый нос Нюрке, и забирая у неё кустик конотопа, который та тащила в рот.
-Да? -без интереса переспросила Шурка, зорко следя за чертовкой Беляной, объедавшей куст их смородины.
-И что там делать будешь? –спросила она, не теряя бдительности и следя за козой, успевая плести венок из одуванчиков для Нюры.
-Читать и писать учится, -гордо ответила ей Настя.
-Тю! Замуж выйдешь, вот тебе и учеба, бабья доля детей рожать да себя блюсти- сказала Шура, явно повторяя чужие слова.
-А Аннушка говорит, что счёт всегда пригодится! - стояла на своём Настя.
-Дура твоя Аннушка, -рассердилась позавидовавшая подружке Шурка,-и ты дура! Обе вы малахольные! Мамка сказывала ведьма она, на свинье по ночам катается и младенцев жрёт!
- Сама ты дура! –разобидевшаяся Настя вскочила на ноги и огрела собеседницу вицей, валявшейся под ногами, -не ходи к нам больше, раз так про Анну говоришь! Скажу ей, чтобы зимусь вас не лечила, хоть в ногах все изваляйтесь!
-Ах, так! -не выдержала Шурка и две визжащие фигурки покатились по земле, вырывая друг у друга волосы и вбивая в пыль так и не доплетенный венок. Дружно заревели Нюрка и братишки Шурки, испугавшись драки, но девчонки ничего не замечали, мутузя друг друга.
Лишь ведро холодной колодезной воды, которое вылила на них, вернувшаяся из леса Анна, заставил разлепиться клубок тел. Шурка, подхватив братишек скрылась в своём дворе, Вася поднял с земли чумазую от слез Нюрку, а Настя поплелась следом за ними, вытирая кровавую юшку с лица.
-Рассказывай, чего не поделили? - спросила её Анна, снимая через голову большой холщовый мешок, набитый травой.
-А чего она…-Настя не могла говорить, обида жгла, холодом морозила горло, -ведьмой тебя называют, а сами…всю зиму к тебе бегали…а ты всем помогла…никому не отказала…а они…-вновь расплакалась она.
-Вася, ты Нюрку у колодца умой и в дом заходите, полдни уже, пора обедать-распорядилась Анна, присаживаясь на скамейку возле дома и прижимая к себе девочку и вытирая ей лицо тряпкой, снятой с забора.
-Голубушка ты моя, зорька ясная, люди они же разные, хоть бывают с лица одинаковыми. Посмотришь на иного, а в нём г@внецо плещется, через край, словами погаными вытекает, а в другой словно мёдом наполнен, а смердит от него почище чем от козла душного.
-Только такие люди бывают? –спросила, успокаиваясь Настя, прижимаясь к её боку.
-Ну что ты, милая, и иные есть, кто малинкой сладкой наполнен, а кто зерном пшеничным, кашей на масле, да блинами вкусными. И вот живёт такой человек, не жалясь, делится с людьми теплотой душевной, на помощь приходит не спросясь.
-Как дядя Семён?
-Да, и такие как он тоже.
-А я знаю, чем ты наполнена, Аннушка, –прошептала девочка.
-И чем же?
-Травами душистыми, кореньями полезными, мазями лечебными, настоями лекарскими. Можно я тебя буду мамой называть? –робко спросила Настя, страшась её ответа.
-Донюшка моя, быть тебе моей дочерью до конца дней моих-ответила ей Анна, не сдержавшая слёз. Плакали на скамье две заблудшие души, нашедшие друг друга, обнимались мать и дочь.
-С Шуркой помирись-сказала Анна, вытирая с её щек слезы краем своей юбки, -не со зла девка лишнее сболтнула, чужие слова повторила, а ты помни всегда, кто ведь чем наполнен, тем и плещет. Идём в дом, пристала я сегодня, а ведь траву разложить надобно, чтобы правильно она высохла. Буду тебя потихоньку приучать к травам, пригодится. Они пошли в дом, не видя, как Беляна, дожевав соседский куст смородины перешла к другому, вот ведь, коза, ни дела, ни хлопот.
Макар закрыл на замок сельский совет, устало спустился с крыльца. Елошное провалилось в сон, словно корка хлеба в молоко, бульк и нету. Шагая по тихим улицам к дому родителей Анны, размышлял он о том, что подзадержался он здесь. Прошлая, страшная зима убедила, держаться надо поближе к жаркой печи, а не пытаться согреть зад на ледяной скамье. Тем более приезжая в Курган по делам, он времени даром не терял и подняв старые знакомства присмотрел себе теплое местечко.
Из Елошного забирать он никого не планировал, брат -отрезанный ломоть, а Анна со своим выводком и прошлым могла утянуть назад. Нет, Макар не был плохим мужиком. Он любил село и деревенский труд, по- своему любил и Анну, но страх вновь вернуться к былой жизни оказался сильнее любви. Человек в траве идёт с травою вровень, лесу-с лесом, Елошное стало ему мало, жало под подмышками, теснило в груди. Через несколько дней, сдав дела, не попрощавшись ни с кем он уехал.
Прошло долгих семь лет.
Пятнадцатилетний Вася улыбался приветливой Лизавете, строившей ему глазки. В это лето он пас общий скот, и девчонка не упускала случая увидеться с ним, когда пригоняла свою корову в стадо. Несмотря на то, что жил он в селе уже одиннадцать лет парень мало походил на деревенского жителя, был он сухощав, тонконос и низок ростом. Характер имел соответствующий, был романтиком и мечтателем.
Анна, которой в ту пору исполнился 31 год разводила руками, когда приносил он с поля для неё букеты. Вместе с тринадцатилетней Настей он отучился в школе и видимо материнские гены взяли над ним верх, иначе чем можно было объяснить его любовь к книгам? Анна специально просила попутно ехавших в Курган привезти для него книг, которые он бережно хранил. В целом жизнь в Елошном мало как изменилась, разве что хозяйств стало поменьше, да и людей поубавилось, но всё равно, по меркам того времени считалось оно большим, ведь проживало здесь 1195 человек.
Анна сошлась с Семёном, поначалу благодарная за то, что он сделал для неё и детей, но не любила, но со временем поняла какое сокровище жило с ней рядом много лет, попривыкла и сама не заметила, как свет стал без него не мил. Речь к нему так и не вернулась, может быть и к лучшему, ведь поступки его лучше всяких слов говорили за него.
Детей с Семёном у неё не случилось, была ли виной тому тяжелая жизнь, она не знала, но что не делается, то делается к лучшему, ведь он искренне любил Васю, Настю и Нюру, молча приучая их к крестьянскому труду и также молча был для них опорой и стеной, настоящим отцом.