Запряг сердобольный старик-сосед свою старенькую лошадёнку в сани, погрузили в них Дусю.
«Пошла, пошла!» - крикнул старик, и лошадёнка медленно побрела по заснеженной деревенской улочке. Набожные жительницы села крестили вслед Дусю, молитвы читали.
Предыдущая глава:
https://dzen.ru/media/id/628804ed0a5bc364af9a192f/kolchenogaia-3-655e3c79311c5b5bbca25eea
- Да что ж за напасть такая? Неужто детишки Прошкины опять сиротками останутся? – переговаривались бабы, когда сани скрылись за поворотом.
- Только бы выжила Дуська! Хорошая она баба, никогда слова плохого никому не сказала. Сколько дразнили её за хромоту – а она молчит…
- Да-а, и баба она хорошая, и хозяйка. Вон, в доме порядок какой навела. А детишки обихоженные какие стали! Видно, что заботилась о них Дуська, как о своих родных. Бедные крошки…
- Да что вы её хороните раньше времени? Дуська – баба крепкая! Выживет она!
- Дай-то Бог… Дай Бог…
Дуся выжила, а ребёночка потеряла. После этого Прохор как с цепи сорвался.
- Никчёмная ты баба! – кричал он. - Как меня только угораздило тебя в жены взять? Мало того, что колченогая, так ещё и по-женски ты хворая…
- Не хворая я, Прохор. Тяжести я таскала, от того беда и приключилась.
- Парашка побольше тебя тяжести таскала. И ничего – четверых народила.
Дуся молчала, опустив голову.
- Что притихла? – не унимался Прохор.
- Если не нужна я тебе – так прогони. Я в родной дом вернусь, не примут меня там – скитаться пойду. Авось, пристроюсь где-нибудь…
- Ишь, чего удумала! Сбежать захотела! Ты жена моя и останешься здесь, при муже и детях…
После того разговора стал Прохор на Дусю руку поднимать. Придерётся иной раз из пустого к ней, ткнёт в бок или по уху засветит – а Дуся молчит, только слёзы из глаз градом сыплются.
Прошло три года с тех пор, как Дуся стала женой Прохора. Жизнь казалась Дусе невыносимой. Она часто вспоминала то время, когда на фронте погиб её родной отец, и они с матерью, оставшись вдвоём, порой по несколько дней сидели без куска хлеба, в голодные обмороки падали.
С Прохором они жили бедно, но не голодали, всегда находилось, что на стол подать. Но та, голодная жизнь, теперь казалась Дусе более счастливой. Она не сомневалась, что первая жена Прохора, Параскева, не случайно утонула – руки она на себя наложила, так тяжко было несчастной, что даже не подумала о детишках своих. А Дуся жила только ради этих детишек, родными они ей стали. Если бы не они, Дуся, не раздумывая, отправилась бы вслед за Параскевой.
- Прохор, Насте семь годков исполнилось. Нужно бы по осени в школу её отдать, - сказала Дуся.
- Ты её сначала по хозяйству управляться обучи, а потом о грамоте можно будет думать. Хотя… не нужна вам, бабам, грамота. Свои, бабские дела, вы должны делать уметь – и хватит!
- Прохор, сейчас без грамоты – никуда. Пожалей дочку – отпусти её в школу.
- Разбаловала ты совсем детей! Ну, я научу тебя, как моих детей воспитывать!
- Это и мои детки тоже, мамкой они меня зовут.
- Гляжу, мало я тебя воспитываю, - рассвирепел Прохор. – Болтать слишком много стала, раньше молчала и глаза на мужа поднять боялась.
Дуся хотела ответить, что привычная она к «воспитанию» его и уже ничего ей не страшно, но Прохор с силой толкнул её в грудь.
Пошатнулась Дуся, ударилась головой о косяк, опустилась после она на лавку и заплакала.
– Захныкала! Ишь, какая недотрога, и дотронуться нельзя. Парашка от меня поболее тебя получала. И ничего – терпела.
- Терпела, да не вытерпела… - сказала Дуся сквозь слёзы.
- Ах, ты, змеюка… - замахнулся на неё Прохор кулаком, хотел ударить, но вдруг смело поднялась Дуся с лавки, выпрямилась и заговорила отчаянным голосом:
- Бей, что ж… доколачивай… Много ли во мне силы-то? Так добивай! Не зима сейчас, могилу не трудно рыть будет.
- А что ж… и доколочу. Ты думаешь – житья тебе дам, никчёмная ты баба?
- Колоти, только знай, что ребёночка я жду…
- Ладно… - опустил руку Прохор и вышел в сени.
В сенях услышал он, как горько зарыдала Дуся. Слышал, как прибежали к ней детишки – все четверо, и наперебой стали успокаивать её.
- Мамочка, не плачь!
- Мама!
- Мамочка, ты у нас самая хорошая!
- Тьфу ты… тоже мне – нежности… - окончательно разозлился Прохор и вышел во двор.
Добилась-таки Дуся, чтобы Настенька в первый класс пошла. Угрозы мужа её не остановили.
Наступил новый, 1940-й год. В середине февраля сынишку, Серёженьку, Дуся родила. Злился Прохор, что сын – вылитая мать, на него совсем не похож. Боялась Дуся, что станет любить родного сыночка больше, чем приёмных детей. Но нет, всех детей любила она одинаково, не делила на своих и чужих.
С появлением в доме младенца хлопот у Дуси прибавилось, крутилась она с утра до позднего вечера. В переменчивую погоду, весной и осенью, дробь, оставшаяся в Дусиной ноге, постоянно напоминала о себе. Нога болела так, что хоть на стену лезь, передвигалась Дуся медленнее обычного.
Несколько раз за ночь приходилось ей вставать, чтобы покормить хнычущего Серёженьку. Укачав сына, Дуся, несмотря на усталость, сама не ложилась сразу. Она брала учебники Насти и на кухне, при свете свечи, жадно читала всё, что там написано, решала простейшие примеры и задачки по арифметике. Тяга к знаниям у неё была огромна.
В заботах пролетели весна и лето, сынишка подрастал. Осенью Настя во второй класс пошла, а её младшая сестрёнка Рая – в первый.
- Папа, давай мы тебя грамоте обучать станем, буквы покажем, ты читать сможешь. Знаешь, как интересно! – сказала старшая Настя.
- Некогда мне этими глупостями заниматься, - рявкнул Прохор. – В колхозе руками работать надо, знать буквы не нужно здесь. Окончите начальную школу – и достаточно, дальше не пойдёте. Ни к чему вам эта наука.
- Папа, но в колхозе разные профессии нужны – и счетоводы, и бухгалтеры, и товароведы.
- А я не буду в колхозе работать, - заявила младшая Рая. – Я в школе работать стану, учителем!
- Хватит болтать! – орал Прохор. – Ишь, чего удумали! Лентяйки и белоручки. Это мамка вас так учит – её воспитание, совсем вас распустила! Ну, я поговорю с ней по душам… А вы доярками пойдёте работать! Поняли меня?
С Дусей Прохор по душам поговорил, сурово поговорил – так, как он умел. Дуся всё была готова стерпеть, только бы дети учились. А ей не страшно уже было, привыкшая она была к этим разговором «по душам». По ночам, втайне от мужа, Дуся продолжила осваивать программу второго класса по учебникам Насти. «Так, глядишь, и всю школьную программу пройду» - довольно усмехалась Дуся, успешно решив очередную задачку по арифметике.
По весне 41-го умер отчим Дуси, Федот, а мать её слаба здоровьем стала. Хоть и не старая была совсем – всего сорок семь лет, но тяжкий труд и голодные годы сделали своё дело.
- Дуська, не откажи матери, приди, помоги. Еле ноги волочить я стала… - просила Устинья.
Младшая сестра Дуси, Варя, к тому времени замуж вышла, уехала в другое село, двойню родила. Дела, заботы, в родные края Варя не приезжала.
А летом грянула война… Прохора на фронт забрали в октябре. Вздохнула Дуся вольно, когда он ушёл. В последнее время всё чаще муж стал говорить с ней «по душам», к каждой мелочи придирался.
Через полтора месяца пришёл Прохор домой, две недели отпуска получил по ранению. В первом же бою он был ранен и всё это время в госпитале провёл.
- Ты не надейся, Дуська, что сгину я, - грозил он жене. – Вернусь я, слышишь? Вернусь живым!
- Ты что, Прохор? Как можно человеку гибели желать? Даже не думала я об этом…
Прохор ушёл на фронт. А в конце февраля, едва Серёженьке два годика исполнилось, получила Дуся похоронку.
- Ох, дочка, судьбинушка твоя с моею схожа, - качала головой Устинья. – Такой же муж мой, папка твой родной, изверг был. Так же на войне он сгинул… Только оставил меня Елисей с одной тобой на руках, а у тебя их – пятеро. Послушай мать: сдай чужих ребятишек в приют. Война идёт. Как жить дальше? Где работать? Не прокормишь ты их одна, да и я тебе не помощница…
- Чужих ребятишек? – переспросила Дуся.
- Да, Прошкиных… Отдай их…
- Как можно? Мои это детки, родные… Если суждено нам погибнуть, то погибнем все вместе. Детей я не отдам!
- Вспомни, как мы с тобой голодали…
- Не отдам я их, мама!
Через две недели Устинья простудилась, жар был сильный, три дня она маялась. Возможности отвезти Устинью в больницу не было, лекарств – тем более. Дуся, как могла, лечила мать народными средствами, но не помогло. Утром четвёртого дня умерла Устинья.
Земля к тому времени не отошла ещё. Копала мёрзлую землю Дуся вдвоём со стариком-соседом. Мужиков в селе почти не осталось. Похоронили Устинью рядом с Федотом. А тем временем фронт всё ближе к деревне подходил.
Через три дня в селе две «полуторки» остановились.
- Эвакуация! Эвакуация! – кричали водители.
Некоторые сельчане сомневались – стоит ли ехать? Куда они попадут? Полная неизвестность. Страшно оставаться, но здесь всё своё, родное. Старики наотрез отказались ехать. Дуся не сомневалась ни секунды. Похватав самые необходимые вещи и документы, вскоре она вместе с детьми загрузилась в кузов машины.
Дусины дети никогда на машинах не ездили, потому сидели радостные в предвкушении поездки, никакого волнения. Зато Дуся сидела, как на иголках. Что-то подсказывало ей, что сюда она больше не вернётся. В доме, в котором на протяжении многих лет создавала уют, больше не побывает.
Вскоре кузовы «полуторок» набились до отказа, тесно стало. До станции ехали долго, холодно было, ветрено, дождь пошёл со снегом. Каждая мать, как могла, укрывала от ненастья своих детей.
Приехали на станцию. Народу – не протолкнуться. Дуся растерялась на время, глаза разбегались. Взгляд её вырывал то кричащую мать, которая в этой суете и суматохе потеряла своих детей, то неистово орущего ребёнка, который потерял свою мать.
- Боже, страшно-то как… - причитала Дуся, прикрывая глаза.
Она отвела детей немного в сторону, где не было такой толпы.
- Настя, Рая, - сказала она строго. – Нам нельзя друг друга потерять. Берите братьев за руки. Настя берёт Сашу, Рая – Диму. Крепко их держите! Другой рукой держитесь за моё пальто. Ни в коем случае не разжимайте рук! Слышите меня? Не разжимайте рук!
Дуся подхватила Серёжу на руки, и все вместе нырнули они в огромное людское море. Идти в такой толпе Дусе было тяжело, сильная хромота сказывалась. Дуся много раз теряла равновесие и должна была упасть, но людское море несло её вперёд.
- Мамаша, ты ранена? От чего так хромаешь? – рядом с Дусей оказался молоденький парнишка.
- Ранена… - машинально ответила Дуся.
- Пропустите, пропустите! – закричал юноша, как оказалось, работник железной дороги. - Здесь женщина раненая, пятеро ребятишек при ней.
Крик парня тонул во всеобщем гуле, на его слова никто не отреагировал.
- Держись меня, я тебе помогу! – сказал парень.
- Спасибо тебе, добрая ты душа! – сказала Дуся. И так у неё на душе стало тепло от того, что ей помогает незнакомый человек, что она прослезилась.
- Расступитесь! – вновь закричал парень, подойдя к подножке товарного вагона, в который пытались набиться люди со всем своим имуществом. – Расступитесь, иначе мы никуда не поедем!
Толпа продолжала напирать, не слушая.
- Мамаша, давай своих детей! – парень тянул к Дусе руки. Он погрузил четверых старших детей в один вагон. – Всё, здесь больше места нет! Вагон до отказа набит, а ехать далеко! Пойдём, у меня найдётся для тебя с твоим сынишкой местечко.
- Нет! – кричала Дуся. – А вдруг что в дороге случится? Где я потом своих детей искать буду?
- Идём скорее, некогда разговоры разговаривать. Выбирать не приходится! Поезд через минуту тронется, и уедут твои детишки без тебя…
Парень схватил Дусю за рукав и потащил по перрону, продираясь сквозь толпу. Дуся даже ничего не успела крикнуть детям, оставшимся в другом в вагоне. Да и если крикнула бы – вряд ли они бы расслышали…
