Над землей опустился вечер. Зашла в палату санитарка, включила ночник. Посмотрела на Любу, сказала, чтоб если что, то бегом на пост. Пожелала спокойной ночи и ушла.
Люба вглядывалась в лицо своей подруги. Не боли, не страдания не было на нем. Казалось, что Фирка просто спит, плотно поджав губы. Люба намочила бинтик водой, отжала его, приложила к губам. Ей даже показалось, что губы Фирки шевельнулись. Но нет, показалось. Они так же были плотно прикрыты.
- Ох Фирка, Фирка, как же ты так. Не побереглась, кинулась в пламя. Дома-то тебя трое ждут, да Гришка, считай, четвертый. Он как дите малое, на себя не похож стал. Давай, открывай глаза, хватит спать. - Бормотала тихонько Люба. Но никакого ответа. Так же спокойно лицо, так же обиженно поджаты губы.
Люба откинулась на спинку стула, закрыла глаза. На какое-то время ей показалось, что она задремала. Испуганно встряхнула головой, посмотрела на подружку. Лежит бедолага.
Короткие майские ночи. Сколько прошло времени, Люба не знала. Первые лучики солнца скользнули по стеклу, упали на подушку. Один лучик весело запрыгал по лицу. Глупый лучик, ему было все равно где играть. Он скользил по бледной щеке, потом подпрыгивал и запутывался в волосах и снова щекотал щеки.
Люба хотела встать, поправить занавеску на окне, чтоб солнышко не беспокоило. Она уже даже поднялась. Но вдруг вздрогнули Фиркины ресницы, потом дрогнули веки и женщина приоткрыла глаза. Приоткрыла и тут же закрыла их обратно. Что это было? Или может опять ей показалось. Но нет, не показалось. Веки опять задрожали, и снова открылись глаза. Устремленные в потолок зрачки двинулись , словно осматривая комнату. Губы разомкнулись.
- Пииить. - прошептали они.
Любка бросилась из палаты, к сестринскому посту. Дежурная сестричка сидела и клевала носом, борясь со сном.
- Очнулась! - Любка чуть не столкнула стол с места, почти упала на него. - Открыла глаза! Пить просит!
Сестра подскочила, опережая Любку бросилась в палату. Люба вспомнила о Гришке, который наказывал ей, чтоб в случае чего сразу разбудила его. Она вышла в приемный покой, дотронулась до Гришкиного плеча.
- Гриша, Гриша, вставай.
Он подскочил со своих стульев, первое время не мог понять, где он и почему здесь Любка.
- Фирка очнулась!
Гриша схватил Любу за плечи, прижал к себе, поцеловал в лоб и бросился в палату. Люба захромала за ним.
Фирка лежала с открытыми глазами, переводила взгляд с одного на другого. Сестра ей уже успела сказать, чтоб она ничего пока не говорила. Вот придет доктор и все скажет, что можно делать. Гришка упал на колени возле кровати и целовал глаза, щеки, губы и только твердил, как безумный.
- Очнулась! Живая! Глашенька моя очнулась. Спасибо, родная!
Сестричка строго приказала.
- Погоди ты. Дай хоть ей в себя прийти. Нацелуешься еще. Ошалел что ли совсем.
Она хотела казаться строгой, но и у самой все ликовало внутри. Доктор сильно переживал, что вдруг она не придет в себя. Вдруг отравление было слишком сильным. А она вот взяла и очнулась.
Пришел доктор. Осмотрел, прослушал, задавал разные вопросы. Фирка в ответ только качала головой, обозначая “да” или “нет”. Доктор сел, откинулся на стул.
- Почему же она не говорит? - удивился он.
- Так ей сестра запретила говорить. Сказала молчи, вот доктор придет и разрешит! Она же просила пить, говорила. - воскликнула Люба.
Врач с каким-то облегчением рассмеялся.
- А я то думаю, чего она только головой кивает и молчит. Говори, говори, голубушка. Сколько хочешь, столько и говори.
- Сколько я здесь лежу? - еще слабым голосом спросила Фирка.
- Третьи сутки. Третьи сутки мужик твой от тебя не отходит. Видано ли дело, так мужиков пугать. Их и так мало осталось. - врач постарался ответить на этот вопрос шуткой. - А теперь давайте все по домам. Больной нужен покой. Нечего здесь целыми днями торчать.
- А девчонка-то хоть как? Жива?
- Жива, жива, твоя девчонка. Чего ей сделается. Сидела в уголке да тебя дожидалась. Это ведь ты по всей избе в дыму шарилась. Вот и угорела. Здесь же, в больнице лежит. Вот отудобеешь немного, приведу я тебе ее, посмотришь, кого спасла.
- Ладно хоть все не зря это было. - вздохнула Фирка облегченно.
Люба с Гришкой вышли из палаты. Гриша сказал, что побудет все равно пока здесь. Любе на работу надо было. Она бы и рада посидеть возле подруги, да дела тянули домой.
- Ты как, пешком-то тяжело тебе будет идти.
- Я на велосипеде. Нам с Алешей на свадьбу велосипед подарили. Раньше он меня возил. А потом я сама на нем ездить научилось.
Они пожали друг другу руки и разошлись. Люба ехала домой и думала о том, как можно в человеке ошибиться. Вот не понравился Гришка ей с первого взгляда, так и думала потом всегда плохо про него. А на деле смотри, как все вышло.
В деревне она первым делом зашла к Вере. Очень уж хотелось порадовать мать да отца. Егор-то тоже, смотри, какой стал. Совсем другой. Война что с ним сделала.
Прошла неделя. Фирка шла на поправку. Ожог на спине был поверхностный, неглубокий. Хоть и донимал он ее, не давал спать ночами, но это было не так уж страшно. Радовало ее, что наглотавшись горячего дыма, не повредила она внутренние органы. Ну а ожог на спине, там рубцы и не видно будет.
Фирка уже и вставать могла, и ходить, и сидеть. Хоть и больно было, но привыкла она уже к этой ноющей боли, даже внимания не обращала. Как-то сидела она на кровати после обеда. Дверь в палату распахнулась и вошла Валька. За руку она вела девочку лет шести, маленькую, худенькую, глазастенькую.
Валька подошла к кровати и бухнулась перед Фиркой на колени, девчонку тоже за собой потянула.
- Ты чего, одурела что ли совсем - Фирка отстранилась от нее, пытающейся поцеловать руки.
- Прости меня, прости ради Бога. Видно за грехи мои хотел он меня через ребенка наказать. Да ты не дала тому суду свершиться. Я не знаю, как смогу я вымолить у тебя прощения. Прости. Я всю жизнь за твое здоровье молиться буду. И Польку научу, чтобы тоже молилась.
- Отступись. Хоть кто бы так сделал.
Валька горько заплакала у Фиркиных коленей.
- Не знаешь ты, какая я гадина. Себя простить никогда не смогу. Оговорила я Гришку твоего. Сама его зазвала, хоть и упирался он. Хотела полюбовником своим его сделать. Да он отказался. Еще и на смех меня поднял. Вот и обозлилась я на него. А тут на Гришкину беду Агафья зашла. Она то что увидела, как барахтаемся мы на полу. Он вырывается, а я его обнимаю. Я сама слух по деревне пустила. Знала, что Агафья болтать не будет зря. Вот и придумала все за нее. А она, простая душа, тебе рассказала, чего видела. Да не всегда надо верить своим глазам. Они и соврать могут. Так и у нее получилось.
Валька вытерла слезы подолом своей юбки. Поставила Польку на ноги. Девчонка из разговора ничего не поняла, хлопала только испуганными глазами и посматривала, то на мать, то на незнакомую тетеньку, которую мать называла спасительницей.
- Встань, чего передо мной то на коленях стоять. Я, чай не Бог. Вставай давай. Девчонку то смотри перепугала.
- Ты ведь меня ненавидеть должна. Другая бы порадовалась моему горю, позлорадствовала. А ты не допустила. Полька-то только дыму наглоталась. Выписывают ее сегодня. За моей девчонкой ты в огонь кинулась. Как мне прощения у тебя вымолить. Я и к Гришке твоему схожу. Буду и у него прощения просить. Пусть ради деток малых простит меня.
Фирке даже жалко ее немного стала. Такая страшная кара ждала ее с дитем. Это ж как бы жить потом, зная что Бог наказал.
- Пожар-то из за чего приключился. И ты где была.
- Праздник ведь праздновали. Я у клуба с бабами плясала. Победе радовались все. А ребятишки за день устали от такого шума. Домой меня звать стали. А я и отправила их одних. Санька то уж большой. Как стемнело, лампу зажгли. Полька с котенком играть начала, бантик за лямочку привязала, котенок бегал за ним. Она бантик-то на стол, котенок за ним запрыгнул, лампу со стола свалил. Ну и пыхнуло сразу. Санька-то тушить было начал, а огонь все сильней. Он Польке сказал, чтоб из дому шла, а та испугалась, что ругать ее будут и спряталась от него. Санька на улицу когда вышел, смотрит, Польки то нету нигде. Стал ее звать. Ну а тут уж ты подоспела.
Дом то почитай весь выгорел, одна печка осталась. Мы сейчас в банешке живем. Люди добрые кой чем помогли. Вот так. За все приходится ответ в жизни держать. Прости меня Христа ради!
- Иди с Богом. Я тебе не судья. Бог простит.
В палату вошел врач.
- Что-то долго здесь посетители засиделись. Или из больницы не хотите уходить. Ну как, будешь еще с огнем играть. - обратился доктор к ребенку.
- А я и не играла с огнем. Это котенок лампу на пол уронил. А огонь сам кааак вспыхнет! Это кот пожар устроил. - За время, проведенное в больнице Полька поняла, что доктор только кажется сердитым и строгим, а на самом деле он добрый. Поэтому не боялась его и шустро отвечала.
- Ладно, ступайте домой. Да больше сюда не попадайте.
Валька поблагодарила доктора, тихо сказала, что нет у них больше дома, попрощалась и вышла из палаты.
Все ушли. Фирка осталась одна. В глазах у нее стояла эта Полька с большими глазами. Пойди бы она позже, или наоборот пораньше, когда огня еще не было видно, и кто знает, чем бы все это закончилось. Странно, но сейчас, когда она узнала всю правду от Вальки, у нее почему-то не было злости на эту женщину.
Все в этой жизни хотят быть счастливыми. Только вот счастье каждый понимает по разному. Дура она. Есть у нее счастье, живи ради этих детей. Зачем ей ворованное, непонятно.
Фирка пролежала в больнице две недели. И хоть не пождили рубцы от ожога на ее спине, врач выписал женщину домой. Долго эти ожоги заживают. А чего ей в больнице томиться. Дома, чай, ее заждались.
Встречать Фирку Гришка приехал на председательском тарантасе. Мальчишек с собой взял. Очень уж не терпелось им мамку увидеть. Соскучились. Каждый день спрашивали, когда мамка приедет. Малыши весело вбежали в палату, бросились к Фирке. Хоть и говорил им Гришка, что у мамы спина болит, тихонечко надо, бросились оба к ней со всего размаху, обнимают ручонками. У Фирки аж в глазах от боли потемнело. Да разве скажешь чего, видя, как радуются они. Хорошо Гришка во время понял, оттащил малышей. Не стал их ругать. Он и сам готов был сейчас схватить Фирку в охапку и не выпускать из рук. Пусть и не валандает одна рука, одной бы удержал.
Обратно ехали тихонечко Гришка боялся, как бы не растрясло жену, вдруг хуже ей станет. А она смотрела на мужа счастливыми глазами. Даже подумала, что хорошо, что этот пожар случился. А то бы никогда не узнала она всей правды. И сидела бы внутри маленькая занозка, не давала жить спокойно.