— Хорошее начало хорошего дня! — весело и громко резюмировал Анатолий, получив в свои руки только что доставленное старое зеркало. Он купил его на интернет-аукционе. Нечто подобное Анатолий Сергеевич искал очень давно. А конкретно он искал вдохновения для работы над будущими романами. В последнее время критики разносили в пух и прах его творения, не забывая упрекнуть писателя в том, что его дебютный роман с элементами мистики и ужасов это единственное достойное произведение, созданное им за долгие годы. Самоповторы, графоманство и клише – слова, которыми чаще всего характеризовали его книги. А имя Анатолий Злобный перестали писать крупным шрифтом на обложках его книг. На самом деле, в том, что книги Анатолия Сергеевича продолжали печать, была не маленькая доля везения. Вряд ли молодой и неизвестный писатель сумел бы убедить издателя напечатать его роман, будь он таким, как сейчас пишет Анатолий Злобный.
Так для чего же Анатолий купил себе зеркало и что его в нем привлекло? Ответ предельно прост. Писателю, специализирующемся на жанре ужасы, нужен объект вдохновения. Как, впрочем, и большинству его коллег. Анатолий же долго искал нечто с мистической историей. Мало что могло напугать сорокалетнего писателя. Чудовищ не существует, бога (а, следовательно, и ада) нет. В призраков он тоже не верил. Есть только одно зло в мире и это зло сам человек. Боялся Анатолий Сергеевич других людей.
И если поначалу его истории о безжалостных маньяках легко заходили читателям, то позже писатель стал терять хватку, скатившись в разряд скучных и предсказуемых рассказчиков, заслуженно получив прозвище «Граф Оман».
Купленному зеркалу более двух сотен лет. За столь большой промежуток своего существования этот предмет сумел отразить в себе немало смертей. Ни один из прежних хозяев не расстался с этим зеркалом при жизни. Первый хозяин скончался от сердечного приступа, упав на пол прямо напротив этого зеркала. Он узнал, что его молодая цветущая жена изменяет ему с его же помощником. Сердце старика не выдержало и он, переполненный злобой и разочарованием, скоропостижно скончался. Большое зеркало размером с рост среднестатистического человека, не пригодилось вдове, и она избавилась от него, распродавая имущество покойного супруга.
Следующим, как и последующим владельцам, повезло меньше. Они умерли напротив этого зеркала при более печальных обстоятельствах.
Пожилая и состоятельная Анастасия Филипповна купила это зеркало для нового дома в деревне. Она хотела покончить с городской суетой и перебраться подальше от города, лишь изредка посещая его. В деревенском особняке ничего не должно было заставить ее скучать по красоте и роскоши.
Большое зеркало с позолоченной рамой хоть и проигрывало в роскошности остальным элементам гардероба ванной, в которой оно расположилось, но отлично дополняло общий вид. Хозяйка получала огромное удовольствие, любуясь своим телом, разглядывая его отражение в зеркале. Ее восхищение собой мало кто мог разделить. Хоть она и сохранилась хорошо для своих лет. Однако годы есть годы и никуда от них не спрятаться. Вот и Анастасия Филипповна не смогла от них скрыться даже под огромной толщей косметики. Так же, как не смогла спрятаться от двух молодых грабителей, проникших в ее дом, владея ложной информацией об отсутствии хозяйки. Горничная, бывшая в доле с преступниками, решила, что раз хозяйка дала ей выходной, значит, сама она отправляется на несколько дней в город. Как она делала это раньше. Но, по закону жанра, в этот раз хозяйка поступила иначе.
Анастасия Филипповна отпустила горничную, пожелав провести вечер в полном одиночестве. Она и представить не могла, с чем столкнется. Парни не хотели брать много. Они планировали взять несколько колец, да браслетов из коллекции драгоценностей. Кто ж знал, что Анастасия Филипповна захочет навестить свое золото ночью! Если б она осталась жива, то и сама не смогла бы ответить, зачем это понадобилось ей в столь позднее время.
Парни растерялись, увидев хозяйку дома, с ужасом рассматривающую их с открытым ртом. Одного из них она узнала, хоть и не подала виду. За небольшую плату этот парень очищал двор женщины от снега зимой, а осенью от опавшей и занесенной ветром листвы.
Сообразив, что ничего хорошего дальше происходить не будет, Анастасия Филипповна побежала по лестнице наверх в ванную комнату. Неприлично роскошная и просторная ванная была единственной комнатой, в которой можно было запереть дверь изнутри. Но, женщине было не суждено успеть закрыться. Она успела лишь схватиться за шпингалет, когда молодой и крепкий преследователь, приложив все свои силы, выбил дверь, тем самым отбросив перепуганную даму на пол. Схватив увесистую статуэтку греческой женщины с крыльями, стоявшую на столике у зеркала, узнанный парень ударил хозяйку дома по затылку, когда та пыталась подняться с пола. Последним, что увидела Анастасия Филиппова, стоя на четвереньках, было ее отражение в зеркале с окровавленной и больше не изящной сединой ее головы. В ее глазах быстро потемнело, и она упала, больше не подавая признаков жизни. Женщина умерла, но парень продолжал ее бить, не останавливаясь и лишь изредка поглядывая в зеркало. Он не слышал голоса своего подельника. Заметно устав, молодой преступник продолжал поднимать и опускать практически разбитую статуэтку на голову мертвой Анастасии Филипповне. Да и головы, по большому счету, уже не было. Только кровавое месиво, с осколками керамики. Напарник убийцы не придумал ничего умнее, чем схватить вторую статуэтку и ударить своего обезумевшего друга по голове. Еще одна смерть… Не выпуская из рук статуэтку, убийца друга побежал прочь, оставив лужу крови и два трупа в ванной комнате.
Так же зеркало стало свидетелем гибели молодой семьи, спустя сорок лет после смерти Анастасии Филипповны. Ольга и Владимир въехали в новую квартиру и только-только начали обживаться. Их четырехлетний сын часто играл в комнате с новым зеркалом, которое Ольга приобрела у знакомой барахольщицы по «шикарной» скидке. Творческая натура, жившая внутри молодой мамы, дико возжелала этот большой элемент гардероба. Его узорчатая черная рама с остатками позолоты и размер доставляли неимоверное удовольствие хозяйке предмета. Она могла буквально часами прихорашиваться, стоя перед ним и словно застревая в нем, погружаясь в серебряный мир отражений. Лишь Владимир, громко окликая жену, мог ее отвлечь. Хотя порой, это доходило даже до применения силы. Нет, не в том смысле, что он ей причинял боль. Ему приходилось хватать ее за руку или за плечо, чтобы Ольга обратила на него внимание.
Их сын Илья тоже пристрастился к этому злосчастному предмету декора. Но, в отличие от его мамы это не стало так заметно. Мальчик предпочитал играть, сидя напротив зеркала. Порой он даже общался со своим отражением. На что, очевидно, стоило обратить внимание родителям.
Как и Ольгу, маленького Илью нельзя было дозваться, когда он был в комнате с зеркалом. А как-то раз, он даже пытался ухватиться за него, когда мама взяла его на руки и понесла в детскую, чтобы уложить спать.
Пришло время отъезда в командировку Владимира. Ольга, воспользовавшись этим, отправила сына в гости к бабушке и дедушке на пару дней. А сама решила провести один, а может и два вечера в кругу подруг в каком-нибудь вечернем заведении с громкой музыкой.
Вошедший в квартиру дедушка, который пришел проведать Ольгу, обнаружил ее бездыханное тело. Она не отвечала на многочисленные звонки отца и матери, поэтому пожилой человек решил лично наведаться к дочери.
Женщина лежала словно высушенная пивная рыба, устрашающе отражаясь все в том же зеркале. Ее лицо было изодрано, будто бы его истязали несколько часов подряд.
Сотрудники тогда еще милиции не нашли следов взлома и проникновения в квартиру. Все сводилось к тому, что Ольга умерла от истощения, а раны на лице она нанесла себе сама.
Семья тяжело переносила потерю. Владимир начал пить. У дедушки Ильи – отца Ольги начались проблемы с сердцем, вследствие чего он стал частым гостем в больнице. На период сильных запоев Владимира, бабушка забирала Илью к себе и возвращала, лишь убедившись, что отец ребенка больше не пьет. Постоянно жить у бабушки Илюша не мог. Точнее не могла с ним жить сама бабушка. У пожилой женщины не всегда хватало сил уследить за проворным внуком. Да еще и дед перестал быть помощником, хоть и старался изо всех сил.
Настал момент классического в нашей жизни стечения обстоятельств. Владимир снова начал пить, а у дедушки Ильи случился инсульт. Бабушка не могла оставить мужа одного в больнице, отлучаясь только за самым необходимым. Владимир, зная ситуацию, решил не говорить, как это делал раньше, о том, что снова пьет. Подумал, что сможет через один или максимум два дня вернуться к трезвой жизни и Илья ничего не заметит. А теща даже не узнает. Илья действительно не заметил запоя отца. Он все свое время проводил перед зеркалом, собирая и разбирая башенки из деревянных кубиков с разноцветными буквами и цифрами на гранях.
По прошествии двух недель, после очередного звонка бабушки Ильи, Владимир опомнился. Она потребовала позвать внука к телефону, перестав верить в отговорки зятя о том, что все хорошо и Илюша играет у себя в комнате. Владимир протрезвел моментально. Он понял, что не видел сына несколько дней. В детской он не обнаружил его. Спальня… Да, именно спальня. Он там, перед зеркалом. Любимым зеркалом жены….
Владимир метнулся что было мочи в комнату, попутно борясь со своей координацией. Ослабленный организм отказывался от таких резких и частых движений. Войдя в комнату, он обнаружил мертвое тело сына. Илюша лежал, направив взор в сторону зеркала и сжимая в руке деревянный кубик. Его тело было истощенно и сильно исхудало. Так же, как у его мамы.
Не выдержав горя, и понимая, что, скорее всего его посадят в тюрьму, Владимир одолжил у соседа топорик для разделки мяса. Несколько часов он просидел на кухне, пытаясь придумать слова для предсмертной записки. Но подобрать их так и не получилось. Как оправдать себя за смерть сына?! Наверно, никак….
Уже стоя перед зеркалом и разглядывая сквозь слезы тело сына, Владимир все крепче и крепче сжимал в руке топорик. Он выпил несколько стаканов водки, когда пытался придумать послание для тех, кто его найдет. Сейчас он смотрел на покачивающееся отражение себя в зеркале.
Смутно, где-то в глубине самого зеркала, Владимир увидел падающего человека, схватившегося за грудь. Резко помотав головой, пытаясь очнуться от этого видения, он снова посмотрел на сына и крепко схватил топорик уже двумя руками, направив лезвие себе в лицо. Владимир отвел руки вниз и напряг шею. Его руки, покраснев от напряжения, готовились вонзить блестящий полированный топорик в голову. Словно неумело подсекая попавшуюся на крючок рыбину, он молниеносно вел оружие к цели. Шея резким кивком навстречу лезвию, усилила удар. Увидев в отражении сына, играющего в кубики, Владимир упал на колени, а затем повалился на пол.
О других смертях Анатолий Сергеевич читать не стал. Решил отложить их на потом. Зеркало уже достаточно его впечатлило. Писатель надеялся проникнуться страхом к этой старой вещице. В его кабинете оно заняло значительное место напротив рабочего стола. Наполнив большую кружку свежесваренным кофе, Анатолий Злобный уселся за стол. Справа кружка кофе, стопка чистых листов и стакан с ручками и карандашами. Слева ноутбук и принтер. Перед ним «зловещее» зеркало. Все на месте. Можно начинать.
Что ж… Я пока не знаю о чем писать. Возможно, это огромное зеркало мне поможет. Чувствую сильную энергию, исходящую от него. Рекомендация писать на бумаге свои мысли, а затем и рассказ мне нравится. Думаю, новый предмет и эта практика помогут мне выйти на былой уровень. Нет! Я и не терял уровня! Думаю, это все происки конкурентов. Критики… Они сами ничего не могут, вот и критикуют! Я хорош, как и был ранее! У меня есть читатели, и даже фанаты! Просто нужно перезагрузить свое творчество. Да! Вот подходящее слово! Перезагрузка! И никакой я не Оман!
Это зеркало… Оно действительно меня пугает….
Чтобы читателю было страшно, автор должен писать свой рассказ, испытывая то же чувство. Так рассуждал Анатолий. Правда, он не понимал, что его страх темноты и страх читателя перед двухметровым человеком с ножом для рубки мяса это не одно и то же. Хотя, в его методе все же что-то есть. Он, боясь темноты, часто спускался в подвал и играл со своим страхом. Анатолий Сергеевич мастерски понимал тот момент, когда страх начинает уходить, и он начинает привыкать к обстановке. Не дожидаясь этого, он бежал в свой кабинет и начинал писать, порой, даже роняя со лба капли пота на стол. Едва отдышавшись, он печатал слово за словом, превращая их в абзацы, а затем и в главы.
Я смотрю в него и продолжаю писать. Я не могу оторвать ручку от бумаги. Моя рука требует мысли, ей нужно что-то выводить. Я не могу остановиться. Это зеркало меня пугает. По-настоящему пугает! Я доволен! Я вдохновлен! Оно работает!
Огромное, с винтажной рамой… Или нет… Я не разбираюсь на самом деле! Рама старая и жуткая. Возможно, когда-то она была золотой… Определенно, была. Я вижу в глубине витиеватых узоров небольшие кусочки позолоты. Время сильно поработало над этой штуковиной. Возможно, это зеркало не раз отмывали от крови. Она могла остаться в этих безумно красивых, переплетенных между собой, линиях узора. Грязь и плесень, гордо восседающие тонким паровозиком вдоль места соприкосновения рамы с зеркальным полотном, только добавляют антуража и нагоняют необходимой жути. Будто-то сама смерть писала этой грязью историю человеческих трагедий. Думаю, сейчас мой черед. Я отберу на время у старухи с косой перо и напишу свою историю. Она потрясет мир… Я чувствую, что не встану с кресла пока не допишу свой новый роман. Чувствую силы на это, хотя понимаю, что это невозможно.
Анатолий взял кружку в руку и немного отпил из нее. Уже холодный кофе прошел через его горло. Желудок заурчал. Оказалось, что Анатолий просидел несколько часов, не переставая записывать свои мысли на бумагу. Осознав это, он почувствовал боль в руке и не смог ее разжать. Словно клешней держа ручку, он выводил буквы, формируя из них слова. Жалуясь листу бумаги на боль в руке, голод и затекшие ноги он продолжал писать.
Я не могу встать… Не знаю, что происходит! Я пытаюсь разжать руку и вытащить из нее ручку. Ничего не выходит. Рука болит все сильнее и сильнее. Очень хочу есть. Хоть кофе есть… Но он крепкий… У меня… О боги! У меня даже не получается осмотреть свой кабинет! Как это возможно?! Единственное место, куда я могу смотреть помимо листа бумаги – это чертово зеркало!
Оно меня убивает? Как? Хочет, чтобы я писал, пока не умру? Или… Или оно хочет, чтобы я следовал своему желанию не вставать, пока не допишу роман?! Так это была метафора! Нет! Так не может быть. Я просто остановлюсь, и не буду писать!
Анатолий попытался прекратить вести описание своих действий, но вместо этого, описав тщетность первой попытки, отложил исписанный лист в сторону и взял из стопки новый.
Нужно прекратить мыслить. Нет мыслей – нет слов – нет текста. Молчу… Молчу… Молчу… А-а-а-а-а! Это так не работает. Нужно полностью отключиться! Попробую закрыть глаза… Мои зрачки двигаются под веками и мешают мне сосредоточиться (написано корявее предыдущих предложений). Черт! Черт!!! Не выходит. Я снова открыл глаза! Нужно выключиться. Придумал! Я придумал….
За окном уже давно властвовала ночь, лишив улицы последнего солнечного лучика. Многие люди улеглись спать. Бодрствовали лишь так называемые совы, да ночные работники. Несколько раз ухнула сова (та сова, которая птица), сидящая на ели за окном. А, тем временем, Анатолий Злобный продолжал что-то писать сидя в темноте.
… Черный фон, черный фон, черный фон… Темнота… Тьма… Работает? Черт! Нет! Да как мне перестать думать?! Я очень хочу есть… Я устал. Моя рука разрывается от боли. Я не чувствую кисть. Я хочу спать, но я не хочу… Точнее не могу. Привык к темноте… Не сплю. От этого мне мерещится всякое. Ведь мерещится?! Я вижу в зеркале какую-то статуэтку… Это же Ника! Богиня Ника. Но как я ее вижу? У меня такой никогда не было… Я в бреду… Я, определенно, сошел с ума. Кажется, я засыпаю….
Анатолий действительно задремал, но его рука продолжила самостоятельно выводить слова. Спал он беспокойно. Сидя и, по воле судьбы (или еще чего), продолжая писать, он напоминал импульсивного молодого поэта. Злобный нервно дергался, поигрывая плечами, словно только что нашел долгожданную рифму. Спал, продолжая писать….
— Вы кто? — испуганно спросил я.
Ответа не последовало. Возле меня на краешке стола сидит мужчина. Сидит ко мне спиной. Не шевелится.
— Вы кто? — повторяю я увереннее. Как-никак я же у себя дома!
Он повернул голову, словно прислушиваясь ко мне.
— Кто вы??? — громко, выделяя каждое слово, говорю ему.
Незнакомец повернул голову сильнее. О боги! У него из головы что-то торчит! Это топор? Да, это маленький топорик! Кричу, но не могу уйти, не могу убежать! Он приближается ко мне. Еще чуть и он будет близко… Он смотрит на меня не сводя глаз… Как он смог подойти так близко, ведь между нами стол?
Писатель проснулся. Перед ним никого не было. Мужчина с топориком в голове пропал.
Где он? Куда он исчез? А был ли он вообще?!
В подобном голодном и бессильном состоянии сны отличаются особенной объемностью и невероятным сходством с реальностью, несмотря на их очевидную бредовость. И уж точно эти сны надолго остаются в памяти.
Спал? Или не спал я? Как понять? Я вижу на листе, что там есть этот человек. Но был ли он или я пишу даже о своих снах? Похоже, я свихнулся….
Уже светает… У меня даже нет сил держать ровно голову. Постоянно клюю ею и едва не уронил на стол. Больно бы ударился… Думаю еще несколько часов продержусь….
Важно: теперь я ставлю слово-метку «важно» перед началом… Началом чего? Перед более-менее важным текстом. Текстом, который будет интересен читателю. Не хочу, чтобы кто-то читал просто поток моих мыслей, небрежно перенесенных на бумагу. Очевидно, я умру здесь, если меня никто не спасет. А спасать одинокого интроверта некому. Надеюсь, эти записки превратятся в шедевр жанра триллер и принесут мне посмертное признание и славу. Может, даже снимут фильм….
Важно: это зеркало проклято. Что-то с ним не так. Оно на меня воздействует. На меня и мое окружение. Стопка с чистыми листами бумаги не пустеет, чернила в ручке не заканчиваются. Лишь башня с уже исписанной бумагой исправно меняется, постепенно подрастая, конечно же, не без моего участия. Я в ловушке.
Важно: у меня уже нет сил даже на вразумительные мысли. Снова светает. Да, за ночь у меня ничего дельного записать не удалось. Мозоли на пальцах уже давно лопнули. Приходится пачкать бумагу кровью и гноем. Но чернила хороши!!! Даже сквозь пятна крови понятно, что пишу.
Несколько раз пытался достать ручку, чтобы писать правой рукой. Тщетно!
Анатолий потянулся к кружке, но вспомнил, что та уже давно пуста. Он хрипнул от злости. В горле пересохло. Кричать и звать на помощь он уже не мог. Да и рядом вряд ли есть люди. Неспроста же он переехал в такую глушь. Хорошему писателю нужна правильная обстановка. Лес, лесной воздух, тишина и одиночество.
Важно: я видел в зеркале ребенка, складывающего кубики. Он пытался со мной говорить. Я не спятил! Я знаю, что говорил он со мной. Я ЭТО ЗНАЮ! Но я не понял ничего. Возможно, уже не в состоянии. Да и мальчик слишком мал, чтобы что-то понятное мне донести. Был бы постарше….
Важно: я уже не понимаю, как течет время. Мне кажется, что я вижу кость, в том месте, где держу ручку… Мои щеки, словно прилипли к зубам. Знаете, на что это похоже? Будто вы пьете воду из пластиковой бутылки, а она сужается, потому что воздух в нее не поступает. Вы просто не даете пройти воздуху, присосавшись к горлышку. Таким образом, бутылка становиться уже и меньше. Вот то же самое происходит с моими щеками. Только во рту и меня нет воды… А так хочется пить! Боги! Как же я хочу воды!
Важно: уверен, я готов умирать. Больше нет сил, терпеть это все. Да я и не терплю! А может… Может, я уже умер? Я умер и попал в ад? Это многое бы объяснило. Похоже, так оно и есть… Чертово зеркало и меня угробило… Может, меня так же убили напротив него? Но, как же… За что же мне попадать в ад?!
Важно: наступило словно озарение. Я чувствую приток сил. Разум стал тверже и трезвее. Что случилось? Неужели я выкарабкиваюсь из этой наистраннейшей ситуации? Пора, уже давно пора! Столько всего случилось! Чего только я не увидел в отражении этого зеркала! Хорошо, отчасти, что я не записал это толком. Было сложно. Но зато теперь, я смогу сам написать бестселлер о своем приключении за письменным столом. Напишу об этом жутком и полном тайн зеркале. Но избавлюсь от него в первую же очередь! Я не знаю, в чем его сила. Может, оно является неким порталом в ад? Может, ад все же есть? А значит, есть и рай?!
Мне действительно стало легче. Нет, мне по-прежнему больно. Я голоден и, вот-вот умру от обезвоживания… Но мой рассудок цел. Зеркало меня отпускает. Я это чувствую. Я… Я могу смотреть куда-то кроме листа бумаги и зеркала! О боги! Думаю, я свободен!
Я слышу приглушенный шум шагов. Кто-то идет к моему кабинету. Вот, значит, в чем дело. Смотрю на открытую деревянную дверь, покрытую черным, местами потрескавшимся, лаком. Я смог оторвать взгляд от чертового зеркала!
Жду, когда в дверном проеме появится мой спаситель. Жду, как солнце осветит героя со спины ровно в тот момент, когда он остановится, чтобы меня оглядеть и выждать интригу. Я сам жажду этого момента! Хочу угадать по очертанию спасителя, а затем, убедиться в своей правоте или радостно разочароваться в своей ошибке. Да, именно радостно разочароваться! Писатель-ужаст умеет играть в каламбур!
Я так много уже написал, а спасителя все нет. Он словно ищет меня. Я слышу шаги. Я их слышу! Где же он?! Неужели он уйдет?!
— Эй! — хрипло, и едва слышно Анатолий обратился к источнику шагов, вызвав сильную боль в горле.
Он попытался привлечь внимание, создав шум, но сил не хватило даже дотянуться до кружки. Несчастный и беспомощный писатель нежно, словно любя провел пальцами по кружке, но взять ее или толкнуть так и не смог.
— Толя! — его жалкие попытки прервал ласковый женский голос.
Голос матери. У двери стояла женщина, одетая в белый деловой костюм с женским галстуком мятного цвета.
Это моя мама! Мама! Она же умерла десять лет назад! Мама….
— Толя, — снова позвала мама. — Я пришла за тобой. Нам пора, сынок.
— Нет! — Анатолий тяжело прошептал и неуклюже обозначил мотание головой.
— Не противься! Нам пора, любимый мой сын!
Я не хочу, но она зовет… Больше нет сил… Не буду сопротивляться… Могу сказать одно: быть бестселлеру! Жаль, что не под моим авторством… Но, черт возьми, быть посмертному бестселлеру! А мне не быть… Прощайте друзья! Я буду скучать, если вообще буду там, куда ухожу! Понимайте это как хотите! Всего доброго и чао!
