Промозглое ноябрьское утро не предвещало ничего хорошего. Я стояла в ожидании на пустом, забытом всеми перроне, окутанном непроглядным туманом, погружённая в свои невесёлые мысли... А чему тут радоваться. Угораздило же меня устроиться на работу в эту тьмутаракань, куда добраться можно только на электричке, которая идёт только в семь утра и пять вечера. И откуда она взялась на мою голову, эта новая директриса... Встанет вечно у входа, на часы смотрит... Каждый раз, будто партизан бежишь, чтобы не попасться ей на глаза. А иначе опоздаешь на электричку и придётся пилить полчаса пешком, а после еще ехать на разваливающейся маршрутке полтора часа... Лёшка, гад, опять напился, за Маришкино обучение платить скоро, где денег взять... Я тяжело вздохнула и прикрыла на мгновение никак не желающие разлипаться веки. Вдали послышался протяжный гудок приближающегося поезда, укрытого плотной туманной пеленой. Наконец, прорезая сероватую дымку, появилась электричка.
Открылись двери и я, привычно вошла внутрь и села на неудобное, жесткую деревянную скамью.
«Надо же, думала такие вагоны уже не ходят»,– подумала я и взглянула на часы. Шесть пятьдесят пять. В голове промелькнуло: «Странно, что-то он сегодня раньше прибыл»... Внутри оказалось холоднее, чем на улице. В не отопленном вагоне стояла странная давящая тишина. Я заглянула в проход между широкими деревянными скамьями. Кондуктора не было видно...
Немногочисленные пассажиры дремали на своих местах. Какая-то старушка, сидящая напротив меня, улыбалась. Глаза её были прикрыты. Она спала, по-детски подложив сухонькую ладошку под бледную, морщинистую щёку. Поезд дернулся и двинулся дальше, мерно постукивая колесами. Я глянула в окно. Ненасытный туман заглотил привычный пейзаж. Пропало все – дома с разноцветными крышами, участки частников, огороженные высокими заборами, холмы с пожухшей травой и глубокую балку с высокими деревьями... За окном клубилась лишь тёмно серая дымка. Старушка открыла глаза и воззрилась на меня удивлённо.
- А ты, дочка, когда села то?
- На Садовой, а что?
- Ничего. Так...
- А Вы так во сне улыбались...
- Мои снились. У меня ведь там дочка, внуки... Скучаю по ним... А я вот тут... Давно уже... Меня баба Нюра звать. Анна, значится. А тебя?
- Лена, – машинально ответила я,- в смысле, давно?
- А сейчас какой год?
- Две тысячи двадцать третий,- удивлённо ответила я, почувствовав, что с бабулькой что-то не так,– а вы куда едете?
- Так никуда, милая. Так вот уж, почитай, с восемьдесят второго катаюсь...
- Не поняла? Вам жить негде?
- Да ты че, милая, у меня такой домок хороший. Был... Знаешь может, на Вишнёвой улице. Дом десять. Муж мой строил, Иван Василич Бурков... А какая там благодать. У меня палисадник летом, ну весь в цветах,– она вытерла повлажневшие глаза,– дочка, Лена и внуки – Марина и Максимка, маленький ещё. Со мной жили... Ваня то мой помер первый... А я уж после... Через пять лет...
Я невольно отшатнулась от неё...
- Господи...
Бабушка сдвинула брови и молча протянув ко мне костлявую руку, тронула мою ладонь. Я от неожиданности одернула свою - её рука была холодна, как лёд.
Она пошамкала губами и прошептала, наклонившись ко мне ближе: « Ты что ли, живая?»
- А какая же? Вы чего говорите то?
- А ты глянь вокруг то.
- И что?
- Мы тут все... Вот... Едем и едем. Кто сколько. Иногда некоторым разрешают сойти... И ты, раз сюда попала, значит тоже... А я вот давно тут. Пробовала не раз выйти. Только всё одно через секунду снова внутри оказывалась... Пока не простят. Или не отмолят. Грешная я, дочка... На работе в должности была. Людей обижала... Как лучше хотела. Своим, дочке, чтобы не хуже других... Эх... Да много чего... И дочка на меня обижалась... Долго рассказывать. Как-нибудь расскажу... А знаешь, так охота булочку, помнишь, такие по пять копеек, веснушки называются... Да... Сейчас бы с молочком...
Она облизнула сухие губы и снова прикрыла глаза...
Я беспомощно начала озираться. Жжёт бабанька. Совсем, у бедной крышечку снесло, по всему видно.
- Вы извините, я пойду, кондуктора поищу.
- Так нету тут.
Я встала и пошла по вагону. Стало немного не по себе. Здесь было тихо и как то безжизненно, что ли. Женщина лет сорока, с причёской каре взглянула на меня из под низкой чёлки и тоже почему-то удивлённо спросила: «Вы новенькая?»
- Простите?
- Новенькая, говорю?
Я пожала плечами и прошла до самого тамбура. Там стоял мужчина и грустно всматривался в окно.
- Эх... Многое бы отдал, чтобы закурить. А у Вас нет сигаретки?
- Нет. Я не курю.
- Жаль.
- А Вы кондуктора не видели?
- Что Вы. Тут нет кондукторов, – с горечью в голове проговорил он,– тут не нужны они... Какая-то вы,– он с интересом вглядывался в моё лицо,– живая?
- Господи, тут чего, поезд сумасшедших что ли!
- Скорее грешников, ожидающих своей участи...
Истошно завопил гудок паровоза.
- О, кто то новый, или сходить кому-то.
- Хоть бы станции объявляли, не видно ничего. Почему он молчит...
- Так не надо это никому.
- Да, что такое то, куда я попала...
Вдруг, поезд дёрнулся, протяжно зашипел и остановился. Двери плавно разъехались в стороны и меня, будто неведомой силой вытолкнуло на затуманенный перрон. Я шмякнулась прямо на четвереньки. Двери закрылись и поезд тронулся. Встала, потёрла ушибленную коленку, на миг прикрыв глаза. Повернулась. Темнеющие полосы рельс уходят в непроглядный туман. Неподалёку проглядывается здание станции Садовая... Я дома... Вдруг появилось то, чего мне не хватало всё это время – звуки. Я услышала, как шуршат колеса машин неподалёку, на дороге. Вот хлопнула дверца подъехавшей к остановке маршрутки, каркнула ворона. Через мгновение зловещий туман стал отступать, возвращая и меня в реальную жизнь...
Я побежала домой, терзаемая одной лишь мыслью, а вдруг и я... И со мной... Вдруг я умерла?...
На остановке стояли люди.
- Лен, привет. Чё эт ты так бежишь, забыла чего?
- Забыла... Надо... Домой...
Не говорить же, в самом деле,что со мной случилось... Видят. Значит живая...
Удивлённая дочка смотрела на меня сонными глазами.
- Мам, а ты чего вернулась?
Я подбежала к дочери, обняла её, тёплую, ещё сонную.
- Да что случилось то?
- Ничего. Хорошо как... Я живая, живая, дочь...
- Ну ты, ма, даёшь. Забыла то чего? Телефон?
В открытую форточку донёсся протяжный гудок и знакомый грохот подъезжающей электрички...
- Ну вот, опоздала на электричку.
- Ничего. Я на маршрутке доеду...
Я боялась рассказывать об этом моём происшествии. Ещё сочтут за сумасшедшую... Но мысли о том поезде не давали покоя. Что это было? Я это видела? Или я на мгновение потеряла сознание и мне это всё привиделось?
А потом я вспомнила слова старушки. И поехала. На Вишнёвую, дом десять. Набравшись смелости, я нажала на звонок около железной калитки. Вышел молодой мужчина.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте. Вам кого?
- Скажите, здесь жили когда то Бурковы Иван Васильевич и Анна?
- Это моя бабушка.
- А как зовут вашу маму, не Лена случайно?
- Да,- кивнул он головой,– а в чём собственно дело?
- А Вы Максим?
- Да.
- Так что Вы...
- Вам от бабушки привет. Она по вам скучает. И хочет веснушек с молоком...
Парень удивлённо воззрился на меня, потом покачал головой и захлопнул передо мной калитку.
Я развернулась и зашагала восвояси... Через минуту меня догнала грузная женщина в ситцевом халате и накинутой на плечи замшевой куртке.
- Погодите, женщина...
Я остановилась.
- Вы Лена?
- Да. Сын сказал... Мама и правда очень любила эти булочки. А Вы её знали?
- Я познакомилась с ней недавно.
Та отшатнулась от меня и отступила назад.
- Не верите? А вот послушайте...
Я выложила её свою странную историю.
- Хотите верьте, хотите – нет. Но теперь я уверена, что это было наяву. Вот так...
- Верю... И... Спасибо Вам...
- За что?
- Много лет прошло. Поминаем всё реже. На кладбище только на пасху ходим. А надо...
- Надо... Очень надо... Вы простите её...
- За что?
- Она сказала, что обидела Вас...
- Я... Прощаю... Простила...
В этот же день, где-то далеко-далеко, среди густого тумана, на деревянной лавочке, в стылом вагоне сидит довольная старушка и с аппетитом жуёт булку–веснушку и запивает прямо из бутылки вкусным, парным молоком... Поев, она встаёт и движется, покачиваясь под стук колёс к выходу. Дверь открывается. Баба Нюра оглядывается: « Ну, прощайте, товарищи, пора мне»... И выходит на пустой перрон, где её ждёт другая, лучшая жизнь в домике с цветным палисадником и её улыбающийся дед, Иван Василич...
А я на поезда теперь и смотреть боюсь. Ни-ни, на маршрутке езжу. И работу поближе нашла...
Дорогие мои, делюсь последними моими рассказами. Думаю, видели их далеко не все. Простите, что пишу реже. Нет никакого стимула, только отписывают активных читателей, показов нет от слова совсем. Набираемся терпения, ждем перемен, мои хорошие!