Сегодня мы поговорим с вами о музыке и скорости, о внимании и нетерпении - явлениях, казалось бы, полярных, «как лед и пламень», и все-таки возможных, более того, желательных в одном носителе - человеке. Юные герои замечательной писательницы Нины Дашевской именно таковы: быстры как ветер, однако способны остановиться, вглядеться и вслушаться. Это - сегодняшние дети и это - сегодняшние герои, успевающие играть в электронные игры и читать не только сетевые посты, слушать классику и рок, а главное - обгонять ветер на велосипедах и самокатах, замечая при этом смену времен года во всех тонкостях городского пейзажа, успевая помочь ближним и дальним, чувствуя чужую боль и обиду, как свою…
- Таких людей не бывает! – усомнится кто-то.
Что ж, возможно. Зато бывают такие писатели, бывают такие книги. Почему рыцарство без страха и упрека толкиновского Арагорна или Сэма Гэмджи не вызывает у нас сомнения, а к поступкам высокого благородства, совершаемым мальчишками и девчонками Нины Дашевской, мы пытаемся высказать недоверие? Ведь и те, и другие - литературные герои. И что ж, что одни - это фантастика и вообще давние дела, а другие - вот они, живут в соседнем подъезде. Да ведь в этом же все и дело - что в соседнем подъезде, что живые, что такие же, как мы!..
Читатель мой, вся художественная литература, со всеми ее Раскольниковыми, Безуховыми и Обломовыми - в каком-то смысле фантастика, но эта фантастика рассказывает нам о нас самих полнее и лучше, чем что-либо или кто-либо другой, а нередко и задает образцы, которым хочется соответствовать. Кто, например, в детстве не мечтал быть д’Артаньяном, кто не примеривал самого себя к изумительным героям сказок Сергея Козлова - Ежику и Медвежонку? Да и в самом деле, если вдуматься, каждый из нас по-своему Ежик или Медвежонок.
Между прочим, неплохо бы примерить к ним и героев Нины Дашевской. Вот, к примеру, Игнат Волков, которого до поры все, даже учителя, почему-то зовут Зайцевым (и впрямь, почему?) - герой великолепной, читающейся в один присест и с той же страстью перечитывающейся многими повести «Я не тормоз»… Кто он? Конечно, Медвежонок… В котором, пожалуй, дремлет Ежик, а порой даже и скажет вдруг что-нибудь в рифму. А Севка - Себастьян Воробьев из повести «Вилли»? Ежик?.. Скорее, Ежик, который хотел бы быть Медвежонком. Но Игнат - именно Медвежонок, веселый, неугомонный, не представляющий себя не на коне, то бишь на самокате, обожающий своего младшего братишку, склонный, как и всякий подросток, влюбляться, но сильнее всего мечтающий о настоящем друге. А Севка - именно Ёжик, о друзьях не просто мечтающий, но и ревнующий их друг к другу. Севка тоже любит, конечно, погонять на велосипеде, тем более что ему достался не просто велосипед, а говорящий Вилли, но прежде всего он любит (и умеет) смотреть и слушать, любит размышлять об увиденном, как бы проникать в суть вещей.
А что это такое - суть вещей? Быть может, это и есть самая главная тайная тема книг Нины Дашевской, об этом-то они, населенные такими замечательными, оригинальными и в то же время очень на нас похожими героями, и написаны. Почему я сказал, что тема Дашевской не только главная, но и тайная? Да потому, что суть любой вещи - всегда тайна, даже когда она давно открыта. Но ни суть жизни, ни суть человека, ни суть литературы не открыты и всегда останутся тайной. Как суть музыки, всего-то и состоящей из нескольких нот...
Именно музыка и подчеркивает и раскрывает тайны бытия, пожалуй, лучше всех других искусств, только делает это столь же таинственно и… как бы не для всех. Сказано было: имеющий уши да услышит.
Ни я, ни мы, ни Нина Дашевская, ни сам Иоганн Себастьян Бах, ни даже откровения Нового Завета сокровенных тайн Бытия раскрыть не могут и не пытаются, иначе само Бытие завершится, а кому это надо? Просто мыслители и художники, композиторы и писатели идут вперед и нас ведут за собой. Потому что смысл жизни, насколько его вообще можно почувствовать (а цель искусства - именно чувствовать или вопрошать, но не отвечать, что блестяще сформулировал еще Герцен, сказав: «Мы не врачи, мы боль»), в том и заключается, чтобы искать выход, чтобы идти вперед, чего бы вам это ни стоило. Как горящий в гриппозном жару мальчик-музыкант по имени Кит - герой рассказа «Пространственный кретинизм», блуждающий по родному городу в поисках родного дома. Или как маленькая музыкантша Соня, по прозвищу Сенька, и ее одноклассник из новеллы «Панкратьев». Или как юный музыкант Аркашка из рассказа «Дублин и море».
Нина Дашевская - профессиональный музыкант, родом из Твери, имеет корневые связи с Украиной и Грузией, и эти, если не напевы, то ноты отчетливо чувствуются в ее очень русской, очень интеллигентной, музыкальной, тонкой психологической прозе, чрезвычайно близкой к поэзии, почти пограничной с ней, но не ритмизованной, а, скорее, мелодичной, временами вихревой, с легкостью, подобно музыкальному ветру, меняющей и направление, и ритм, и тональность. При этом проза Дашевской остается именно прозой, именно дашевской прозой - узнаваемой, яркой, современной и очень-очень культурной. А это, согласитесь, дорогого стоит и встречается теперь не сказать, чтоб часто. А если быть предельно честным - мне проза такого качества, такого уровня, такой оригинальности и такой культуры в современной отечественной детской литературе встречалась, может быть, один-два раза.
Читайте, летите вперед быстрее ветра, но не забывайте остановиться и оглянуться на пройденный путь: быть может, позади остались нераскрытые тайны бытия.
***
Книжка рассказов «Второй» и повесть «День числа Пи», хронологически следующие за первыми ее повестями и рассказами, ярко свидетельствуют о творческом росте Нины Дашевской.
Тонкий психолог, в новеллах сборника «Второй» писательница продолжает пополнять галерею портретов сегодняшних подростков, предлагая нам полнокровные облики не только юных музыкантов, да и не только детей сегодняшних. Так, мальчик Доминик Штрохольм, сын канатоходца, живущий в каком-то отчетливо буржуазном и при этом вполне литературном приморском европейском городке, как бы рифмующемся с городом, например, «Трех толстяков», совершает подвиг, который в литературе известен с незапамятных времен, но по-прежнему актуален и трогателен. А потому, многократно прочитанный, он, тем не менее, каждый раз захватывает читательское внимание и навсегда запоминается. Нужно только его хорошо написать, по-своему, что значит - по-новому, иначе, чем о нем рассказывали предшественники, написать, под стать, скажем, Олеше или Андерсену.
Думаю, что подвиг Доминика, спасшего город от наводнения, вряд ли ускользнет из памяти тех, кто прочитает рассказ Дашевской, потому что показан он писательницей как бы с двух сторон - извне и изнутри, то есть стереоскопично - глазами зрителя и сердцем героя.
Я уже старый человек, многое читавший, многое запомнивший, но многое и забывший. Так вот, рассказ «Канатоходец» захватил меня не только потому, что история, в нем поведанная, хороша сама по себе, но еще и потому, что она о многом заставляет вспомнить. Я намекнул лишь кое о чем, чтобы вы сами открыли для себя прочие тропинки ассоциаций. Здесь скажу лишь о том, что от рассказа к рассказу, от книжки к книжке писательница очевидно привлекает все больше и больше читателей, и что особенно замечательно - не только юных, но и взрослых. Это ли не признак подлинного большого таланта?
Именно о взрослом герое рассказывает и для взрослого читателя будет особенно интересна новелла «Кнехт», в которой старый и малый поменялись ролями. Обычно ведь именно взрослый учит юного жизни, а здесь рассказана другая правда о человеке, правда о том, что взрослый может быть раним и нуждаться в поводыре не меньше маленького. Особенно тогда, когда речь идет о людях творческих, ведь в их случае иного смысла жизни, нежели творчество, быть не может, а муза - барышня капризная, сегодня тебя поманила, а завтра улетела куда-нибудь в Равенну - диктовать Данту страницы «Ада».
Открывает же сборник рассказ «Второй», одновременно как бы продолжающий книжку «Около музыки» и задающий основную тему этого «Новеллино». В нем, а затем и во всех последующих пяти рассказах книжки главной - музыкальной, литературной, этической - темой становится тема «второго», в искусстве и в жизни человека искусства, вероятно, самая трудная, а может быть, и самая главная. Легко ли быть вторым? Как им быть? И еще того острее вопрос: надо ли быть вторым?..
Речь в рассказе идет о подростках, учащихся в музыкальных учебных заведениях, где, как вы понимаете, есть первые, вторые и все остальные. Можно и обострить ситуацию: есть первый - и все прочие. Вот обо всех прочих, о вторых и рассказывает Нина Дашевская взрослым и детям в своей книжке. И рассказывает так честно и талантливо, что, единожды прочитав, забыть лучшие ее новеллы уже не сможешь. А, пожалуй, и заснуть сразу не сумеешь. И это тоже черта большого писателя.
Все главные темы рассказов сводятся писательницей в единую сеть в повести «День числа Пи», рассказывающей тоже о первых и вторых, тоже очень правдиво и, я бы сказал, изысканно, поскольку эта вещь Дашевской сделана как вариация на тему пушкинского «Моцарта и Сальери».
В первой ее части повествование ведется от лица «Моцарта» - мальчишки странного, гениального математика, в котором пробуждается композитор. Пробудится ли? - вопрос. Другой вопрос: может ли быть математик композитором, ведь пушкинское «поверить алгеброй гармонию», кажется, давно и навсегда ответило на этот вопрос отрицательно. Так что ж, не прав Пушкин? Лёва Иноземцев - Моцарт из повести Дашевской убеждает читателя: не прав. Только вот воистину ли он - Моцарт?
А может, истинный Моцарт - это как раз «второй», виолончелист и одноклассник Лёвы Кирилл Комлев, тот, которого Лёва, а с ним и читатель поначалу представляет себе в роли Сальери? Да и убийство, которого не будет и о котором во второй части книги расскажет именно Кирилл, совершает в повести как раз тот, кого мы сначала принимаем за Моцарта.
Нет, никто никого не убьет, как никто никого не убивал в реальности: Сальери это было просто не нужно, Моцарт - сама радость жизни, какое там убийство!.. Даже из ревности, даже из-за девушки, из-за любви…
Вот, может быть, к чему и приводит своих Моцарта и Сальери, первого и второго Нина Дашевская. К Моцарту, к радости жизни, к тому, что никто не поймет первого лучше, чем второй, как никто не окажется второму ближе первого, ибо они - отражения друг друга в зеркале любви и соперничества. Впрочем, не надо забывать и про само «зеркало». Оно-то - она, девушка Соня! - быть может, понимает каждого из них как никто другой. Глубже даже, чем взрослые, которые ведь и сами делятся на первых и вторых, тоже соперничают, мучаются и отражаются друг в друге. И в тех, кто идет им на смену.
«День числа Пи» - глубокая и, по сути, сложная книга. Она очень легко читается, но гораздо сложнее перечитывается, потому что содержит в себе не только множество литературных ассоциаций, но, главное, многоступенчатую смысловую нагрузку, раскрывающуюся неспешно, как это и должно быть в жанре музыкальных вариаций, разворачивающих тему во всех ее мыслимых ипостасях.
Ровно так же раскрывается и писательский дар Нины Дашевской - неспешно и подробно. Читать ее книги - удовольствие. И труд души и ума, потому что ей всегда - в каждом рассказе, не говоря уж о повестях, - есть не только что рассказать, но и что сказать. Последнее встречается в литературе гораздо реже. И Нина Дашевская поистине писатель редкого таланта и редкой искренности. А ведь она еще и профессиональный музыкант. И, конечно, поэт. Потому к редкому таланту и редкой искренности прибавляется в ее книгах еще и редкая музыкальность. А такое триединство в сегодняшней словесности - случай исключительный.
© Виктор Распопин
Иллюстративный материал из общедоступных сетевых ресурсов,
не содержащих указаний на ограничение для их заимствования.
