Первая часть здесь.
Вторая часть здесь.
После снятия Маленкова власть оказалась сконцентрирована в руках у Хрущева. При этом важно, что он продолжал и даже усиливал отдельные аспекты политики Маленкова, им же и раскритикованной.
Так кто же такой Хрущев по взглядам. Сейчас Хрущева часто любят называть троцкистом, что исторически неправильно и скорее напоминает ритуальное проклятье, чем реальную оценку. Политика Хрущева в основном носила характер правого уклона, на что указывали как критики СССР снаружи, такие, как Мао Цзедун, так и изнутри.
Более того, у нас есть достаточно обоснованное свидетельство главного противника Хрущева внутри страны, а именно Молотова. Он характеризует Хрущева таким образом: «Правая опасность была главной в то время. И очень многие правые не знают, что они правые, и не хотят быть правыми. Троцкисты, те крикуны: «Не выдержим! Нас победят!» Они, так сказать, себя выдали. А эти кулацкие защитники, эти глубже сидят. И они осторожнее. И у них сочувствующих кругом очень много – крестьянская, мещанская масса…», «Хрущёв мог бы стать бухаринцем, а пошёл в другую сторону, потому что нельзя. Хрущёв по существу был бухаринец, но при Сталине он не был бухаринцем…».
Это очень важный момент, который показывает, что один и тот же человек в различных условиях может проявлять себя абсолютно по-разному. Хрущев был подхвачен общей волной построения социализма и неплохо приспособился к работе в этих условиях. Разгром правой оппозиции привел к тому, что все её потенциальные сторонники убеждали себя, что «не очень-то и хотелось». Однако в новых условиях путь, который предлагали правые, казался очень соблазнительным, ведь он был проще.
И мы опять возвращаемся к вопросу, откуда же брался пресловутый правый уклон?
Следует отметить крестьянский характер СССР, который давал о себе знать. Мелкобуржуазное море все время грозило затопить немногочисленную прослойку рабочих. Сам Ленин вынужден был признавать, что к концу 1920 г. крестьянская стихия по настроению стала оборачиваться против большевиков, и пришлось идти на серьезнейший компромисс, вводя НЭП. После с деревней приходилось взаимодействовать с большой осторожностью, и именно здесь проявляется разница в левом и правом уклонах. Троцкисты метались, крича, что крестьянская стихия мелкобуржуазная, она сожрет рабочий класс, нужно что-нибудь срочно сделать, желательно быстрое и радикальное, то ли революцию в Европе, то ли наступление на кулака. Правые, напротив, говорили, что крестьянин - вернейший союзник советской власти, никаких противоречий нет, и все пойдет само «мирком да ладком». Для них характерно было выдавать нужду за добродетель, продлевая НЭП на неопределенное время. Бухарин же выдвигал прожекты по «врастанию кулака в социализм».
На все эти уклоны был найден единственно возможный ответ в виде коллективизации сельского хозяйства, который подорвал экономические силы кулачества и упорядочил крестьянскую стихию. При этом правительство шло на определенные уступки крестьянской массе, например, в области семейно-брачных отношений свобода 20-х к середине 30-х сменилась консервативным поворотом отнюдь не из-за личного предпочтения Сталина. Это была уступка крестьянству.
Однако в главном Сталинский курс себя оправдал, деревня встала на путь к социализму. Но, как и в политической борьбе, правая оппозиция не смирилась со своим поражением и ушла в подполье, так и мелкобуржуазное сознание не собиралось сразу сдавать позиции. Сознание деревенского жителя, имевшего приусадебный участок и ведшего торговлю на колхозном рынке, все еще существенно отличалось от сознания городского рабочего.
Молотов в своих беседах с Феликсом Чуевым говорил следующее: «Хрущёв был не случаен. Страна крестьянская, правый уклон силен. И где гарантия, что эти не возьмут верх? Вполне вероятно, что в ближайшее время к власти придут антисталинцы, скорей всего, бухаринцы».
Но, до поры до времени, правые настроения не имели открыто буржуазного характера, их носители вообще зачастую всей душой поддерживали советскую власть и готовы были, при необходимости, снова выступить на её защиту с оружием в руках. Более того, они как раз считали, что предлагают что-то хорошее, облегчают народную жизнь, идут к коммунизму менее затратным путем, не дают полностью отвалиться попутчикам и т.д.
Именно на этом и сыграл Хрущев, обещая, что теперь можно будет жить лучше и проще, не напрягаясь, а отдохнуть.
Не меньшее значение имело и внешнее воздействие. Огромное напряжение войны оставило в народе неизгладимый след, и новой никто не хотел. Особенно серьезные козыри появились у такого подхода, когда стало ясно, что ядерного оружия настолько много, что его применение приведет к необратимым последствиям и уничтожит не только воюющие стороны, но и, возможно, весь мир. Именно здесь проявляется еще одно поле для правого уклона. Пропаганда на все лады подчеркивала миролюбивость СССР, и очень легко было сделать еще пару шагов и стать на позиции мирного сосуществования любой ценой.
Конечно, никто не собирался сдавать позиции во внешней политике или предавать союзников, но все-таки войны боялись, и почли за лучшее объявить, что капитализм и социализм отныне должны соревноваться, в первую очередь, в мирной гонке экономик. Ну а показателем должно было стать личное потребление, ведь количество автомобилей или уровень потребления мяса на человека сравнивать легко.
Нельзя также забывать о размывании партийных кадров, ведь множество подготовленных и активных коммунистов погибло на фронтах, а новые члены партии, зачастую хорошо разбиравшееся в конкретных хозяйственных или военных вопросах, были узкими специалистами, которые не могли рассмотреть проблему целиком.
Не отставала и творческая интеллигенция, воспитанная, с одной стороны, в гуманистических традициях русской классики и марксизма, с другой, все же имевшая особое положение, и начавшая посматривать на простой народ свысока и тянуться к западным образцам культуры, ведь тамошние писатели были не только властителями дум, но и зачастую, крайне богатыми людьми.
И поэтому простые решения правых, когда нужно «к людям помягше и на вопросы смотреть ширше», казались многим вполне логичными.
И здесь нужно снова вернуться к экономике. Выше уже говорилось о крестьянской массе и колхозах, которые сохраняли товарные отношения с государством. Сохранение товарности постепенно становилось бичом плановой экономики, делая выгодным, например, завышение стоимости новой техники. К середине 50-х стала ощущаться такая проблема, как утрата ясной и четкой цели для создания новых планов, так как все непосредственные задачи были решены (обеспечена обороноспособность, страна восстановлена и т.д.). Да и сами методы планирования требовали модернизации, наращивания технической оснащенности плановиков, введения компьютеров и т.д.
Фактически стоял вопрос о том, что нужно создать единую автоматизированную систему управления экономикой. (Об ОГАС есть отдельная статья на канале). Проект академика Глушкова позволил бы решить ряд стоящих перед экономикой проблем и сделать его более гибким. Или, например, сделать шаг к отмене наличных денег, что стало бы первым шагом к их отмене, а на первом этапе позволило бы прижать хвост теневой экономике.
Однако все эти проекты в 50-х гг. еще находились в стадии разработки, да и выглядели откровенно сложными и дорогими. Правый же уклон в русле широковещательного демократизма предлагал децентрализацию управления и передачу хозяйственных полномочий на места: «пусть, мол, люди сами решат, чего хотят производить». Очень простое решение, повторение крестьянской утопии на новом уровне, ведь раньше, например, эсеры мечтали о России, состоящей из моря крестьянских хозяйств, которые будут сами по себе процветать. Ну здесь уже не эсеровщина, а социал-демократия, самоуправление и возможное введении элементов рынка.
Однако экономические реформы проводят люди, и именно в политической борьбе решалось, куда пойдет страна. И ключевым этапом в этой борьбе стал ХХ-й съезд КПСС.
В данной статье мы не будем подробно разбирать и критиковать секретный доклад Хрущева на ХХ-том съезде, иначе придется раздуть статью и пересказать всю историю 30-х годов и Великой Отечественной войны.
Однако короткий разбор все же необходим. Сначала небольшая предыстория. После того как раскритикованный Маленков был снят с должности, отношения Хрущева и Молотова осложняются. Последний, постоянно имеет собственное мнение, не принимает новаций Хрущева ни во внешней политике, ни в сельском хозяйстве. Одновременно начинается работы комиссии Поспелова призванной разобрать ряд дел 30-х гг. Хрущев активно ратует за такую деятельность, ему необходима идеологическая дубинка, которой можно разбить позиции Молотова.
Съезду предшествует напряженная работа в президиуме ЦК КПСС, на заседания которого начинают все чаще звучать темы репрессий и критики Сталина.
Если посмотреть на одно из заседаний, датированное девятым февраля, то можно увидеть следующую картину. На головы членов президиума Хрущев выплескивает выводы Поспеловской комиссии и, обладая всеми козырями, начинает яростно критиковать Сталина. Причем Хрущев среди критиков даже не самый яростный. Некоторые участники после услышанного предлагают отказать умершему вождю народов вообще в какой-либо прогрессивности. Например, член президиума ЦК М.Т. Сабуров на этом заседании высказывается резко против Молотова и критикует Сталина за внешнюю политику, которая была Молотовской вотчиной.
При этом Хрущев изначально в выигрышном положении, все документы у него, и он сам выбирает, что и когда сообщать, все видят лишь то, что он хочет им показать. Более того, он подчёркивает, что сам в репрессиях участия не принимал (что совершенно не так) и бросает обвинения Молотову в том, что он защищает Сталина именно потому, что сам замаран в процессах 30-х гг.
На фоне очень активных и злобных тирад оппонентов Молотов вынужден оправдываться, и выглядит не очень убедительно, вот одна из характерных его цитат: «…по национальному вопросу Сталин — продолжатель дела Ленина. Но 30 лет мы жили под руководством Сталина — индустриализацию провели. После Сталина вышли великой партией. Культ личности, но мы о Ленине говорим, о Марксе говорим.»[1]
Молотов и Каганович в итоге остались изолированными, и предпочли избрать тактику выжидания и внесения правок. Так, они требовали разделять различные периоды деятельности Сталина, например, до и после 1934 г., и указать на то, что он вел, в основном, правильную политику, имел заслуги в борьбе с троцкистами и правыми.
Эти правки даже попали в итоговый текст доклада Хрущева, более того, уже на съезде он сделал следующий вывод: "Бесспорно, что в прошлом Сталин имел большие заслуги перед партией, рабочим классом и перед международным рабочим движением. Вопрос осложняется тем, что все то, о чем говорилось выше, было совершено при Сталине, под его руководством, с его согласия. Причем он был убежден, что это необходимо для защиты интересов трудящихся от происков врагов и нападок империалистического лагеря. Все это рассматривалось им с позиций защиты интересов рабочего класса, интересов трудового народа, интересов победы социализма и коммунизма. Нельзя сказать, что это действия самодура. Он считал, что так нужно делать в интересах партии, трудящихся, в интересах защиты завоеваний революции. В этом - истинная трагедия".
Однако эти правки не изменили общего настроя доклада. Хрущев в длинной речи обвинил Сталина в репрессиях 1937-1938 гг., связав их с поражениями начального периода войны.
Характерно и то, что особым пунктом в докладе шел вопрос о сельском хозяйстве. Хрущев всячески подчеркивал, что Сталин не желал заниматься проблемами колхозов, в то время как он предлагал резко повысить закупочные цены на сельхозпродукцию. Здесь четко видна ориентация Хрущёва на правое крыло партии.
Остается открытым вопрос, почему на съезде противники Хрущева не выступили радикально и последовательно. На это могут пролить свет беседы Молотова с Феликсом Чуевым: «Я думаю, должен дать ответ на этот вопрос нашей партии. Тогда я это очень обдумывал долго, с разных сторон. Не готова была партия к этому. Нас бы просто вышибли. Я надеялся, что, оставаясь в партии, мы понемногу выправим положение. А тогда бы это неожиданно было, если бы мы встали, никто не поддержал бы. Нет, никто. Надо было подготовить немного…».
Каганович в дальнейшем вообще утверждал, что побоялся раскола партии (кстати, угрозы расколом - это характерное оружие правых внутри всех коммунистических и социалистических партий).
Молотов сохранял за собой кресло главы МИД и определенное влияние. Он попытался использовать это для того, чтобы критиковать Хрущева по конкретным вопросам внешней политики, например, по поводу вывода войск из Австрии. Более того, доклад на ХХ-ом Съезде вызвал бурную реакцию в Грузии, и Молотов, видимо, чувствовал, что у него есть возможность подвинуть противника. Хрущев быстро понял, что неуступчивого министра нужно снимать с важного поста главы МИДа, и в итоге Молотов был поставлен министром госконтроля СССР.
Далее была начата подготовка к совнархозной реформе, как раз в духе той самой правой и вроде бы «демократической» политики. Она предполагала ликвидацию отраслевых министерств и замену их территориальными совнархозами, которые фактически дробили единый хозяйственный организм СССР на части. Госплан СССР при этом умалял свое значение, так как множество полномочий передавалось на уровень отдельных совнархозов. Такая политика наткнулась на сопротивление со стороны плановиков.
Казалось, что тактика Молотова себя оправдывает, он выступил с критикой изменений вместе с председателем Госплана Байбаковым. Более того, ряд членов ЦК, которые раньше поддерживали критику культа личности, например, уже упомянутый выше М. Т. Сабуров выступили против Хрущева.
Сторонники Молотова добились внеочередного пленума ЦК, назначив его на 18 июня 1957 г. Против Хрущева выступили семь из одиннадцати членов президиума. По настоянию большинства председателем заседания был избран Н. А. Булганин. Против Хрущева выступили: В. М. Молотов, Г. М. Маленков, К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович, Н. А. Булганин, М. Г. Первухин, М. З. Сабуров.
Они выразили Хрущеву серьезнейшие претензии, потребовали снять его с поста Первого секретаря и далее пересмотреть состав секретариата. Микоян, Кирченко и Суслов активной поддержки своему патрону не оказали. За Хрущева высказались только кандидаты в члены президиума, имевшие лишь совещательный голос — Л. И. Брежнев, Г. К. Жуков, Н. А. Мухитдинов, Е. А. Фурцева, Н. М. Шверник. Шепилов занял особую позицию, и сначала поддержал Хрущева, а затем перешел на сторону его противников.
Однако решающей оказалась позиция Жукова и главы КГБ Серова. Они обеспечили доставку в Москву всех членов ЦК и организовали новое срочное заседание, где большинство уже было за Хрущевым. Далее началось заседание, на котором под огнем оказались уже Молотов и его сторонники.
В чем же были претензии, которые выдвинула «антипартийная группа»? Стенограмма заседания не велась и о том какие претензии были предъявлены можно судить лишь по позднейшим материалам и тем претензиям, которые предъявляли Хрущевцы когда ситуация перевернулась.
Итак, в целом можно сказать, что первого секретаря критиковали за то, что он, осуждая Сталина и требуя коллективного руководства, сам стал продвигать свой культ личности и задвигать остальных членов ЦК. Далее Молотов предъявлял ему претензии по поводу непродуманных внешнеполитических действий. К этому времени уже обозначались проблемы в отношения с КНР и это Хрущеву тоже припомнили. Также Хрущева обвинили в том, что он вел непродуманную экономическую политику и ставил заведомо нереальные цифры по увеличению потребления молока и мяса. Как показала практика, так и оказалось, кампания по увеличению заготовок мяса привела к массовому забою скота и затем к росту цен на мясо. Также антипартийная группа явно требовала прекратить подготовку к совнархозной реформе.
Все это затем предъявили в качестве обвинений Молотову и его сторонникам, когда ЦК собрался в полном составе. Однако важно отметить что решения ХХ-го съезда и вопрос о Репрессиях по-прежнему служили главной идеологической дубинкой. Например, Суслов свел вопросы вполне практического характера, касающиеся экономики и текущей политики, к Сталину, и объявил, что разногласия вызваны оценкой ХХ-го съезда, а противники Хрущева несут персональную ответственность за репрессии.
В целом антипартийная группа не была сплочённой группой единомышленников, как отмечал позже сам Молотов. Все объединились против Хрущева по разным мотивам и степень готовности к борьбе была разной. Именно поэтому группу удалось относительно легко изолировать и расколоть. Те, кто вовремя покаялся как, например, Сабуров, отделались более легким наказанием. Более того, Хрущев был крайне заинтересован в том, чтобы представить группу Молотова как узкую клику стариков-сталинцев, не случайно, упоминая об «антипартийной группе», всегда называли всего три фамилии: Молотов, Маленков, Каганович и примкнувший к ним Шепилов (последний видимо задел Хрущева очень сильно, и затем проявил последовательность). Ворошилова заставили прилюдно каяться, но вместе с Молотовым, довольно популярного Климента Ефремовича все же старались не упоминать.
Это было вполне разумно, ведь «Антипартийная группа» была последней партийной оппозицией, которая находила поддержку и в низах партии. Например, в те дни имел место такой скандальный случай: на рыбоконсервном заводе № 46 на Камчатке, за предложение поддержать антипартийную группу проголосовал 81 человек, а за одобрение постановления ЦК - только 31 человек (после этого директора завода отстранили от должности, а заново собранный митинг одобрил постановление ЦК).
Если бы широким партийным массам стала известна суть конфликта и состав участников, поддержки у них явно было бы больше. Однако информация дошла до рядовых коммунистов в версии победителей. В результате Молотов был выведен из состава президиума ЦК и вообще из ЦК, и отправлен послом в МНР, а затем на работу в МАГАТЭ в Вену. Но на этом марш вправо не закончился.
Окончательно его результаты были закреплены на ХХII-ом съезде в 1961 г. На нем курс, взятый в 1956 г. получил свое логическое завершение. Съезд принял решение о выносе тела Сталина из Мавзолея. Так же имя вождя стало исчезать из литературы, например, в многотомной «Истории Великой Отечественной войны» имя верховного главнокомандующего и председателя ГКО вообще не упомянуто. Уже не упоминалась и положительная роль Сталина в борьбе с правым и левым уклонами. За все хорошее была отвестственна партия, Ленин и немного Хрущев, за все плохое Сталин.
Однако главной мишенью критики был не уже мертвый Сталин, а его последователи. Антипартийная группа была подвергнута уничтожающей критике. Молотова и Кагановича обвиняли в потворстве репрессиям в карьеризме, бюрократизме и прочих грехах. На трибуну никого из оппозиционеров, даже бывших, не допустили. Хрущев только рассказывал, что Ворошилов признал все ошибки и смиренно просит прощения у партии. О том, чтобы дать слово остальным даже и речи не было. Даже на ХVII-ом съезде в 1934 г. оппозиционерам дали слово, хотя бы формально, чтобы они покаялись. Здесь такая возможность отсутствовала в принципе, Хрущев не собирался давать своему противнику трибуну и состязаться ним схватке лицом к лицу. Зато пригласил на съезд монархиста Шульгина.
Итак, члены антипартийной группы были осуждены заочно, а на съезде никто не узнал о том, что в президиуме были серьёзные разногласия. Для непосвященных это выглядело как выступление отдельных лиц, пошедших против большинства партии. Кроме того, Хрущев скрывал нарастающие разногласия между КПСС и КПК.
Также на съезде была принята новая программа партии, которая обещала построение коммунизма через двадцать лет, причем чисто в количественном потребительском смысле. И, что не менее важно, Конституция СССР получила новую редакцию, из неё исчезла диктатура пролетариата, вместо неё Союз стал именоваться общенародным государством, ну а КПСС стала общенародной партией. Все это подавалось как большой шаг в области демократизации жизни Советского Союза. На съезде продолжали клясться в верности ленинским принципам в партии, вместе с тем начиная их отменять.
Символично, что все эти громкие заявления о демократизации жизни и недопущении репрессий были немедленно забыты в 1962 г, когда из-за непродуманной экономической политики Хрущева начались волнения в Новочеркасске, которые были жестко подавлены армейскими частями.
Под эгидой съезда продолжалось движение вправо, например, был издан солженицинский «Один день Ивана Денисовича», где постоянно критиковался не только Сталин и репрессии, но и, например, колхозный строй. И в целом «лагерная» проза начинает массово издаваться, а в сознании многих людей закладывается ряд мифов, которые всплывут на новом уровне уже в перестройку. В целом Хрущев своей политикой создал серьезные предпосылки для дальнейшего марша вправо. Что затем оказало негативное влияние на развитие СССР, как в плане базиса, так и надстройки.
[1] Рабочая протокольная запись заседания президиума ЦК КПСС о докладе комиссии ЦК КПСС по установлению причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(Б), избранных на ХVII съезде партии 09.02.1956