Ибрагим с любопытством и молчаливым удивлением смотрел на женщин.
- Тео, здравствуй, - с сильным волнением улыбнулась ему Элени, но Хюррем дёрнула её за рукав, и девушка поправилась: ой, Ибрагим-ага.
- Доброго дня тебе, Ибрагим-ага, - поздоровалась и Хюррем.
- Пусть день будет добрым и для вас, - ответил он, не отводя от них глаз.
- Ибрагим, сейчас мы тебе всё объясним, - начала разговор Хюррем. – Эленика оказалась очень хорошей девушкой. За эту неделю мы так сблизились, у нас оказалось много общего, и я предложила ей остаться здесь. У меня подруг нет, одни завистницы, так и жди подвоха.
- А ты что скажешь, Элени? – Ибрагим внимательно посмотрел на девушку.
- Ибрагим, Хюррем верно говорит, мы с ней стали близки, как сёстры. Я посмотрела, все девушки ведут себя так, как будто она им враг. Того и гляди, как бы чего не сделали. Она здесь совсем одна, хоть я ей буду помогать. А дом…- Эленика с грустью посмотрела на Ибрагима, - что меня там ждёт? Был один отец, и того не стало. Если вернусь, меня будут считать опозоренной, я ничего никому не смогу доказать, я не смогу там устроить свою судьбу.
- А здесь мы ей доброго жениха найдём, самого лучшего, - встряла Хюррем.
- Я однажды всю ночь не спала, думала над предложением Хюррем и решила принять его. Буду её главной служанкой, а если она шехзаде родит, у неё много прав будет. Мы станем поддерживать друг друга. Я решила начать новую жизнь, веру поменяла и имя тоже, - серьёзно произнесла Эленика.
- Ну что ж, Гюльнихаль, в добрый путь, да поможет тебе Аллах! – сказал Ибрагим.
- Аминь! – ответили обе девушки.
Когда дверь за ними закрылась, Ибрагим вздохнул и посмотрел в окно. Он уже столько лет в этой стране, но будь у него выбор, он ни секунды бы не сомневался и вернулся домой.
И ему всё равно, что о нём там скажут, главное, там его настоящий дом, там остались его корни, без которых его душа превратилась в пустыню, жаждущую хоть капли живительной влаги, хоть глоток свежего воздуха родины, только дома он чувствовал себя счастливым от любой мелочи, он умел смеяться.
Ему, вдруг, вспомнилось, как отец неуклюже гоняется за овцами, чтобы поймать их для стрижки шерсти, догоняет одну, хватает за хвост, падает, а мама заливается таким радостным и согревающим смехом…
”Мама” – прошептал он, его нижняя губа задрожала, а глаза тут же заволокли предательские слезы. Пришлось поднять голову и сглотнуть их в себя.
Ибрагим взял скрипку и вышел на балкон. Прошла минута, и смычок непринуждённо заскользил по струнам, и скрипка запела чистым голосом, то плача, то смеясь.
А с балкона этажом ниже за ним также следили полные тоски и грусти глаза Хатидже-султан. Она давно поняла, что испытывает к этому человеку нежные чувства, и чем дальше, тем сильнее. Что с этим делать, она пока не решила.
Близился день похода на Родос. Султан Сулейман провёл заседание совета дивана, на котором окончательно обсудил детали предстоящего сражения и наметил день, в который готовились выступить против неверных.
Накануне военной экспедиции во дворце произошло радостное событие – Хюррем-хатун родила сына.
Все посчитали это событие добрым знаком перед важным походом и с размахом отпраздновали во дворце.
Хюррем со счастливой улыбкой принимала поздравления и подарки от султана Сулеймана, валиде-султан и Хатидже-султан. Её мечта начинала сбываться – теперь, как мать шехзаде, она становилась полноправной госпожой, Хюррем-султан.
Не меньше её радовалась за подругу и Гюльнихаль-хатун, которую Хюррем наделила всеми полномочиями, какими имела право.
Повелитель назвал сына Мехмед, попрощался со своим гаремом и ушёл в поход завоёвывать Родос.
Трижды турецкие султаны начинали осаду этой цитадели, привлекая флот и сухопутные силы. Однако всякий раз терпели неудачу в силу различных причин и обстоятельств. Сулейман решил раз и навсегда взять под свой контроль этот непокорный остров, который имел важнейшее военно-стратегическое, торгово-экономическое и географическое значение в восточной части Средиземного моря.
Крепость на Родосе была мощнейшей в Европе, и султану предстояло осаждать и штурмовать её. Исходя из этого, он подошёл к подготовке предстоящей операции со всей тщательностью и основательностью. Падишах привлёк к осаде свои многочисленные и лучшие силы, как сухопутные, так и морские.
Однако османский правитель встретил серьёзное сопротивление со стороны владельцев острова рыцарей-госпитальеров, предпринявших несколько удачных и дерзких вылазок. Европейцы уничтожили несколько мусульманских орудий и перебили десятки воинов.
Неудачи вызвали в стане Сулеймана волну ропота и возмущения. Разгневанному султану Сулейману пришлось пообещать массовые показательные казни и публичные наказания тем воинам, кто будет распространять упаднические настроения в армии и нежелание продолжать осаду крепости. Он намеревался отдать приказ о казни каждого десятого воина в подразделениях, уличенных в недовольстве и бунтарских настроениях. Лишь после уговоров своих приближенных и главных военачальников Сулейман отменил своё решение.
Взамен казни он бросил недавних мятежников на штурм искупать свою вину кровью.
Чтобы вдохновить воинов, Ибрагим с яростным победным кличем бросился в бой первым, проявив невероятные смелость и бесстрашие.
Он дрался как лев, не замечая вражеских стрел, летящих в него, ловко избегал ударов сабель, сам при этом наносил точные удары по неверным.
Не выдержав такого напора, остров Родос пал с крепостью и гаванями и был включён в состав Османской империи.
Захват мощнейшей неприступной цитадели значительно поднял военно-политический престиж молодого османского султана и вдохновил его на дальнейшее завоевание Восточной Европы и Балкан.
Изгнанные же с острова госпитальеры после многолетних мытарств обосновались на Мальте и в Триполи.
С великой победой и многочисленными трофеями гордый султан Сулейман возвратился домой.
В столице начались массовые гуляния, народ славил султана-победителя, войска радовались победе, принесшей им невиданную доселе добычу.
Повелитель на радостях отменил наказание Махидевран, вернув её в Топкапы, и сдержал своё обещание, отпустив Ибрагима на остров Паргу.
В приподнятом настроении Ибрагим навестил своего друга Матракчи, вместе они сходили на рынок за подарками для родственников Паргали, тепло попрощались, и в один из дней Ибрагим сел на корабль и отплыл на греческий остров.
Султан Сулейман разрешил ему отсутствовать две недели, а на его место временно взял хранителем покоев Малкочоглу Бали-бея, показавшего себя мужественным воином в сражении за Родос.
…Когда вдали показались очертания родного берега, сердце Ибрагима стало стучать, как сумасшедшее.
Сойдя на берег, Паргали на минуту закрыл глаза и стал с жадностью вдыхать воздух родины, который прояснял ум, убирал тревоги и успокаивал душу.
Прошло не менее получаса, прежде чем он решился двинуться в путь по дороге к своему дому.
Наконец, показались первые палисадники, огороженные забором.
И вот он, такой знакомый и родной садик, с дорожкой посередине, ведущей к входу в дом. По краям дорожки всё также рос аккуратно подстриженный кустарник, трава между деревьями скошена, повсюду разбиты небольшие цветники.
Ибрагим поставил свои баулы на крыльцо и вошёл в дом.
- Манолис, это ты? – вдруг услышал он мамин голос, который узнал бы среди тысячи голосов, - или это ты, Нико?
Ибрагим не мог ответить, горло его перехватило от волнения и жара, пронёсшегося по всему телу.
- Мама, это я, - сдавленно ответил он и не узнал своего голоса.
Женщина, лежавшая на кровати, повернула голову в сторону порога, посмотрела на вошедшего человека и вымученно улыбнулась задрожавшими губами.
Слёзы струйками побежали по её щекам, стекая на подушку.
- Тео, мой Тео вернулся! – прошептала она, протянула к нему руки и страстно заговорила:
- Мальчик мой! Это же в самом деле ты? Ты мой Тео? Я же в здравом рассудке…Только не уходи, только не уходи, подойди, дай мне свои руки!
Ибрагим бросился к матери, стал на колени возле кровати, схватил её ладони и покрыл крепкими сыновьими поцелуями, не в силах сдержать рыдания.
- Мальчик мой, Тео, это ты, это ты, - плакала мать, притягивая к своей груди его голову и прижимая, что есть мочи. – Только не уходи! Ты же не уйдёшь? Тео, ты останешься? – задыхаясь, твердила она, вцепившись в него слабыми руками.
- Нет, мама, никуда не уйду, я останусь, я буду с тобой, - сквозь рыдания отвечал он.
- О Господи, благодарю тебя! Матерь Божия, Царица Небесная! Спасибо! Я столько молилась, и ты услышала меня, вернула мне моего мальчика, - страстно благодарила Святую София.
Ибрагим выплакался, вытер глаза и со счастливой улыбкой посмотрел на мать. Она тоже перестала плакать и, наконец, внимательно стала разглядывать своего сына.
- Тео, ты такой взрослый стал, а красивый какой! – с восхищением смотрела она на него и тут же вновь сморщилась и заплакала: - Живой!
- Мама, пожалуйста, успокойся, не плачь больше, моя душа разрывается на части от твоих слёз, - говорил он, вытирая слёзы на маминых глазах.
- Не буду, мой мальчик, господи, счастье какое! Сейчас я встану, - попробовала она подняться, но откинулась назад на подушки.
- Матушка, осторожно, давай, я подниму подушку. А что за болезнь у тебя? Что врач говорит? – с беспокойством спросил Ибрагим.
- Да сама не знаю. Доктора вызывали, он говорит, что от тоски это, я ведь ни есть не хочу, ни пить, ни ходить, ни… Манолис и Нико силой меня заставляют. Не-е-е-т! Теперь я всё хочу! Я жить хочу! Мой Тео вернулся! – сверкнули её синие, полные слёз, глаза. – Сынок, как же ты жил все эти годы? Выглядишь ты хорошо и одет, как господин. Спасибо господу Богу, он услышал мои молитвы и оберегал тебя!
Ибрагим помог матери сесть в кровати, подложив ей под спину подушки.
- Мама, я живу в Стамбуле, служу у султана османов личным хранителем его покоев, - ответил он.
- Ох, сынок, у самого султана? – широко раскрыла она глаза, - и как же он к тебе относится, не обижает?
- Нет, матушка, не обижает. Он хорошо со мной обращается. Вот отпустил повидаться с родными после военного похода, - улыбнулся Ибрагим.
- Тео, ты и на войну ходишь? О Господи, Матерь Божия, спаси и сохрани моего сыночка! – трижды перекрестилась София.
- Ой, Тео, ты же с дороги, устал, есть хочешь. Посмотри там, на плите, уха должна быть ещё горячая, Нико утром варил. Он вкусно готовит!
- Не тревожься, мама, я не голоден. А, хотя, сейчас мы вместе и поедим, - сообразил Ибрагим, желая накормить матушку. – А где же отец и Нико?
- В море они, рыбу ловят, скоро должны прийти, - ответила заметно повеселевшая София, щёки которой впервые за долгое время порозовели.
Уха и вправду оказалась очень вкусной, наваристой, с приправами, крупные куски рыбы таяли во рту.
