Решил написать о ещё двух участниках нашего «Пламени» - Юрии Редько и Станиславе Черепухине, и понял, что у меня образовалось очень много провалов в памяти, которые не позволяют сделать картину достоверно объективной. Ну, забыл я о каких-то деталях их жизни в нашем ансамбле. Сначала решил позвонить кому-либо из наших и, сославшись на собственную «деменцию», попросить рассказать о моих героях отдельные, вымаранные моей памятью, эпизоды. Но потом, отчаянно поразмышляв, решил: раз что-то выпало из моей памяти, значит это событие и не достойно, чтобы его помнили. Так что буду рассказывать о Редько и Черепухине то, как это отложилось в моей памяти.
Когда я поехал с «Пламенем» на мои первые гастроли, то не досчитался в ансамбле ещё самоцветовских пламеневцев Генбачева, Жаркова и Могилевского. Что не будет Дьяконова, я знал, потому что мне объяснили, что я должен залатать дыру в творческом полотне коллектива, образованную уходом Валентина. Но я хорошо помнил состав моего (в будущем) ВИА по совместным гастролям по дворцам спорта Сибири «Пламени» и «Голубых гитар», где я тогда работал. Не досчитавшись нескольких очень ярких музыкантов ансамбля, я с интересом обнаружил двух новеньких: это были скромные, симпатичные ребята чуть моложе хорошо знакомых мне Дегтярёва, Шачнева и Петра (Петерсона). Звали их, как я вскоре узнал, Станислав (Сява) Черепухин и Юрий (Юрец) Редько. Мне их отрекомендовали как поющего гитариста и поющего флейтиста-скрипача. Было сказано, что кроме пары дьяконовских песен, я должен сделать какую-либо свежую свою. И в первую же свободную минуту я, с присущей мне занудливостью начал доставать потенциальных будущих партнёров по моей песне на стихи Семена Каминского «Проталина». Напеть эту песню сейчас - не смогу: слова запевов, да и мотивчик стёрлись в моей памяти. Правда, в припеве, помню, были такие строки:
Продышу проталину
В серебре окна,
Она прозрачна и ясна…
Короче, песня была достойна, чтобы я ее забыл, и она не закрепилась в нашем репертуаре. Юрец с моими крючками, аккуратно записанными на нотном стане мгновенно справился, а с Сявой мы долго решали, как будет выигрышней звучать придуманный мной контрапункт: на флейте или на скрипке. В итоге выбрали скрипку. Сява лихо играл во вступлении, в проигрыше и в коде песни. Я неплохо пел, а Юрец тактично пел со мной второй голос. Песня имела успех, но, как было сказано выше, не закрепилась в нашем репертуаре. Ну и Бог с ней.
ВИА "Пламя": Алексей Шачнев, Юрий Редько, Юрий Петерсон, Ирина Шачнева, Вячеслав Малежик, Алик Колоколов, Игорь Никитин, Сергей Березин, Станислав Черепухин.
Во время совместных репетиций я ближе познакомился с ребятами. Они оказались очень грамотными музыкантами - оба учились в Мелитопольском музыкальном училище, причём Юрец осваивал то ли тубу, то ли какой-то другой экзотический духовой инструмент. На самом деле, в то время мелитопольщина была рассадником хороших музыкантов: Игорь Крутой и Саша Серов в тех краях тоже осваивали нелегкую профессию музыканта. А Юрец и Сява были даже не из Мелитополя, а из окрестного поселка Акимовка, и знали не понаслышке о крестьянском труде. Так вот… Однажды наши герои, следуя примеру Михайло Ломоносова, тоже со своим «рыбным обозом» рванули в столицы завоевывать музыкальную общественность. И им это, пожалуй, удалось. Они устроились играть в ленконцертовскую команду «Лира», составленную преимущественно из ленинградцев. Там-то их и услышал наш Юрий Петерсон, быстро завязавший с ними дружбу и рекомендовавший ребят Березину, как незаурядных музыкантов, да ещё и по-мужски весьма привлекательных парней.
Ребята пришли в «Пламя» и, на мой взгляд, немного стушевались. Все участники нашего ВИА были столичными штучками, а выходец из Риги Петерсон воспринимался вообще, как заграничный фрукт. Юра и Слава смущались, не имея на руках соответствующей одёжки и не слыша до того момента тех или иных фирменных музыкантов. Нужно отдать должное Петру - он прикрывал ребят, и адаптация их шла довольно быстро и уверенно. Но до конца они от «Акимовки» освободится все-таки так и не сумели. И, тем не менее, коллектив их принял очень тепло и добросердечно. Редько и Черепухин стали единой плотью с ансамблем «Пламя». Они здорово пели и часто на посиделках мы (вроде, прожженные музыканты) просили их спеть что-либо из украинского фольклора. И они пели… это было незабываемо - украинский язык ребят был мягок и лиричен. И мы часто даже спорили чей язык, украинский или итальянский, более музыкален. Да… Не слышали мы тогда нынешних украинских лидеров с их незалежной мовой, а то бы украинский плёлся в конце пелетона. Кстати, при мне на концертах еще исполнялась песня «Чаклунка гир», которую ребята пели еще с самоцветовских времен.
И Сява, как, впрочем, и Юрец были плотно загружены работой в концертах «Пламени».
Юрец
Юрец здорово пел и неплохо играл на электрогитаре. У него был красивый открытый, по-мужски окрашенный, голос. Да и длинные ноты у него здорово получались. Березин дал ему для концерта спеть знаменитую «Смуглянку» и успех Редько был настолько впечатляющ, что эта песня ставилась в конец концерта, когда мы в своём представлении выходили на финишную прямую. А потом Березин затеял с Редько и Ириной Шачневой сделать дуэт. Выбрали песню Ханка и Шаферана «Вологда и Кострома».
А в то время Юрец и Ира уже были супружеской парой и, осмелюсь предположить, что Юрка, будучи немного моложе Ирен, к ней относился ещё как к своего рода гуру. Он дружно жил с Ирой и невольно тянулся до высот, которые освоила наша несравненная солистка. Ира по-своему, естественно, по чьему же ещё, любила Юрца, и мы даже немного завидовали им, что они не отрываются от семьи, отправляясь на гастроли. И вот в «Вологде» Ира и Юра разыгрывали героев песни, как пару, где Она - гегемон, а Он - внимающий подкаблучник. Юрец и Ирка складно пели в этакой деревенской манере, которую подразумевала аранжировка Дегтяерёва, и имели бешеный (не побоюсь этого слова) успех у зрителей. В архиве «Пламени» сохранился фрагмент видео-хроники с концерта, где можно увидеть кусочек этого мини-спектакля.
Песня нами исполнялась после «Смуглянки» и Юрец получал такие аплодисменты, что становился одним из главных действующих лиц концерта. Было ясно, что Редько может сделать песню популярной. О нем говорили коллеги из конкурирующих ансамблей, но Юрец не бронзовел и это всех нас радовало. Мы, однако, я имею ввиду участников ансамбля, взрослели и все чаще во время нашего общения возникали разговоры о жизни после «Пламени». И, если Слава Черепухин не скрывал своих намерений о самостоятельной карьере, то Юрец, будучи мужем Ирины, обычно эти разговоры не поддерживал. Он понимал, что они могут либо затеять совместное семейное «дело», либо будут вечно работать в «Пламени».
Но увидев успех Юрца, Березин, Петерсон, да и сочинители со стороны, все чаще примеряли свои новые творения на Редька. Петерсон это делал подпольно, и потом, при развитии сети интернет, эти песни впоследствии появились. В частности, песня «Забыть никто не сможет», которую Петро написал на стихи Кудрявцева специально для раскрытия вокала Юрца. Запись сохранилась.
Нужно сказать, что Юрец и Сява были очень благодарными людьми и пронесли очень тёплое чувство, к примеру, к Юрию Леонидовичу Петерсону, помня то добро, которое он сделал для них, да и потом продолжал опекать ребят.
Еще такой интересный факт: в песне «До свидания, Москва», которую мы записывали с Лещенко и Анциферовой к Олимпиаде-80, присутствует голос Юрца. Он входил в нашу вокальную группу.
Ну, а Березин на репетициях «Пламени» пытался разучить свои новые песни с Юрцом, естественно предназначенные для «Кинематографа» (кто не знает, это наш супер рок-спектакль на стихи маститых поэтов). Сергей Владимирович приносил фирменные записи и, показывая их на репетиции, просил Юрца спеть как Фредди Меркьюри и сыграть как Брайен Мэй. Редько старался, но не получалось, сеть почему-то приходила с травою морскою... Старуха, читай Березин, злилась, а мы бросались спасать нашего гитариста, пытаясь объяснить Сержаге, что на «Квинов» работает вся британская промышленность, а на нас Неглинка, где спекулируют фирменными музыкальными инструментами. Не помогало. Юрец грустнел, выпивал чуть больше, чем следовало, а потом, никому ничего не говоря, ушел от нас и как-то совсем исчез с наших радаров. А через некоторое время пришла трагическая новость, что замечательный парень и незаурядный музыкант ушел из жизни, утонув в озере под Москвой. Мы помянули его и никому не пришло в голову идеи разобраться в его трагическом уходе…
Сява
В отличие от Юрца, Сява, тоже выходец из Акимовки, отправляясь в столицы, знал точно, что он хочет. А он хотел стать знаменитым, зарабатывать хорошие деньги, занимаясь любимой музыкой. И Сява, добросовестно выполняя конкретную пламеневскую работу, на досуге искал выходы на радио и телевидение, отчаянно пытая меня, старался выцыганить телефоны моих новых знакомых: Танича, Шаферана, редакторов центральных газет. Телефонами я, конечно, делился, но рекомендаций перед его звонками не давал - не убеждал меня наш скрипач своими творениями. Но Сява не опускал руки, веря, что удача придёт. А я в силу своих возможностей поддерживал его, рассказывая о трудностях бездорожья на дороге, ведущей к успеху. Но Черепухин был неудержим, отчаянно опережая паровоз, впереди которого он бежал.
Надо отметить, что Стас был хорош как музыкант. В аранжировке песни "Под музыку Вивальди", Ира Шачнева прописала и флейту, и скрипку. Сява прекрасно сыграл обе эти партии, и ко всему поучаствовал в бэке.
А однажды он пришел ко мне в номер, чтобы поделиться своими соображениями.
- Я понял, почему мои песни не берут к исполнению популярные исполнители,- начал Сява разговор, не закрыв ещё даже дверь.
- Ну, и почему? - спросил с улыбкой я.
- Моя дурацкая фамилия – Черепухин - кого хочешь отпугнёт. Я решил взять себе псевдоним.
- И как ты хочешь, чтобы тебя величали? - усмехнулся я.
- Черемухин! -патетически, практически как на сцене, произнёс Сява.
- Ну, знаешь…- ответил я,- не знаю, что ты выигрываешь?
- Ну, как? Русские цветы, весна, любовь.
- Знаешь, что-то в твоём Черемухине есть приторно-противное.
- Предложи свой вариант,- с вызовом практически выкрикнув, произнёс наш скрипач.
- Потерпи,- сказал я, улыбаясь мысли, пришедшей мне в тот миг в голову. - А как тебе нравится двойные фамилии?
- Какие, например? - наивно спросил Сява.
- Ну, например, Немерович-Данченко!
- Красиво,- завистливо молвил Сява.
- Смотри… На слух тебе даже не нужно будет что-то менять. Ты был и останешься Черепухиным, а когда твою фамилию как автора или исполнителя будут писать в программке, на пластинке или в статье в газете, читатель увидит твоё имя в новом правописании: Череп-Ухин. Один раз прочтёшь и не забудешь никогда.
- Ну, ты и дурак, - обиженно сказал он.
- Зря ты так. Ты просто сейчас не догоняешь.
Он ушёл. А в 1979 и вовсе покинул коллектив.
А потом, когда у каждого уже было своё дело, административная жилка Сявы помогла ему стать помощником министра культуры в каких-то там высоких эшелонах власти. Песен Черемухина страна не спела. В начале двухтысячных он вернулся во вновь собранный коллектив Березина «Пламя» (а где-то уже колесил по стране коллектив Петерсона «Пламя-2000)…
А уйдя от Сержаги окончательно, он создал в 2011 году свой коллектив «Сияние Пламени», где взрастил большую прохиндейку Ариничеву (1981 г.р.), которая позже, воспользовавшись смертью Березина, зарегистрирует товарный знак «Пламя» и, выдавая его за название нашего ВИА, начнет разъезжать по стране с концертами, рассказывая, что это она была в Афганистане и «её ансамбль» становился лауреатом Всемирного фестиваля молодёжи и студентов на Кубе… И, кстати, в своем письме организаторам концертов – она будет запрещать участникам «Пламени» использовать название коллектива. Причем, запрещено это будет не только самому Черепухину, но даже Редько, Парамонову и Кондакову, которых на тот момент давно не было в живых…
А Стасик переключился на Украину, собрал там новый коллектив «Пламя UA» и гастролировал, распевая пламеневские песни. Стал ли он счастливым? Не знаю. Хотя горд тем, что они пели пару песен, которые сделал известными я. Он, к сожалению, не вняв уговорам Вити Дегтярёва, не привился, и ушёл из жизни в период ковида.
И сейчас, я могу сказать, что акимовские ребята Сява и Юрец были неплохими, способными музыкантами и товарищами, оставившие свой след в истории ансамбля «Пламя».