Максим осторожно и быстро развернул Анютину коляску, сбивчиво объяснил сестре:
-Ань!.. Я тут вспомнил… В общем, у меня завтра контрольная по математике… А ещё, Ань, надо посуду помыть… Мама сегодня поздно с работы придёт. И… нам домой пора. Лучше мы завтра придём сюда.
И торопливо повёз коляску по набережной… Незаметно оглянулся, перевёл дыхание: отец повернулся к ним спиной, к тому же мимо проходила какая-то весёлая и шумная компания молодых людей.
Анюта тоже обеспокоенно оглянулась:
- А папа?..
Максим заботливо поправил Анютину ветровку, удивился:
- Папа? А что папа?
- Папа!.. Мы не поедем к нему? Он же стоит, – воон там, у платана!
Анюта нашла глазами отцовскую спину. Максим горячо повторял про себя:
-Только бы не оглянулся! Только бы не оглянулся!.. Пусть он не повернётся!
Аня растерялась: здесь, на набережной, всегда много моряков в форме, а со спины любой китель одинаковым кажется…
-У платана? Показалось тебе, Ань, – беспечно улыбнулся Максим. – Отец говорил: у них сегодня совещание у капитана порта (капитан порта – это начальник инспекции портового надзора, – примечание автора). Я знаю, – такие совещания долго бывают, до самого вечера.
-Я же видела его! Это папа! И он держит белые розы!
-Ох, Анька. До чего вредной козой ты стала. Тебе бы только гулять! Вот сейчас приедем домой, ты берёшь «Букварь» и, пока я мою посуду, читаешь мне вслух. Тебе на ту осень в школу! А ты…
Аня вскинула на брата удивлённые глаза:
- Я хорошо читаю! Ты сам говорил, что я хорошо читаю.
- Ну… А надо – ещё лучше.
Анютка как-то грустно и недоверчиво притихла… Несколько раз оглядывалась, но под платаном с жёлто-багряными листьями уже никого не было.
… Мои любимые, – Полина опустила лицо в букет полураспустившихся белых роз.
-А хотите, – поедем в Двуякорную бухту? – предложил капитан Батурин.
Полина заинтересованно подняла глаза.
-Вижу, – не бывали там, – улыбнулся Владимир. – Тем более, – надо поехать. Побывать в Двуякорной бухте – почти что на Марсе побывать: пейзажи там нездешние, особенно – на осеннем закате. И Ильинский маяк недалеко. Когда стемнеет, – красота неописуемая. Хотите?
Этим вечером в Двуякорной бухте стояла необыкновенная тишина. Над заливом золотисто-малиновыми всполохами – предзакатное небо.
- Здесь часто бывают сильные ветра, – рассказывал Полине капитан Батурин. – Долину бухты называют ловушкой для ветров. В старину приходилось бросать два якоря, чтобы удержать корабли.
Никогда так быстро не летели минуты, – ни для неё, ни для него. Уже темнело, на мысу Святого Ильи вспыхнул маяк. Батурин, как застенчивый мальчишка, дождавшийся темноты, обнял Полину. Она медленно прикрыла глаза, чуть слышно призналась:
- Мне никогда не было так хорошо.
Он целовал её глаза, потом коснулся губами её губ. И сейчас она не уклонилась, – положила ладони ему на плечи. Поцелуй – долгий-долгий, до остановки дыхания. Глоток воздуха, и – до бесконечности…
Но и бесконечность имела край. Полина подошла к самой волне, что каким-то тёмно-синим сиянием тихо плескалась о прибрежные камни. Капитан Батурин подхватил Полину на руки, снова нашёл её губы.
А в машине Полина сказала:
- Нет. – Застегнула пуговицы на блузке, быстро собрала распустившиеся волосы. – Вам домой пора, Владимир Андреевич. Да и Юрий с Асей волнуются, что меня нет так долго.
Батурин вышел из машины, закурил. Сквозь желание, что билось в нём жаркой силой, вдруг почувствовал, что благодарен Полине, – как тогда, на набережной…
… Целый вечер Анюта оставалась притихшей и грустной. Не хотела ложиться спать:
- Я папу подожду.
Всё же задремала в кресле, а когда отец склонился над ней, удивлённо сняла запутавшийся в его тёмных волосах смятый лепесток белой розы. Максим быстро забрал у неё лепесток, сильно сжал его в своей ладони. Отчаянно сказал:
- Вот… коза вредная! Никакой дисциплины у девчонки! Спать пора, а она!..
За этим отчаянием Владимир заметил неясную тревогу. Обнял сына:
- Пойдём на балкон? Посмотрим созвездия?
Сын повёл плечом. Не поднял глаза:
- Нет. Завтра в школу.
На кухне Таня собрала на стол. Новую причёску и маникюр Владимир не заметил. И светло-коралловое платье тоже не заметил. Татьяна спрятала грустную улыбку: значит, и про платье, и про удлинённое каре ошиблась Маринка… Как и про Анюткино инвалидное кресло.
Ужинать не хотелось. Владимир приоткрыл окно, закурил.
-Таня!.. Я…
Таня подала ему чашку чая:
- С чабрецом.
Как жалко ей было мужа, – вот за эту его растерянность, за вину в глазах…
- Таня!.. Мне надо…
Таня знала, о чём он хочет сказать… Но ведь важнее вот это:
-Володенька! Так давно мы с тобой не были в Двуякорной бухте. Я сегодня вспоминала. Давай съездим?
Владимира будто обожгло: он тоже вспомнил… Тринадцать лет назад, там, в Двуякорной бухте, Таня сказала ему, что беременна. А потом, когда Анютку ждали, тоже ездили в Двуякорную бухту. Капитан Батурин прижал к себе жену, улыбнулся:
- Припоминаю это место, Танюш. Ты мне ничего не хочешь сказать?
Танюша тогда серьёзно взглянула на мужа:
- Хочу. Хочу сказать, что у нас будет дочка.
Сейчас Батурин устало провёл ладонью по глазам:
-Мне сказать тебе надо, Таня…
На кухню поспешно вошёл Максим:
- Пап!.. Я, кажется, Кассиопею нашёл. Прямо над портом.
Капитан Батурин кивнул сыну:
- Пойдём, посмотрим.
Таня присела у стола, бессильно уронила голову в ладони…
Проводили осмотр танкера – обязательный перед каждым рейсом, дотемна не уходили из порта. Во время короткого перекура старпом Саблуков мимоходом обмолвился, что сестра уезжает в Москву:
-Полинке предложили работу на кафедре педагогики.
Батурин не ответил, – казалось, не обратил внимания на Юркины слова. А поздним вечером зашёл к нему в кабинет: старпом засиделся над составлением грузового плана и технологической карты. Капитан просмотрел документы. Перед уходом задержался у двери:
- Ты это… Юрка. В общем, Юрий Михайлович… Ты скажи ей, что я жду её… Буду ждать завтра, – она знает…
Старпом свёл брови, закурил. Но всё же кивнул, – молча и хмуро.
Капитан Батурин долго ждал Полину. Посматривал на часы, курил одну за другой. Она пришла, когда в порту и на набережной уже зажглись фонари. Владимир взял её ладони:
- Как же это… Полина? Вы уезжаете? Как же… это?
Она кивнула:
- Уезжаю. Завтра утром.
- И не проводите нас в рейс? Мы уходим через два дня. Вы… Не придёте нас проводить?
В больших тёмно-карих глазах колыхалась волнами грусть. А Полина улыбалась:
- Не приду. Я бы и сегодня не пришла… Но мне надо было сказать Вам: простите меня.
-Полина!..
-У меня никогда такого не было… И, наверное, не будет.
- Полина!.. Не уезжайте…
-Я хочу, чтоб это… – наши встречи – остались со мной… навсегда. Я буду о Вас вспоминать.
- И – уедете? Почему?
-Если я останусь… и продолжатся наши встречи, всё это станет известным… станет горем, – для Вашей жены, для сына, для Вашей девочки. А у меня не хватит сил, чтоб не встречаться с Вами…
- Полина!
- Нет. И Вы не ждите меня, – я к причалу больше не приду. Вы сильный. И грустить обо мне не надо.
… В рейс уходили на рассвете. Ветер забросил на палубу багряное пламя платановых листьев. Капитан Батурин почему-то долго не мог оторваться от родных Таниных глаз. Не мог понять, что видит в них, – кроме знакомой и такой желанной васильковой сини. Лишь когда отплыли, вдруг перехватило дыхание: не только от обычных при расставании слёз потемнели васильки в Танюшиных глазах, – оттого, что плескалась в них безысходная горечь. Как же он не понял: Таня знает…Знает, и… Откуда же у неё силы брались, – ни разу, ни единым словом не упрекнуть его, и молчанием своим удерживать, беречь всё то, что столько лет было их счастьем…
Таня что-то хотела сказать ему, – он увидел это в последнюю минуту. Сжал её ладони:
- Таня?.. Танюша!
-Скажу, когда вернёшься.
Сколько рейсов за это время начиналось для капитана Батурина с ожидания! Ожидания той первой минуты возвращения в порт, когда можно будет найти глазами Полину…
И сейчас он вспоминал Полину, их глубокие поцелуи в Двуякорной бухте… Вспоминал Полинины слова, – о том, чтобы он больше не ждал её. Был благодарен ей, – за их короткое счастье, что вспыхнуло на набережной костром октябрьских платанов. И понимал, что за этот рейс безвозвратно исчезнет грусть о той, что больше не придёт к причалу…
… В начале лета Таня родила двойняшек, – сына и дочку. Капитан Батурин на днях вернулся из рейса. В порту было много работы с документацией, и домой он приходил лишь к вечеру. Таня готовила ужин, Максим собирал модель танкера. На пороге в детской они в этот вечер оказались все вместе: капитан Батурин, Таня, Максим. В первую секунду замерли. Переглянулись: Анютка бережно покачивала детскую кроватку, что-то ласковое приговаривала двойняшкам. Повернулась к родителям и брату, укоризненно сказала:
-И дела никому нет. Мальчишка с девчонкой захлёбываются от плача, а им – никому дела нет.
Владимир с Таней и Максим одновременно посмотрели на пустое инвалидное кресло.
Навигация по каналу «Полевые цветы»