Повесть братьев Стругацких «Обитаемый остров» во многом перекликается с более ранним их произведением, «Трудно быть богом». В обоих произведениях главный герой — представитель высокоразвитой земной цивилизации, выходец из справедливого и гуманного общества Мира Полудня, попадает на отсталую (пусть и населённую людьми) планету, где царит жестокая диктатура. Но нетрудно заметить и определённые различия.
В «Трудно быть богом» образ антагонистов — дона Рэбы, а также связанных с ним сил (серые штурмовики, Святой Орден) — откровенно неубедителен; это просто картонные злодеи (чтобы подчеркнуть их злодейскую сущность, авторы устами главного героя, дона Руматы aka землянина Антона, неоднократно именуют их фашистами — своего рода маркер абсолютного зла для жителя СССР, столь сильно пострадавшего по итогам Великой Отечественной Войны и бесчисленных преступлений нацистов), зачем-то решившие уничтожить науки и искусства как таковые, а в идеале — перебить всех грамотных (видимо, чтобы управляемое ими общество побыстрее развалилось). Какой-либо социальный анализ — даже не самом примитивном уровне — в этом произведении, по сути, отсутствует.
В «Обитаемом острове» нарисованная авторами картина выглядит значительно более убедительной (и пугающей). Действие произведения происходит не в стереотипном «диком суеверном Средневековье» (с сюжетной коллизией из серии «средневековые дебилы решили убить всех умников»), а на постапокалиптической планете (Саракш), пережившей ядерную войну. Правящая элита одного из государств этой планеты (Неизвестные Отцы / Огненосные Творцы), чтобы держать население в покорности, промывает ему мозги с помощью башен-излучателей. Существует меньшинство, на которое излучение не действует — так называемые «выродки». Если в «Трудно быть богом» ни в чем не повинных «грамотеев» дон Рэба и его прислужники преследуют просто по своей беспричинной злобе, то в «Обитаемом острове» их поведение хотя бы мотивировано — «выродки» являются угрозой их власти, ведь они неподвластны излучению. Поэтому «выродки» — по крайней мере, нелояльные — подвергаются преследованию правительством.
Стоит отметить ещё одно важное отличие. В «Трудно быть богом» образ гонимых «грамотеев» абсолютно идеализирован — это настоящие подвижники науки и бессребреники, которых Рэба преследует просто потому, что он злодей (и вообще «фашист»). В случае «Обитаемого острова» ситуация выглядит более сложной и в то же время более достоверной — подполье, объединяющее «выродков», не является единой силой, и в нём можно встретить как искренних революционеров, так и беспринципных властолюбцев, которые просто хотят на место правящей верхушки (тоже состоящей из «выродков», к слову), сохранив даже систему зомбирования подвластного населения (впрочем, и среди революционеров многие хотят сохранить её «во благо», для «воспитания» населения):
«Были биологисты, которым было абсолютно все равно, стоит ли у власти Папа, крупнейший потомственный финансист, глава целого клана банкиров и промышленников, или демократический союз представителей трудящихся слоев общества. Они хотели только, чтобы проклятые башни были срыты и можно было бы жить по-человечески, как они выражались, то-есть по-старому, по-довоенному... Были аристократы, уцелевшие остатки привилегированных классов старой империи, все еще воображавшие, что имеет место затянувшееся недоразумения, что народ верен законному наследнику императорского престола (здоровенному унылому детине, сильно пьющему и страдающему кровотечениями из носа) и что только эти нелепые башни, преступное порождение изменивших присяге профессоров Е. И. В. Академии Наук, мешают нашему доброму простодушному народу манифестировать свою искреннюю, добрую, простодушную преданность своим законным владыкам... За безусловное уничтожение башен стояли и революционеры — местные коммунисты и социалисты, такие как Вепрь, теоретически подкованные и закаленные еще в довоенных классовых боях; для них уничтожение башен было лишь необходимым условием возвращения к естественному ходу истории, сигналом к началу ряда революций, которые приведут, в конечном счете, к справедливому общественному устройству. К ним примыкали и бунтарски настроенные интеллектуалы, вроде Зефа или покойного Гэла Кетшефа — просто честные люди, полагавшие затею с башнями отвратительной и опасной, уводящей человечество в тупик...
За сохранение башен стояли вождисты, либералы и просветители. Вождисты — самое правое крыло подполья — были, по выражению Зефа, просто бандой властолюбцев, рвущихся к департаментским креслам, и рвущихся небезуспешно: некий Клау-Мошенник, продравшийся в Департамент пропаганды, был в свое время видным лидером этой фашистской группировки. Эти политические бандиты были готовы бешено, не разбираясь в средствах, драться против любого правительства, если оно составлено без их участия... Либералы были в общем против башен и против Неизвестных Отцов. Однако больше всего они боялись гражданской войны. Это были национальные патриоты, чрезвычайно пекущиеся о славе и мощи государства и опасающиеся, что уничтожение башен приведет к хаосу, всеобщему оплеванию святынь и безвозвратному распаду нации. В подполье они сидели потому, что все, как один, были сторонниками парламентских форм правления... Что же касается просветителей, то это были, несомненно, честные, искренние и неглупые люди. Они ненавидели тиранию Отцов, были категорически против использования башен для обмана масс, но считали башни могучим средством воспитания народа. Современный человек по натуре - дикарь и зверь, говорили они. Воспитывать его классическими методами это дело веков и веков. Выжечь в человеке зверя, задушить в нем животные инстинкты, научить его добру, любви к ближнему, научить его ненавидеть невежество, ложь, обывательщину — вот благородная задача, и с помощью башен эту задачу можно было бы решить на протяжении одного поколения...».
Кроме того, если в случае «Трудно быть богом» герои-земляне выступают, по сути, в качестве пассивных наблюдателей (точно так же, как «грамотеи» выступают в качестве пассивных жертв, ничего не предпринимающих для борьбы с доном Рэбой — в отличие от подполья в государстве Неизвестных Отцов), ничего не делающих для изменения ситуации на планете под предлогом невмешательства в её историю, то в случае «Обитаемого острова» они предпринимают практические усилия для улучшения положения дел, не отказываясь от ответственности за ситуацию. Так, земной эмиссар Странник, внедрившийся в политическое руководство государства Неизвестных Отцов, говорит, что «Я сижу здесь уже пять лет. Мы готовим спасение этой несчастной планеты. Тщательно, бережно, с учетом всех возможных последствий. Всех, понимаете?..». Земляне явно хорошо изучили общество и биосферу Саракша (в то время как в положении дел в Арканаре никто из героев «Трудно быть богом»), включая Румату, толком не разобрался): «Тебе вообще известно, что такое инфляция? Тебе известно, что надвигается голод, что земля не родит?.. Тебе известно, что мы не успели создать здесь ни запасов хлеба, ни запасов медикаментов? Ты знаешь, что это твое лучевое голодание в двадцати процентах случаев приводит к шизофрении? А?», «Нам нужны врачи… двенадцать тысяч врачей. Нам нужны белковые синтезаторы. Нам необходимо дезактивировать сто миллионов гектаров зараженной почвы — для начала. Нам нужно остановить вырождение биосферы…».
Странник не только сам выступает как агент Земли, но и подведомственное ему учреждение (департамент специальных исследований) превращает в своего рода зародыш нового общества, привлекающий к себе наиболее талантливых членов общества: «Ох уже этот Странник, все это его затеи, чертовы деньги ухлопаны на это, но зато как его здесь любят. Вот как надо жить, вот как надо устраиваться. Ухлопаны чертовы деньги, Деверь был страшно недоволен, он и сейчас еще недоволен... Риск? Да, риск, конечно, был, рискнул Странник, но зато теперь его департамент — это ЕГО департамент, здесь его не предадут, не подсидят... Пятьсот человек у него тут, в основном — молодежь, газет они не читают, радио не слушают: времени, видите ли, нет, важные научные исследования... так что излучение здесь бьет мимо цели, вернее, совсем в другую цель. Да, Странник, я бы на твоем месте долго еще тянул с защитными шлемами. Может быть, ты и тянешь? Наверняка тянешь. Но, черт возьми, как тебя ухватить? Вот если бы нашелся второй Странник... Да, второй такой головищи нет во всем мире. И он это знает. И он очень внимательно следит за каждым более или менее талантливым человеком. Прибирает к рукам с юных лет, обласкивает, отдаляет от родителей - а родители-то до смерти, дураки, рады! — и вот, глядишь, еще один солдатик становится в твой строй...».
Нетрудно заметить в этом описании разительные отличия от политики землян из «Трудно быть богом» — которые просто спасали (за деньги — субсидируя тем самым своих врагов) «грамотеев» королевства Арканар от прислужников «фашиста» Рэбы, но даже и не думали что-либо сделать для того, чтобы этих самых «грамотеев» сорганизовать и обеспечить для них возможность повлиять на то общество, в котором они живут (хотя бы в качестве советников правителей, которым они служат); не заметно и чтобы какие-то аналогичные меры предпринимали те земляне, что были вхожи в политическое руководство королевства Ирукан и республики Соан, где положение дел значительно лучше, чем в Арканаре с террором «серых штурмовиков» и Святого Ордена. Тот же дон Румата из «Трудно быть богом» любит повторять, что, мол, за гонимыми «грамотеями» будущее (сильно преувеличивая их общественную роль) — но, в отличие от Странника, неспособен сделать из этой своей идеи правильных практических выводов.
В «Трудно быть богом» главный герой — дон Румата, он же землянин Антон — действует, по сути, не с некой конструктивной внятно сформулированной целью, а просто идёт на поводу у собственных эмоций. Взять хотя бы совершённое им убийство дона Рэбы — убивает его он не потому, что тот губит общество подвластного ему Арканара (Румате это очевидно изначально), а в отместку за то, что его люди убивают Киру, любовницу Руматы. При этом сам Румата прекрасно понимает, что убийство Рэбы ничего не изменит и что Святой Орден, интервенцию которого в Арканар Рэба организовал, никуда не денется.
Напротив, в «Обитаемом острове» главный герой — землянин Максим Каммерер (в отличие от дона Руматы, к слову, вообще не являющийся профессиональным «прогрессором»), известный на Саракше под именем Мак Сим — путешествует по Саракшу вместе со своим другом, местным жителем Гаем Гаалом (ранее — бойцом Боевой Гвардии) в поисках союзников против Неизвестных Отцов для свержения их режима. Руководствуется он именно стремлением уничтожить Центр, управляющий зомбированием населения, а не расправиться с какой-то конкретной ненавистной ему фигурой из правящей верхушки. Как он формулирует в разговоре со Странником в финале произведения:
«Я буду делать то, что мне прикажут знающие люди. Если понадобится, я займусь инфляцией. Если придется, я буду топить субмарины... Но свою главную задачу я знаю твердо: пока я жив, никому здесь не удастся построить еще один Центр. Даже с самыми лучшими намерениями...».
В «Трудно быть богом» дон Румата порой бывает довольно небрезглив в выборе друзей. Причем если его симпатию к крестьянскому атаману Арате Горбатому (стремящемуся совершить социальную революцию крайне жестокими средствами — вплоть до истребления всей аристократии) ещё можно хоть как-то объяснить, то симпатия к дону Пампе (которого он даже включает в число порядочных людей) — пьяному дебоширу и феодальному сепаратисту, который способен попытаться продать человека в рабство и люди которого занимаются грабежами, выглядит совсем странно (рационализировать её можно разве что тем, что дон Пампа — враг дона Рэбы).
В «Обитаемом острове», наоборот, проведена довольно здравая идея, что существуют силы, с которыми невозможно сотрудничать, руководствуясь сколько-нибудь конструктивными целями, просто по принципу «враг моего врага — мой друг» — когда герои обследуют потопленную субмарину Островной Империи, враждебной стране Неизвестных Отцов державы, они понимают, исследуя её содержимое, что союз с ней невозможен в силу того, что ей правит ещё более антигуманный режим, проводящий политику геноцида:
«С изящной лакированной полки глядело на него стеклянными глазами знакомое лицо, квадратное, с русой челкой над бровями, с приметным шрамом на правой щека... Ротмистр Пудураш, национальный герой, командир роты в Бригаде Мертвых-но-Незабвенный, потопитель одиннадцати белых субмарин, погибший в неравном бою. Его портрет, увенчанный букетом бессмертника, висел в каждой казарме, его бюст красовался на каждом плацу... а голова его, ссохшаяся, с желтой мертвой кожей была почему-то здесь. Гай отступил. Да, это самая настоящая голова. А вон еще голова — незнакомое острое лицо... И еще голова... и еще... <...>
Потом опять повешенные, горящие, сгоревшие, мутанты, воспитуемые, гвардейцы, рыбаки, крестьяне, мужчины, женщины, старики, детишки... целый пляж детишек и тип на корточках за тяжелым пулеметом, здесь он улыбается... панорамный снимок: линия пляжа, на дюнах — четыре танка, все горят, на переднем плане две черные фигурки с поднятыми руками... Хватит. Гай захлопнул и отшвырнул альбом, посидел несколько секунд, потом с проклятием сбросил все альбомы на пол».
В «Трудно быть богом» главные герои-земляне всячески пестуют в себе чувство своей особости и едва ли не превосходства по отношению к местному населению (чего стоит само название произведения — для сравнения, Гай Гаал, местный друг Максима Камеррера, напротив, думает о том, что его товарищ «не бог»). По тексту они неоднократно сравниваются (и сравнивают себя сами) с богами — даже в беседе с «грамотеем» Будахом, в котором Румата неиронично отыгрывает своего рода бога, сердце которого якобы «полно жалости» (но ничего толкового делать он не будет, потому что людишки-де дрянь).
Тот же дон Румата — лишь наблюдатель с огромными возможностями (вплоть до синтезирования для его нужд безупречно чистого золота), которого другие земляне даже забрать могут в любой момент, усыпив для этого всю столицу Арканара, где он устраивает резню (в то время как Максим Камеррер попадает на Саракш после катастрофы и от Земли отрезан). Напротив, Максим Камеррер живёт жизнью жителей Саракша и делит с ними их тяготы, общается с ними на равных, заводит друзей, стремится сделать самостоятельно мыслящего человека из Гая Гаала (который начинал как зомбированный солдафон Отцов), не руководствуясь, как Румата в общении с тем же Аратой Горбатым (или представителями простонародья), принципом «а зачем ему что-либо объяснять — всё равно он ничего не поймёт». Покорность населения Страны Отцов тоже объясняется не тем, что «они все — рабы по природе», как в «Трудно быть богом», а тем, что их держат в повиновении с помощью направленного воздействия (в данном случае — башен-излучателей).
Подобно Румате из «Трудно быть богом», Максим Камеррер в «Обитаемом острове» — представитель более передового и гуманного общества, имеющий определённые основания смотреть на жителей Саракша свысока. Но у него гораздо реже встречаются сентенции вроде «Протоплазма <…> Просто жрущая и размножающаяся протоплазма» от милейшего Руматы, что, опять же, выгодно отличает одно произведение от другого.
Автор — Семён Фридман, «XX2 ВЕК».
Вам также может быть интересно: