начало здесь:
Смеясь и держа в одной руке блокнот, Ярослав машинально подцепил вилкой вареник и отправил в рот.
— Тьфу, елки-палки! – он бросил вилку, схватил стакан с соком и сделал судорожный глоток. Лицо его покраснело, в глазах выступили слезы.
— Что? Перец? – участливо спросила Ольга.
Муж только кивнул, продолжая пить сок.
— «Перец — к острой, насыщенной событиями жизни и серьезным переменам», — зачитала хозяйка, вернув себе блокнот.
Последняя партия вареников была без сюрпризов, но с другой начинкой — вишни, клубника и прочие сладкие дары природы. Это по заказу Ярослава. Он с детства обожал вареники с ягодами. Блюдо украинское, но любимо по всему югу России.
Конечно, мороженые ягоды из супермаркета – не то, что свежие. Тем более, садовая клубника — ерунда по сравнению с лесной земляникой. И любимую с детства тютину пришлось заменить канадской ежевикой. Ну, да ладно: хоть что-то. Все равно напоминание о юге, о лете.
— Ты знаешь, что такое тютина? — попытался объяснить Ярослав Леониду, выросшему в московском дворике и не имевшему никакого понятия об этой ягоде.
— Что ты пристал? Не знаю я никакой тютины.
— Ну, вы, москвичи, ее, по-моему, шелковицей называете, так же, Олег?
— Ярик, я хотя и родился в Москве, но тоже знаю ее как тютину, потому что ел ее только с тобой вместе в деревне.
— Шелковица? Нет, не слышал, — после некоторого раздумья ответил Леонид.
— Ну, подожди. Шелк ты знаешь?
— Шелк знаю.
— А кто его делает?
— Ткацкие фабрики.
— Нет! Саму нить! Вот этот вот кокон!
— Ну, гусеница-шелкопряд.
— Не просто шелкопряд, а тутовый шелкопряд! А почему он так называется? Что он жрет?
— Ну, что-то жрет…
— А жрет он как раз листву тутовых деревьев! Только ее и никакую другую!
— И что?
— И вот на этих тутовых деревьях растут плоды. Наверное, их надо называть фруктами, но они больше похожи на ягоды. Два сорта: черные и белые. Белые слаще. В детстве мы их любили больше. Но черные – полезнее, и вкус у них богаче.
— Да мы каждое лето ей объедались, — подтвердил Олег и усмехнулся. — Подробности за столом упоминать не будем. А по поводу клубники и земляники — вы знаете, что мы их называем наоборот?
— Как это наоборот? — не поняла Ольга.
— Ну, вот скажи: что такое клубника, а что — земляника?
— Ну, та, которая саду на грядке – клубника. В лесу на поляне — земляника.
— Вот. А я как-то разговорился с женщиной, которая у нас на даче за садом приглядывает, она Тимирязевку закончила, и она сказала, — Олег артистично изобразил на своем лице выражение, с которым ученая-ботаник произнесла свою фразу: он надул щеки, выпятил губы и сделал под очками удивленные глаза. — «Ну, что вы?! Земляника и клубника — это два совсем разных вида, хотя и относящихся к одному роду Земляника. У них даже количество хромосом разное! Клубника – двудомная, то есть имеет цветки двух видов: мужские и женские. А земляника однодомная, все цветки у нее обоеполые».
— Надо же! Не знала. И как их различить на грядке? — спросила Ольга.
— У земляники ягоды крупные, до 50 граммов! Потому и название такое, «земляника», что она ягоды свои на весу удержать не может. Вот они на землю и ложатся, прикрытые сверху ее же листьями.
— Получается, то, что мы называем клубникой — это земляника?
— Да. А у клубники ягоды как раз-таки мелкие граммов по пять, не больше. Она их высоко на стебельках держит, выше листьев, и они никогда полностью не краснеют, только кончики.
— Я что-то такой и не знаю, — удивилась Ольга.
— На самом деле, не совсем так, — подключился Ярослав. — Тут без истории не обойтись!
— Ну, историку, конечно, виднее, — улыбнулся Олег.
— Нет-нет, правда, — продолжил Ярослав. — В стародавние времена наши предки лакомились в лесах и клубникой, и земляникой. И не смотрели, какая из них двудомная, а какая однодомная. Ягодки, кстати, и у той, и у другой были настолько мелкие, что до Колумба в Европе в садах и парках землянику выращивали только как декоративное и лекарственное растение.
Отсюда и ее латинское название «фрагария». Леонид, ты же латынь знаешь?
— Благоухающая, — невнятно произнес врач, высасывая из вареника сладкий сок.
— Точно! Вот что значит медик! — согласился Ярослав и продолжил. — Ягодной культурой, а тем более промышленной, ее там никто не считал, хоть вкус был и приятный. А вот на юге России ягоды у земляники были покрупнее, и ее в усадьбах все-таки выращивали и называли клубникой.
Потом из Америки в Европу привезли новый сорт земляники – виргинскую, из штата Вирджиния. Кустики высадили в Версале. Ягоды оказались в два раза крупней земляники лесной, но невкусные, кислые.
А еще через сто лет один французский офицер, обратил внимание в Чили на необычный вид земляники, которую там выращивали местные крестьяне. Ягоды – с куриное яйцо Вкус, правда, был еще хуже, чем у виргинской земляники.
Но все равно: запасливый француз притащил домой во Францию большую охапку кустов. Плавание тогда было долгим, выжили всего пять кустиков. Их высадили и размножили в Королевском ботаническом саду в Париже. Там этим сортом разжился лучший на тот момент специалист по землянике, известный ботаник Дюшен. Он посадил несколько кустиков этой заморской земляники в Версальском саду, где уже росла ее родственница из Северной Америки
И два сорта, которые никак не могли встретиться в Новом свете, встретились в Старом. И перекрестно опылились. Случайно. Со всеми бывает. И, как это иногда происходит не только с земляникой, потомство оказалось на удивление удачным. Кустики были сильными и неприхотливыми, а ягоды – крупными и вкусными.
Гибрид назвали земляникой садовой. В Россию ее завезли при Екатерине Второй, и новая земляника быстро вытеснила мелкую клубнику из российских садов. А название осталось! И крупную гибридную садовую землянику у нас до сих пор зовут клубникой. С пометкой «разговорное». Отсюда и путаница.
— Вот, что значит историк! Все он знает, и ничем его не удивить! — рассмеялся Олег.
— Историка удивить можно, — улыбнулся в ответ Ярослав. — а вот историю и вправду не удивишь. Как говорит пословица: всё может быть, потому что всё уже было.
— Я вот в Испании, — рассказал Леонид. — видел земляничное дерево. Завезли из Мексики, теперь сами не рады — сорняк страшный, сосны из лесов вытесняет. Попробовал. На вкус — ничего так. Однако увлекаться нельзя. Испанцы говорят, что этих ягод можно съесть не больше десятка за один раз, иначе будет голова болеть. И, кстати, на гербе Мадрида изображен медведь, поедающий плоды именно земляничного дерева.
— В Китае тоже есть свое земляничное дерево, — вспомнил Олег. — Я ел лет пару лет назад, но ни вкус, ни аромат как-то не запомнились. В середине – косточка. Но, говорят, имеет большое экономическое значение.
— При таком населении все съедобное имеет большое экономическое значение, — рассмеялся Леонид.
Тесто для вареников с ягодами было особой гордостью Ольги. Вопрос очень тонкий: оно должно быть достаточно мягким, чтобы вареники склеивались, но достаточно плотным, чтобы они не разрывались при варке, сохраняя в себе сок ягод, щедро присыпанных сахаром. Ярослав, не был сладкоежкой, и обычные вареники любил солоноватыми, но в ягодные всегда просил класть побольше сахара, иначе нет нужного вкуса. А ягоды как пустят сок – того и гляди, разорвутся все вареники! Можно, конечно, сделать стенки потолще, но это значит – испортить все блюдо. Да и опасно: тесто-то тугое! Мама в детстве всегда пугала заворотом кишок!
«К серьезным переменам…» — припомнил Ярослав вареничное предсказание, уже после ухода гостей, лежа без сна рядом с мирно спавшей супругой. В последнее время бессонница что-то зачастила. А началось все в той поездке.
Казалось бы, совместно пережитая опасность там, на Шри-Ланке, должна была сблизить его с женой, заставить еще больше ценить семейный уют и покой. Но вышло наоборот. Именно в ночь после цунами в Ярославе проснулось желание перемен.
В ту ночь, первую после катастрофы, он снова, как и накануне, проснулся до рассвета и вышел на террасу, где сутки назад наблюдал за вараном.
Теперь побережье заливала светом уже совсем полная луна. Но эта ночь, не в пример предыдущей, совсем не была тихой и безмятежной. В джунглях по обе стороны отеля метались огни, доносились разные звуки: гул, треск, удары по металлу, голоса людей. Над кронами деревьев поднимались дымы, белея на фоне иссиня-черного неба, подсвеченные сверху – холодной луной, а снизу – горячими оранжевыми отсветами костров. И только океан, как нашкодивший зверь, притих и лежал, не шевелясь, затаившись, и широкая лунная дорожка ярко серебрилась на его поверхности.
«Надо же… — подумал Ярослав. – Вот я стою сейчас здесь, и все в порядке. А мог бы уже колыхаться где-нибудь вдали от берега, унесенный морем, среди мусора, обломков мебели и пластиковых бутылок, лицом в воде, мертвый, распухающий, и мелкие рыбешки по кусочку отщипывали бы мне нос, губы, веки… Хотя ночью такие рыбки, наверное, спят.
Или валялся бы на берегу, занесенный илом, заваленный всякой дрянью, под какой-нибудь корягой, в несуразной изломанной позе, со ртом, набитым грязью, и лицом, облепленным муравьями. Муравьи ведь никогда не спят – ни днем, ни ночью. И они сразу чуют смерть».
Продолжение здесь:
Не забываем лайк! Денег тут не просят.
Читайте также: