История бурятской литературы досоветского периода - "тёмные века" для большинства людей, потому что в ХХ веке по целому ряду причин эта литература оказалась вытеснена из публичного пространства и забыта. Во-первых, произошла смена письменности, и тексты, созданные на монгольском письме, оказались недоступны новым поколениям бурятских читателей. Во-вторых, в советское время существовал культ новой "прогрессивной" культуры, и традиционная бурятская литература была объявлена неполноценной, недостойной быть частью нового культурного кода - поэтому её не переиздавали и не популяризировали. Наконец, из-за всех произошедших изменений в обществе и культуре современному читателю не так-то просто разобраться в литературном наследии прошлого - ведь оно создано в другой культурной среде, людьми с другой ментальностью, на основе традиций, которые сегодня большинству не известны. Поэтому даже когда наследие бурятской литературы стало доступно для всех желающих, оно не привлекает к себе большого внимания.
Сегодня я попробую рассказать, что интересного оставили нам бурятские писатели прошлого и как их сочинения помогают нам узнать больше об истоках современной бурятской культуры.
Когда появилась бурятская литература?
На этот вопрос можно ответить по-разному.
Если связывать появление литературы с образованием политической нации и национального языка, то бурятская национальная литература возникла в начале ХХ века. Именно тогда формируется бурятское национальное движение и в сознании предков современных бурят окончательно укрепляется мысль о том, что все они - монголоязычные этносы вокруг Байкала - являются частями одного народа. Тогда же появляется и бурятский литературный язык, пришедший на смену общемонгольскому письменному языку. О зарождении бурятской национальной литературы в творчестве писателей-интеллигентов начала ХХ века я уже писал в другом материале:
Но ведь бурятская литература в начале ХХ века возникла не на пустом месте - ей предшествовала богатая традиция, берущая начало ещё в эпоху Монгольской империи.
Когда в XIII веке Чингисхан объединил монгольские племена в единое государство, у монголов появилась собственная письменность - и литература. Потом Монгольская империя распалась на отдельные ханства, и в ходе междоусобных конфликтов стали оформляться новые идентичности разных групп монголов, прежде входивших в империю Чингисхана. Примерно в XVI-XVIII веках некоторые племена и роды мигрируют на северную окраину Монгольского мира, на территорию современной Бурятии. Приняв российское подданство, они начнут обособляться от остальных монголов и в итоге обретут общую идентичность с другими монголоязычными этносами Байкальского региона и станут известны под названием буряты.
Таким образом, период с XVIII до начала ХХ века - это время, когда предки современных бурят проходили путь осознания своей новой идентичности и объединения в собственно бурятскую нацию. Исходя из этого весь период с XIII до начала ХХ века можно назвать донациональным периодом истории бурятской литературы. Он разделяется на две части - общемонгольский период XIII-XVII вв., литературное наследие которого - общее для всех современных монгольских народов, и период XVIII - начала ХХ века, когда на основе общемонгольской литературы складывалась собственно бурятская литературная традиция. Вот об этом втором периоде я и хочу вам рассказать.
Распространение монгольской литературной традиции географически совпадало с распространением буддизма (поскольку буддийские дацаны в то время стали главными центрами книжности). Поэтому до начала ХХ века литература развивалась только у восточных бурят.
Хотя этнические группы, жившие по российскую сторону границы, уже начинали противопоставлять себя другим монгольским народам, они продолжали оставаться с ними в одном литературном пространстве. Благодаря общему письменному языку монголы и буряты могли читать сочинения друг друга, поэтому многие произведения монгольской литературы XVIII-XIX веков были известны бурятам, а некоторые сочинения бурятских авторов стали известны в Монголии.
Также тесны были литературные связи с Тибетом, поскольку монголы исповедуют буддизм тибетской школы Гелугпа и чтение литературы на тибетском было обязательной частью буддийского образования. Тибетский язык, наряду с монгольским, был вторым языком бурятской литературы. Именно на нём изначально написаны многие известные сочинения бурятских лам - а уже впоследствии их переводили на монгольский, чтобы сделать доступными ещё более широкому кругу читателей.
Как вы уже поняли, основная часть бурятской литературы XVIII-XIX веков была создана в буддийских дацанах. Второй после лам большой группой авторов того времени были главы и служащие бурятских степных дум, созданных в начале XIX века. Так что можно говорить о двух взаимосвязанных направлениях традиционной бурятской литературы: литературе дацанов и литературе степных дум.
Теперь расскажу о самых интересных явлениях в бурятской литературе той эпохи.
Учим историю с бурятскими летописями
Исторические хроники или летописи - пожалуй, самая известная часть старой бурятской литературы. О них часто говорят как об источнике сведений о прошлом бурятского народа. Но если посмотреть на эти хроники с точки зрения литературоведения, мы можем увидеть в них историю зарождения и развития бурятского национального самосознания - ведь в сочинениях о прошлом на самом деле проявляются современные представления народа о себе и своём месте в мире.
Традиция написания хроник возникла у монголов одновременно с зарождением их литературы. Древнейшее датированное произведение монгольской литературы - "Сокровенное сказание монголов" (1240 г.) - представляет собой историю возникновения единого Монгольского государства. Эта история преподносится через биографию Чингисхана - таким образом политическая история монголов оказывалась неразрывно связанной с жизнью их великого лидера, и фигура Чингисхана была символом единения всех монголов. После распада империи появляются новые хроники, принадлежащие государствам и этническим группам, которые считали себя наследниками Чингисхана. Если у халха-монголов и ойратов повествование так же строилось на основе ханских генеалогий, то бурятские хроники пошли другим путём.
Старейшая известная нам бурятская хроника принадлежит племени хори и была создана в XVIII веке. Она называется "Повесть о Бальжин-хатан" и объясняет, как хори-буряты отделились от других монголов и стали подданными Российского государства.
Согласно хронике, одиннадцать хоринских родов были приданым Бальжин-хатан, отданной замуж за сына хана Бубэй-Бэйлэ. Когда Бальжин поссорилась с родителями своего мужа, она решила уйти вместе с подчинённым ей народом на другие земли. Бубэй-Бэйлэ разозлился на взбунтовавшихся подданных и отправил за ними войско, но Бальжин защитила хоринцев с помощью своей волшебной силы и принесла себя в жертву, чтобы хори-буряты освободились от преследователей и зажили свободной жизнью.
Далее в тексте повествуется о конфликтах с эвенками, которые жили в тех краях, куда прибыли хори-буряты, и о подвигах бурятского воина Бабжи-батора. Затем рассказывается, как хори-буряты решили принять подданство "Белого царя" и об установлении российско-монгольской границы.
Предания о Бальжин-хатан, Бабжи-баторе и установлении отношений с Российским государством, составившие основу этой хроники, не обязательно точно отражают историю хори-бурят. Но они помогали хоринцам сформировать новое представление о себе и объяснить ту реальность, в которой их народ оказался в XVIII веке. Мы же по этой хронике можем судить, что в то время предки бурят начали выделять себя из Монгольского мира и писать собственную, отличную от других монголов, историю.
В XIX веке развитие бурятского летописания было связано со степными думами. Эти органы самоуправления подчиняли себе бурят, живущих на определённых территориях. Иногда это были представители одного племени - как в Хоринской или Агинской (которая отделилась от Хоринской) степных думах, другие степные думы объединяли различные роды и племена - как, например, Баргузинская и Селенгинская. Так или иначе, у жителей каждой административно выделенной территории постепенно формировалась общая идентичность и особенности культуры. Свою роль в этом сыграли и хроники, авторами которых были тайши (главы степных дум) или главы отдельных родов. В хрониках хоринских, агинских, баргузинских, селенгинских бурят в центре внимания - история отдельного территориального сообщества. Повествование обычно начинается с генеалогических преданий, объясняющих происхождение местного населения и то, как оно оказалось на данной территории. Затем уже следует изложение наиболее примечательных событий из истории степной думы.
Интересно, что хроники степных дум могли выступать и в качестве своеобразных отчётных документов - по ним российские чиновники и учёные знакомились с историей и внутренним устройством бурятского общества. Поскольку чиновники степных дум выступали посредниками между имперской властью и бурятским населением, в хрониках особое внимание уделялось взаимоотношениям с Российским государством: говорилось о милостях "Белого царя", оказанных бурятскому народу, и о верной службе бурят российскому государю.
Вместе с тем бурятские хроники развивались в русле общемонгольской традиции историописания, о чём говорят параллели с халха-монгольскими хрониками того же времени. Например, после распространения буддизма монгольские авторы стали возводить своё происхождение к индийским и тибетским царям - чтобы обосновать древнюю причастность монголов к буддийской цивилизации. То же самое мы встречаем в некоторых бурятских хрониках: например, в хоринской хронике Вандана Юмсунова говорится, что легендарный предок бурят Барга-батор был потомком индийского царя.
Следующий (и завершающий) этап развития бурятских исторических хроник происходит в начале ХХ века. В это время российская власть упраздняет степные думы и хочет реформировать быт бурят - но эти события приводят к появлению бурятского национального движения. Столкнувшись с игнорированием своих интересов, разные племенные и территориальные группы бурят стали сильнее, чем раньше, осознавать свою общность, а их лидеры начали строить планы по созданию бурятского национального государства. На фоне этого появляются хроники, в которых речь идёт уже не об истории отдельных племён и территориальных групп, а о бурятском народе в целом. Примеры таких поздних хроник - "Краткое историческое сочинение о том, откуда, изначально отделившись, пришли монгол-буряты, когда это произошло и во власти какого хана они теперь пребывают" известного ламы Агвана Доржиева и "Краткая история о том, как проживающий по обе стороны Байкала бурят-монгольский народ изначально отошёл от монголов и стал подданным Российского государя" неизвестного автора.
Стоит сказать, что параллельно с описанной выше светской традицией историописания у бурят ещё создавались сочинения, отражающие "религиозную историю" народа. Отдельный жанр составляют повествования о распространении и развитии буддизма у бурят. Пример такого сочинения - "Краткая история о том, как распространялось буддийское учение на бурятской земле и о биографиях некоторых лам".
Существовал также жанр жизнеописаний выдающихся лам - их тоже можно рассматривать как форму повествований о прошлом. Больше всего сочинений посвящено первому бурятскому хамбо-ламе (то есть главе бурятских буддистов) Дамба-Доржо Заяеву, жившему в XVIII веке. Одно из них написал на тибетском языке Агван Доржиев.
Изучаем географию с заметками бурятских путешественников
Если хроники позволяли бурятскому читателю углубиться в прошлое своего народа, то другой жанр помогал представить страны и города, находящиеся далеко за пределами Бурятии. Литературоведы называют этот жанр путевыми заметками или "хождениями" (по аналогии с подобным жанром древнерусской литературы). На самом деле такие сочинения есть у многих народов и мотив путешествия - вообще один из основных в мировой литературе. Нам же сегодня может быть интересно посмотреть, куда пролегали маршруты бурятских путешественников, каковы были их цели и впечатления от увиденного. Из этого складывается географический образ мира, существовавший в бурятской традиционной литературе.
Одно из первых (а возможно, и первое) произведение бурятской литературы - это сочинение хамбо-ламы Дамба-Доржо Заяева о его поездке в Тибет. Поскольку монгольские народы исповедуют буддизм тибетской школы Гелугпа и считают тибетского Далай-ламу главой своей конфессии, Тибет для бурят был центром буддийского мира. Бурятские ламы и хувараки стремились в Тибет, чтобы познакомиться с жизнью его монастырей, получить образование у лучших учителей, подтвердить свою - и своего народа - причастность к древней религиозной традиции. Побывать в Тибете удавалось, конечно, немногим, но остальные узнавали о нём из заметок путешественников. О популярности тибетской темы среди бурятских читателей того времени говорит количество различных версий рассказа о путешествии хамбо-ламы Заяева: кроме его собственного текста существует ряд пересказов, а также жизнеописания хамбо-ламы, в которые включены подробности путешествия.
Известны и более поздние сочинения бурят, побывавших в Тибете. Одно из них принадлежит хувараку Загустайского дацана Мижид-Доржи, который совершил своё путешествие в конце XIX века.
Если путешествия в Тибет символизировали причастность бурят к буддийскому миру, то другой маршрут путешествий был связан с их интеграцией в Российскую империю. Поездки бурятских родоначальников в Москву и Петербург составили ещё одно направление в литературе хождений. Наиболее подробное описание подобного путешествия - сочинение уже известного нам чиновника Хоринской степной думы Вандана Юмсунова «Поездка в 1876 г. в Санкт-Петербург главного хоринского тайши Цэдэба Бадмына и главы хуацайского рода Цэдэн-Доржо Аюушина». Как видите, в данном случае автор описывает не собственные впечатления, а то, что он услышал от участников поездки. В тексте рассказывается о пребывании бурятских делегатов в Петербурге со множеством подробностей. Описываются места, в которых они побывали: ботанический и зоологический сад, академия наук, театр, фабрики и заводы, Исаакиевсий собор, Царское село и другие.
В конце XIX - начале ХХ века появляются новые маршруты путешествий, связанные с участием бурят в делах предпринимательства и международных отношениях Российской империи. Одно из таких путешествий - поездка Петра Бадмаева в Китай - описано в сочинении участника этой делегации Соло Ванданова (кстати, это сын Вандана Юмсунова). Сочинение не опубликовано, но с его кратким содержанием можно познакомиться вот в этой статье.
А ещё есть пара очень интересных поэм, которые некоторые исследователи тоже причисляют к жанру хождений - поскольку в их основе лежит повествование о путешествии героя.
Первая - поэма известного ламы Лубсан-Сандана Цыденова "Лечу по небу". Этот лама вошёл в историю как глава первого и единственного бурятского теократического государства, основанного в 1919 году на территории современного Кижингинского района Бурятии. Но поэма была написана задолго до этих событий - она посвящена поездке Цыденова на коронацию императора Николая II в 1896 году. В поэме, написанной на тибетском языке, в величественно-торжественном стиле описываются Москва и Петербург. Автор постоянно обращается к образам буддийской мифологии, изображая российскую столицу как некое подобие буддийского рая, а императора - как священного правителя-чакравартина, то есть покровителя веры (подобное отношение к российским императорам установилось у бурятских буддистов ещё со времён Екатерины II и хамбо-ламы Заяева). После написания поэму перевели на монгольский язык, и она была высоко оценена бурятскими и монгольскими знатоками поэтического искусства.
Вторая поэма-путешествие - сочинение Агвана Доржиева "Занимательные заметки. Описание путешествия вокруг света", написанное им в 1921 году. Это автобиография, которую знаменитый лама, дипломат и один из лидеров бурятской нации написал в ответ на многочисленные просьбы рассказать о его интересной жизни. Поскольку жизнь Доржиева состояла из постоянных поездок в разные города и страны по делам религии и политики, его автобиография является одновременно и путевыми заметками. Книга очень увлекательная - ведь её автор был участником ключевых культурных и политических процессов бурятской истории начала ХХ века. Начинаясь как традиционное буддийское жизнеописание, поэма быстро превращается в подобие авантюрного романа: её герой (то есть сам автор) курсирует между Лхасой и Петербургом, стремясь защитить Тибет от колониального захвата и одновременно сблизить его с Российской империей; балансируя между служением религии и службой государству, он объезжает с визитами множество стран Европы и Азии; строит дацан в Петербурге, борясь с недовольством православных священников; принимает участие в создании бурятской государственности и лично отправляется к Ленину, чтобы договориться об учреждении республики... Как сам Агван Доржиев сочетал в себе приверженность традиционной буддийской культуре и тягу к новым политическим идеям, так и его автобиография с одной стороны похожа на традиционные сочинения бурятских лам, а с другой - на творчество деятелей бурятского национального движения. Что касается воображаемой географии бурятской литературы, в книге Доржиева она впервые приобретает глобальный характер: вслед за героем, объездившим всю Евразию, бурятский читатель получил возможность в одном тексте увидеть описания самых разных стран и почувствовать, что его народ - часть нового глобального мира, в котором все нации так или иначе связаны между собой.
Учимся жить и больше не рождаться с буддийской философской поэзией
Во второй половине 19 - начале 20 века наступает расцвет бурятской буддийской поэзии. Почему именно в это время? Может быть, потому, что к тому моменту бурятские ламы уже освоили наследие индийских, тибетских и монгольских авторов и почувствовали себя в силах создавать собственные поэмы. Учёные предлагают ещё одно объяснение: бурятское общество всё сильнее подвергалось инокультурному влиянию, и, стремясь защитить его традиционные основы, ламы адресовали мирянам свои дидактические сочинения.
Традиция дидактических поэм, обучающих нравственности и правильному поведению в различных сферах жизни, была начата ещё буддийскими авторами Древней Индии. Буряты читали в тибетском и монгольском переводах поэму древнеиндийского философа Нагарджуны (2-3 вв.) "Капля, питающая людей", которая послужила образцом для других подобных сочинений.
Другим известным образцом буддийской дидактической поэзии была поэма тибетского автора Сакья-Пандиты "Субхашита" (13 в.). Вообще "субхашита" - это санскритское слово, обозначающее жанр кратких назидательных стихотворений, из которых, собственно, и состоят поэмы Нагарджуны и Сакья-Пандиты.
В 19 веке выдающимися авторами дидактических поэм стали бурятские ламы Ринчен Номтоев и Галсан-Жимба Дылгыров. К сожалению, сегодня большая часть их творческого наследия забыта и нигде не опубликована. Одна из крупных поэм Ринчена Номтоева называется "Пятьдесят стихов". В ней он попытался изобразить идеальный порядок вещей в мире. Примечательно, что эта поэма написана в стиле народных стихотворений "Юртэмсын дүрбэн" ("Четыре в мире"): каждое четверостишие посвящено одному понятию, которое раскрывается в четырёх разных сочетаниях. Например:
Украшением государства являются ханы, следующие законам учения ранних ханов.
Украшением религии являются ламы-учителя, имеющие отличительные приметы.
Украшением государства является множество образованных мудрецов.
Украшением счастья является то, что всё это мирно согласовывается.
К такой форме нередко обращались и монгольские авторы того времени, что лишний раз говорит о связях бурятской и монгольской литератур в дореволюционную эпоху.
Самая известная бурятская дидактическая поэма - "Зерцало мудрости" кижингинского ламы Эрдэни-Хайбзуна Галшиева (1855-1915). Полностью название его книги звучит как "Зерцало мудрости, разъясняющее принимаемое и отвергаемое по двум законам". Такое заглавие не было оригинальным - оно встречается и в других сочинениях монгольских и бурятских лам-писателей. "Два закона" здесь - это правила духовной и светской жизни, о которых и идёт речь в поэме.
"Зерцало мудрости", написанное в начале ХХ века - самая большая из известных нам бурятских субхашит и самая разнообразная по своему содержанию. Её автор подробно говорит как о вопросах духовного развития и нравственности, так и о совершенно "приземлённых" вещах: например, как защитить своё имущество от грабителей или что делать, если вы вечером переели и утром плохо себя чувствуете. Ответы на эти и многие другие вопросы можно узнать в поэме, которую в середине ХХ века перевёл на современный бурятский и русский языки известный учёный-филолог Цырен-Анчик Дугар-Нимаев. Судя по количеству переизданий, книга оказалась довольно востребованной: для кого-то - как своеобразная энциклопедия бурятской культуры столетней давности, а для кого-то - и как источник полезных наставлений, которые не потеряли своей актуальности спустя много лет.
Рассказывая о поэмах-субхашитах, нельзя не вспомнить и о таком жанре, как комментарии к ним. Комментарии к индийским и тибетским субхашитам у монголов - это не наукообразные объяснения, как в современных изданиях старой литературы, и не личное мнение комментаторов о стихах. Под комментарием (тайлбари) подразумевали пересказ сюжетов, к которым отсылает автор субхашиты. Дело в том, что индийские, тибетские, а вслед за ними - и некоторые монгольские и бурятские авторы, аргументируя свои поучения, отсылали читателя к сюжетам известных притч. Но притчи, хорошо знакомые читателю в Индии, могли быть мало кому известны среди монголов и бурят. Например, как понять слова Нагарджуны из поэмы "Капля, питающая людей":
Словам дурных приятелей не верь:
Послушавшись приятелей дурных,
Обманешься надеждою пустой,
Как обманулась обезьяна в черепахе.
Чтобы понять последнюю строчку, нужно знать индийскую притчу о дружбе обезьяны и черепахи и о том, как черепаха хотела обмануть своего друга. Вот ламы - знатоки индийской и тибетской литературы - и пересказывали эти истории в своих комментариях, чтобы поучения иностранных авторов стали ясны читателям.
Кстати, известный бурятский лама-писатель Ринчен Номтоев написал комментарий к "Капле, питающей людей" Нагарджуны.
Но, конечно же, не только мораль и правила повседневной жизни были предметом буддийской поэзии. Главная цель буддизма как религии - освободить человека от новых перерождений в сансаре и помочь ему уйти в нирвану. Для того, чтобы достичь этого, нужно изменить своё сознание. Философские поэмы, говорящие об условиях достижения просветления - ещё одно важное направление буддийской литературы. Интересно, что первым известным переводом буддийской литературы на монгольский язык стала именно такая поэма - "Бодхичарья-аватара" ("Путь бодхисаттвы") индийского философа Шантидевы (8 в.). В 14 веке эту поэму перевёл монах Чойджи-Одсэр, один из основоположников буддийской литературы монгольских народов. Кстати, позднее свой перевод "Бадхичарья-аватары" сделал уже известный нам Ринчен Номтоев.
Свою поэму-наставление о том, как достичь просветления и больше не родиться в мире сансары, сочинил также знаменитый бурятский хамбо-лама Даши-Доржо Итигэлов. Познакомиться с текстом его "Завета" и узнать, что значат использованные в поэмы символы и метафоры, можно вот в этой статье.
Читаем интересные истории в сборниках, повестях и книжном эпосе
Перейдём к развлекательным повествованиям в традиционной бурятской литературе.
У монгольских народов пользовались популярностью так называемые "обрамлённые повести" - сборники занимательных рассказов, в которых множество маленьких историй были объединены одним общим сюжетом-"рамкой". Этот жанр возник в Древней Индии, и монгольские обрамлённые повести как правило были переводами и переработками индийских.
Один из самых известных таких сборников - "Волшебный мертвец", монгольская версия индийского сборника "Двадцать пять рассказов Веталы". Эта книга начинается с того, что индийский царевич по заданию мудреца Награджуны должен принести ему тело волшебного мертвеца, который своей магией способен осчастливить человека. Попасть к телу можно только зная специальные заклятия, но ещё сложнее донести его до конца пути. Дело в том, что мертвец начинает рассказывать путнику истории, и ни в коем случае нельзя отвечать ему - иначе тело вернётся назад, и придётся возвращаться за ним и начинать весь путь снова. Царевич добывает волшебного мертвеца и идёт назад к Нагарджуне, но когда мертвец рассказывает ему интересную историю, впечатлённый царевич вслух сочувствует героям. После этого мертвец оказывается на старом месте, и так повторяется 25 раз - столько рассказов включает в себя сборник "Волшебный мертвец".
Другим популярным жанром прозы были буддийские повести, также берущие своё начало в литературе Индии и Тибета. Герои этих повестей путешествовали по мирам сансары, видели жизнь божеств в высших сферах и страдания живых существ в аду, куда их привела плохая карма. Такие сюжеты наглядно показывали, зачем нужно соблюдать нормы буддийской этики и что может ждать тех, кто пренебрегает учением Будды.
Одна из буддийских повестей - "История Гусю-ламы", как полагают учёные, могла быть создана в Бурятии. Её главный герой Гусю-лама после смерти оказывается между высшим и нижним миром. Он видит, как много существ страдает в аду, и спрашивает у Эрлик-хана - хозяина ада, за что им такое наказание. Эрлик-хан отвечает:
Ты передай живущим людям наставление!
Скажи им, что побывал в блаженных мирах будд,
Скажи им, что побывал в области адских мук.
Добродетельный человек выше тенгрия,
Лик его подобен сиянию солнца,
Недобродетельный человек томится в аду,
Лицо его подобно сырой земле.
Потом Гусю-лама отправляется в земли будд, и там слышит такие же наставления. Далее в повести показано, как происходит суд над душами умерших - безгрешных отправляют в мир будд, а грешников - в ад к Эрлику. Такова назидательная история Гусю-ламы.
Но повествовательная литература монгольских народов создавалась не только по индийским и тибетским образцам - были и собственные традиции. Уже первое крупное произведение монгольской литературы - "Сокровенное сказание монголов" (13 в.) - было образцом художественной прозы. Это было повествование преимущественно биографического характера, сосредоточенное на жизни Чингисхана. В последующем у монгольских народов появится ещё ряд повестей, посвящённых выдающимся историческим личностям.
В бурятской литературе этот жанр представлен "Повестью-легендой о Бальжин-хатан" ("Балжан хатан тухай туужа домог"), написанной в 19 веке. Её сюжет строится вокруг свадьбы главной героини. В то время как в исторических хрониках говорится об участии Бальжин в исходе хоринцев из Монголии и её самопожертвовании ради своего народа, повесть рассказывает о более ранних событиях - как Бальжин стала женой Дай-Хун-тайджи, отец которого в будущем окажется её непримиримым врагом.
Структура повести соответствует ходу свадебного обряда: приезд сватов, сговор, сборы и проводы невесты. При этом в действии постоянно появляются намёки на будущую трагедию, которая сама остаётся за рамками повествования: известие о сватовстве приходит в семью Бальжин после зловещего крика птицы (недобрый знак), во время застолья со сватами случайно убивают и съедают коня её будущего свёкра, отец жениха ругается с семьёй невесты, наконец, накануне свадьбы Бальжин уходит в затворничество, будто уже заранее решает принести себя в жертву.
"Повесть-легенда о Бальжин-хатан" - одно из самых необычных произведений традиционной бурятской литературы. Долгое время она распространялась только в рукописной форме и в устных пересказах и лишь в 1992 г. была издана в сборнике бурятских летописей (хотя летописью это сочинение вряд ли можно назвать). После этого "Повесть-легенда" стала привлекать внимание современных авторов. Она послужила основой для нескольких литературных произведений и театральных постановок.
Ещё один жанр повествований - книжные версии эпических сказаний-улигеров. Среди всех монгольских народов была распространена книжная версия монгольского эпоса "Гэсэр", немало её рукописей было и у бурят.
Но знаем мы и один улигер, переведённый в книжную форму именно бурятским автором. Это хори-бурятский эпос "Волшебный конь" ("Эрдэмтэ соохор морин"), записанный нашим старым знакомым Ванданом Юмсуновым - автором исторической хроники хори-бурят и сочинения о поездке хоринской делегации в Петербург. Как он сам написал, этот улигер ему приходилось слышать в детстве, и, став взрослым, он решил изложить его на письме.
По сюжету, после смерти одного хана у него осталось семь сыновей от старшей жены, а также брат и сестра Алтан Ша и Мунгэн Ша, рождённые младшей женой хана. Старшие братья прогнали Алтан Ша и Мунгэн Ша и присвоили себе всё отцовское наследство. Но у отца был ещё волшебный конь, который стал помогать обездоленным детям восстановить справедливость.
Спасибо, что дочитали до конца! Если вам было интересно, вы можете поддержать канал лайком и подпиской, а также оставить комментарий. Больше интересного о бурятской литературе - в канале https://t.me/buryad_uran_zokhyol
