Марина Цветаева была третьим и нелюбимым ребенком своих родителей — профессора Московского университета Ивана Владимировича Цветаева и его второй супруги, пианистки Марии Мейн. Так получилось, что одна из дочерей Цветаевой повторила ее судьбу.
Мария Мейн вышла замуж за вдовца, который продолжал любить свою покойную жену: ее портрет так и сняли со стены в гостиной. С детьми Мария вела себя холодно и отстраненно. Обнаружив у дочки способности к музыке, мать мечтала, чтобы она пошла по ее стопам. Однако Марина хотела писать стихи, и это раздражало женщину. Она не давала ей бумагу, а найденные строчки мать издевательски зачитывала вслух, чтобы доказать их бездарность.
«Ты лети, мой конь ретивый,
Чрез моря и чрез луга,
И, потряхивая гривой,
Отнеси меня туда!»
«Куда “туда”?», — спросила Мария с издевкой. Все засмеялись: мать — торжествующе, отец — добродушно, не до конца понимая, что происходит, а брат и сестра — подражая взрослым. Маленькая поэтесса чувствовала себя униженной, сдерживала слезы, а потом срывалась и кричала, чтобы родительница перестала брать ее тетрадь без спроса. Кроме высмеивания, Марина также столкнулась с осуждением матери, если она чего-то не знала.
В 1912 году Цветаева вышла замуж за Сергея Эфрона, и уже через несколько месяцев родилась их дочь Ариадна, сокращенно Аля. «Я назвала ее Ариадной… от романтизма и высокомерия, которые руководят всей моей жизнью», — рассказывала Цветаева.
Ариадна была для 20-летней Цветаевой «легким ребенком». Марина обожала свою дочку: «Она, конечно, будет поразительным ребенком… К двум годам она будет красавицей. Вообще я ни в ее красоте, ни уме, ни блестящести не сомневаюсь ни капли...»
Будучи идеалисткой, Цветаева думала, что все ее дети будут исключительными. После нескольких личных драм Марина вернулась к мужу в 1916-м, и через год у них родилась дочь Ирина. Такая обычная девочка с обычным именем оказалась для матери обузой.
Марина почему-то начинает игнорировать дочь, даже не рассказывая о ней гостям. Однажды поэтесса и актриса Вера Звягинцева переночевала у Эфронов и только под утро заметила хныкающего младенца, лежащего под тряпками в кресле. Родители дочкой совсем не занимались. Когда отец семейства ушел в Добровольческую армию, Марина осталась с детьми одна. Лето 1918-го она отдала Ирину Елизавете Эфрон. Та вспоминала: «Это была умная, кроткая, нежная девочка. Привезла я ее совсем больной, слабой, она все время спала, не могла стоять на ногах. За три месяца она стала неузнаваемой, говорила, бегала. Тиха она была необыкновенно...».
Осенью девочка возвращается к матери. Цветаева живет в Борисоглебском переулке, работая в Информационном отделе Комиссариата по делам национальностей. Ирина ей только мешает: Цветаева повсюду водила с собой 7-летнюю Алю, а младшая дочь оставалась дома одна, привязанная к ножке кровати…
Вскоре по совету знакомого Марина решила отдать дочерей в Кунцевский детский приют: якобы там есть все шансы выжить в голодное время, ведь им обеспечат питание и уход. Приют считался образцовым, а потому поэтесса совсем не навещала Алю и Иру. Более того, она стыдилась своего поступка, поэтому выдала девочек за сирот и запретила старшей говорить, что у них есть мать. В середине ноября 1919-го Марина отдала девочек, убеждая себя, что «надо пережить только зиму».
Позднее Цветаева случайно встретила воспитанницу приюта и заведующую, которые приехали в Москву в Лигу спасения детей за продуктами. Они рассказали поэтессе, что Аля очень тоскует и плачет. Марина и сама скучала по Ариадне:
«Маленький домашний дух,
Мой домашний гений!
Вот она, разлука двух
Сродных вдохновений!
Жалко мне, когда в печи
Жар, — а ты не видишь!
В дверь — звезда в моей ночи! —
Не взойдешь, не выйдешь!»
Узнав об Ирине, Цветаева написала в своем дневнике так: «”Поет, кричит, никому покою не даст. Это определенно дефективный ребенок: подхватит какое-нибудь слово и повторяет — без конца совершенно бессмысленно. Ест ужасно много и всегда голодна. Вы совершенно напрасно отдали ее к нам, она по возрасту принадлежит в ясли, кроме того, как явно-дефективного ребенка, ее надо отдать в специальное заведение”. Я, почти радостно: “Ну, я же всегда говорила! Не правда ли, для 2,5 лет она чудовищно-неразвита?”.
Марина была полностью уверена, что ее дети должны быть такими же гениальными, либо не быть вовсе. Она находит свободный день и едет в Кунцево. Заведующая ей рассказывает, что Аля — «исключительный», не по годам развитый ребенок. Это не может не радовать поэтессу. С тех пор она начала говорить Ариадне, что скоро заберет ее домой. Аля называла мать в письмах по имени, как крестную.
Ирине же Цветаева ничего не обещала и вообще отзывалась о ней в своих дневниках пренебрежительно. Заведующая рассказала, что малышка постоянно кричит, и Марина на это написала: «Ирина, которая при мне никогда не смела пикнуть. Узнаю ее гнусность!». Одна из работниц приюта заметила, что Цветаева привозит сахар и угощает им только Ариадну, и попросила поделиться с Ириной, но мать лишь разозлилась: «Господи! Отнимать у Али!».
Иришу в приюте не любят: она беспокойная, все время плачет и ничего не знает о гигиене и опрятности. Когда горячей воды нет, приходится несколько раз в день стирать за ней пеленки. Старшой сестре тоже все равно на нее, она ее даже раздражает. «Ирина сегодня ночью обделалась за большое три раза! Ирина отравляет мне жизнь», — жаловалась Аля в письмах матери.
Брошенная всеми маленькая девочка могла повторять одни и те же слова без конца, кричать и падать на пол. Марина это видела, но даже не пыталась поднять девочку. Кроме того, Цветаева поняла, что в приюте девочкам совсем не лучше: едят пустую похлебку и чечевицу, врачей нет, лекарств тоже.
В 1919 Аля написала, что Ирина выучила одно слово: «не дадо» — «на надо». Представьте, девочка научилась говорить не «мама», а «не надо»… Кроме того, девочка зло писала, что ей не нравится спать в одной кровати с младшей сестрой.
Всего за этот период Марина навестила детей 5 раз и привезла лекарство — но только Але. В декабре 1920 года приют заболел, а Марина забрала Алю домой. Девочка вернулась к матери с головными болями и температурой. Ее болезнь тянулась больше двух месяцев, температура не падала, а врачи не могли поставить диагноз. Пока Марина была занята уходом за Аридной, Ирина оставалась в приюте.
В 20-х числах января Але стало лучше, но про младшую дочь Марина все равно не вспоминает. Она занята написанием своего сборника стихотворений 1913-1915 годов, а Ирине был подписан приговор… нормализуется. Настроение у Марины, судя по дневнику, было хорошим: хорошее, судя по ее дневнику: «Я исправляла и наряжала их [стихи], безумно увлекаясь собой 20-ти лет и всеми, кого я тогда любила: собою — Алей — Сережей — Асей — Петром Эфрон — Соней Парнок — своей молодой бабушкой — генералами 12 года — Байроном — и — не перечислишь!».
Забрать бедную девочку решила Вера Эфрон, сестра Сергея. Она давно предполагала, что Цветаевой дочь не нужна. На все это требовалось согласие матери, но вот поэтесса наотрез отказалась и даже просила общую знакомую «удержать Веру от поездки за Ириной». Забрать Иришу хотела вторая сестра Сергея Елизавета — но Цветаева снова отказалась.
Почему же? Очевидно, она боялась позора, считая, что общество непременно осудит знаменитую писательницу, которая не может прокормить детей и отдала их родственникам. Мало кто точно знал, где находятся ее дети, поэтому Марина надеялась вылечить старшую дочь и потом вернуться за младшей.
Не успела. Ира скончалась в феврале 1920 года, не дожив двух месяцев до трех лет. Цветаева не поехала на похороны. Она объясняла, что была занята Алей и психологически не могла себя заставить. Она вспоминала: «Чудовищно? — Да, со стороны. Но Бог, видящий мое сердце, знает, что я не от равнодушия не поехала тогда в приют проститься с ней, а от того, что не могла». Три месяца спустя Марина напишет свои знаменитые строки:
«Две руки, легко опущенные
На младенческую голову!
Были — по одной на каждую —
Две головки мне дарованы.
Но обеими — зажатыми —
Яростными — как могла! —
Старшую у тьмы выхватывая —
Младшей не уберегла...»
Марина все это время скрывала от Али трагедию и не знала, как отреагирует Сергей Эфрон. Зато стихи стали оправданием поэтессы и завуалировали ее холодное равнодушие к младшей дочери. Спустя время Цветаева даже обвинила сестер мужа в том, что Ирины не стало. Она писала, что они «вели себя хуже, чем животные», «отступились» и «дали Ирине умереть с голоду под предлогом ненависти ко мне».
Мужу Марина напишет: «Сереженька, если Вы живы, мы встретимся, у нас будет сын. Не пишу Вам подробно о смерти Ирины. Это была СТРАШНАЯ зима. То, что Аля уцелела — чудо. Я вырвала ее у смерти, а я была совершенно безоружна! Не горюйте об Ирине, Вы ее совсем не знали, подумайте, что это Вам приснилось, не вините в бессердечии, я просто не хочу Вашей боли, — всю беру на себя! У нас будет сын, я знаю, что это будет, — чудесный героический сын, ибо мы оба герои...»
Сын Георгий родится 1 февраля 1925 года и сыграет в жизни своей матери роковую роль. Многие будут считать, что Марина родила от любовника Константина Родзевича, а Сергей Эфрон, глядя на мальчика, отмечал: «Моего ничего нет… Вылитый Марин Цветаев!».
Подрастая во Франции, Георгий (Мур) испытает на себе всю материнскую любовь Цветаевой. Когда ему не было и трех лет, Марина удивлялась его «чудному владению словом», а про 8-летнего сына она напишет, что «очень критичен и обладает острым, но трезвым умом». Мур вырос избалованным и эгоистичным, при этом с Цветаевой он общался холодно и сдержанно, иногда даже резко, и называл мать по имени.
В 1939 году Марина и 14-летний Мур приедут в Россию. Старшая дочь и отец вернулись на родину чуть раньше и находились в лагерях. 8 августа 1941 мать и сын уехали в Елабугу. В дневнике Мур написал: «Мне жалко мать, но еще больше жалко себя самого». Мальчика раздражал город и убогая комната, в которой они жили, а также сама мать. Он писал, что у Цветаевой «тотально оторванные от жизни и ничего общего не имеющие с действительностью» стихи, стиль речи и манера поведения.
Состояние Цветаевой было не лучше: отчаявшись найти работу, 24 августа она взяла шерсть для продажи и отправилась в Чистополь. «Настроение у нее — самоубийственное», — написал Мур в тот день в дневнике Мур, — «деньги тают, а работы нет».
31 августа 48-летняя Марина Цветаева повесилась. Роль сына в этом событии до сих пор не ясна до конца, но большинство биографов поэтессы согласны с тем, что она имела какое-то место. Сам Георгий Эфрон погибнет на фронте в 19 лет.
Источник: Доктор online.
