Семья ужинала в гнетущей тишине. Катя не смотрела на отца, хотя ее опухшее от слез лицо ничем нельзя было скрыть. Отец методично тыкал вилкой в макароны, наматывая их и с отрешенным видом смотрел в тарелку, чувствуя свою вину перед дочерью. Он не мог поднять глаза, чтобы встретиться взглядом с Катей, зная, что его сердце тотчас сожмётся от боли, когда он вновь увидит ее заплаканное лицо и поймет насколько ожесточилось ее сердце. Мать пыталась заговорить на отвеченные темы, но никто не спешил поддерживать беседу. В итоге Катя покинула стол, едва притронувшись к еде. Отец тоже опустошил тарелку лишь наполовину и принялся маленькими глотками пить горячий кофе.
– Зачем ты так с ней? – Полушёпотом порицала супруга жена. – Неужели ты не понимаешь, что это первая любовь?
Он удивленно вскинул на нее глаза, будто жена сказала нечто поразительное и уткнулся в кружку с темным как нефть напитком, понимая, что совершил ужасный поступок и дочери теперь будет непросто его простить.
– Не нравится он мне, – процедил сквозь зубы отец, – есть в нем нечто такое, что вызывает неприятие… некая потаенная гниль…
– Много ты в людях разбираешься! – Парировала супруга, моя горячей водой посуду и вытирая ее полотенцем. – С таким успехом она никогда замуж не выйдет!
– Да при чем здесь это? – Не выдержал отец, чуть не плеснув себе кипятком на брюки. Он в нетерпении отодвинул кружку и вышел на улицу, уселся на скамейку и уставился на пустырь, который причинил ему столько беспокойства и проблем.
– Совсем я, что ли, спятил? – Обратился он к самому себе. Вытряхнул из пачки сигарету и закурил, выдыхая дым. – Видится всякое…
Катя вовсе не спешила налаживать с отцом мосты. Она заперлась в комнате и долго обсуждала разговор с отцом с Артемом, который принял ее сторону, обвиняя ее отца в том, что он совсем его не знает и делает скоропалительные выводы. Несмотря на это, что-то в душе Кати будто останавливало ее, словно отец и в самом деле был прав. Но в силу, бунтарского возраста, она мгновенно отмела эти мысли, ибо обиду гораздо легче пестовать, нежели начать думать головой. Как жаль, что мудрость приходит с годами, когда тебе уже некому сказать: папа, как же ты был прав!
Мать заглянула к ней перед сном. Постучавшись и получив согласие войти, она села на краешек кровати дочери и пристально посмотрела ей в глаза:
– Те же понимаешь, что он сказал это не со зла.
– Мама, как он может судить об Артеме, если он даже с ним не знаком? Какая глупая ревность!
– А как бы ты поступила на его месте, узнав, что твоя дочь выросла настолько, что уже гуляет с кавалерами?
– Откуда мне знать! – Вспылила та. – Когда у меня появятся свои дети, у них будет достаточно свободы и они сами будут принимать решения как им поступить!
– Это ты сейчас так говоришь, – вздохнула мама, – а когда сама станешь матерью, то все измениться.
– В любом случае он не прав! – Катя оставалась непреклонной.
– Ладно, спи дочка, – она поцеловала ее в лоб и пожелала спокойной ночи, после чего выключила верхний свет в комнате.
Катя долго не могла заснуть, она смотрела глупые ролики в интернете, читала книгу. Но все ее мысли., так или иначе, возвращались к отцу, который углядел нечто подозрительное на пустыре. Сейчас ей стало не по себе от его истории. А вдруг он прав? И на их заднем дворе обитает нечто ужасное!
Она заснула за полночь. Долго ворочалась в постели, ей казалось, что она слышит странный шум, оказавшийся ветром, бьющим ветками в окно. Затем ей чудились жуткие шорохи и треск крыши, будто кто-то огромный ходил по кровле, пытаясь пробить ее ногами. Она проснулась в кромешной темноте и услышала неразборчивый отцовский шепот, ему вторил женский надсадный хрип. Она мгновенно открыла глаза, чувствуя, как тревога заполняет ее сердце – что-то случилось!
Неожиданно треск за окном повторился, заставив Катю забраться под одеяло и прижать колени к груди. Она высунула голову, чтобы увидеть то, что стало причиной таких звуков и только сейчас заметила, что закрытая дверь распахнута. Она задрожала от ужаса, думая, что нечто уже ворвалось в ее комнату и находится где-то рядом, но она его не видит. Она уже хотела закричать от страха, когда чья-то жесткая рука прикрыла ей рот.
– Тише, – зашептал напряженный голос отца, – оно пробралось в дом.