Найти тему
Чаинки

Идущие впереди... В Москву!

Глава 13.

Зима 1902-03 гг.

- Я так рад тебя видеть! - Сёмка обнял Василия. - Но пойдём, пойдём, заседание уже начинается. Супруга-то твоя как поживает? Сынок растёт? Как его зовут?

- Растёт! Матвеем крестили, - засмеялся Василий. - И Нюра в порядке.

- В семье мир и лад? - Семён бросил на Василия быстрый взгляд.

- А чего же ему не быть? - удивился тот. - Хорошая жена мужу послушна, хозяйство ведёт как не всякая зрелая казачка сможет, в доме тепло и уют. Ты-то сам как?

- Да что про меня! Живём, - Семён, придерживая Василия под локоть, направился к раскрытым настежь дверям театра, куда уже стекались на заседание члены общества взаимопомощи. - Супруга моя ещё казака родила, так что ребятишек у меня теперь двое. Богатств не имеем, однако жена моя сама великое богатство, потому как понимает меня с полуслова. А о тебе душа болит, потому как разные вы с Нюрой.

- Разные, это верно, - согласился Васятка. - Однако же она научилась понимать, что мне нужно, а мне известны её потребности. Чего ещё хотеть от супружества…

- Да-да… Деды наши и прадеды так жили и нам завещали, - вздохнул Сёмка.

Общество взаимопомощи в Донской области было организовано по примеру других губерний России и ставило главной целью заботу о материальном положении своих членов — выдавало пособия на лечение, особо нуждающимся оплачивало проезд на курорт, помогало в устройстве детей педагогов на учёбу. Касса общества пополнялась членскими взносами, средствами, полученными от благотворителей и от городских Управ на определённые дела.

В зале было шумно, участники радовались встрече с давними знакомыми, делились новостями, что-то обсуждали. Наконец заседание началось. На трибуну поднялся один из членов правления общества, худой до измождённости молодой человек с нездоровым румянцем на скулах.

- Итак, господа, мы собрались здесь, чтобы в который раз уже обсудить положение учительства в Области войска Донского. Положение и материальное, и моральное, - выступающий зашёлся в сухом кашле. - Простите, господа. А положение действительно бедственное. Большинство школ не имеют собственных помещений, ютятся в приспособленных зданиях. Комнаты для занятий тёмные, тесные и сырые. Это не соответствует никаким представлениям о гигиене. Мало кто может похвастаться хорошим отоплением.

Зал взорвался аплодисментами. Василий тоже хлопал, думая, однако, про себя, что ему несказанно повезло. Приспособленный для школы домик был вовсе даже не плох, и печка топилась отменным углём, подвозку которого начальник станции Кошкин контролировал лично. Да и как пустить дело на самотёк, если настырный молодой учитель, сверкающий холодным казачьим взглядом, мог пронять его до печёнок, требуя для детей приемлемых условий обучения.

- Что же касается жалованья, то оно слишком мало, чтобы педагог мог чувствовать себя обеспеченным, - молодой человек безнадёжно махнул рукой. - Большинство из нас имеет не более двухсот рублей в год, но есть и те, кто получает меньше ста. В 1896 году на народное образование государство выделило только 2,86% от общего количества расходов, а на содержание начальных школ, которые представлены на нашем съезде большинством участников, всего лишь половину процента. Нужно ли говорить, что за прошедшие годы практически ничего не изменилось? Мы это видим сами.

Зал загудел, поддерживая оратора, захлопал, кто-то попытался выкрикивать с места, рассказывая о наболевшем, но оратор поднял худую ладонь, призывая всех к порядку.

- Сегодня мы пригласили на наше заседание инспектора народных училищ Валериана Семёновича Колосовского, - молодой человек указал жестом на сидящего в зале представительного мужчину. - Очень хотелось бы донести до руководства образованием Области наши чаяния, наши потребности и услышать ответ, каким образом будут решены вопросы.

- И будут ли решены вообще! - крикнул кто-то из зала.

- Если мы будем последовательны в своих действиях, то будут, - ответил оратор, снова заходясь в кашле. - А теперь мне хотелось бы уступить место на трибуне Валериану Семёновичу.

Вышел на сцену инспектор, человек немолодой уже, однако бодрый и деятельный, напоминающий чем-то университетского профессора. Дорогой костюм, мастерски подогнанный по фигуре, скрадывал выступающее брюшко, от пояса к карману тянулась цепочка дорогих часов, а оправа пенсне отсвечивала золотом. В руках Колосовский держал стопку бумаг, исписанных мелким торопливым почерком. Поднявшись на трибуну, он разложил бумаги и, приподняв пенсне, внимательно посмотрел на зал, на сидящих перед ним людей. Речь свою начал он издалека, сочувственно отозвавшись о тех педагогах, бедственное положение которых было видно невооруженным взглядом. Однако постепенно голос его становился жёстче.

- Как вы знаете, в Российской Империи существуют школы разных видов и типов, и относятся они к ведению разных министерств и ведомств, а также Святейшего Синода, - говорил Колосовский. - И источники финансирования у них разные. Есть школы казённые, есть земские, есть частные и общественные. Самые распространённые — земские, которые содержатся за счет земств и субсидий из казны. Частично оплачивать обучение детей обязаны родители, предоставляя для школы, к примеру, дрова для отопления.

Василий хмыкнул, вспомнив, как в первую же осень Нюра вменила в обязанность ребятишкам со станции носить воду и мыть полы в их доме, а с хуторских брала харчи. Теперь-то она, зная нрав мужа, даже на те подарки, что иногда посылает им Кошкин, опасливо косится.

- Однако мы знаем, - продолжал инспектор, - что крестьяне часто пренебрегают своими обязанностями, отчего классы остаются неубранными и нетоплеными. Но позвольте, господа, разве это вина министерства народного просвещения или какого-то иного ведомства? Разве в обязанности инспектора народных училищ входит истребование с должников необходимого для школы? Если учитель не может навести порядок в этом вопросе, то как он справляется с учениками?

Зал загудел возмущенно, однако Колосовский будто не заметил этого.

- Теперь о жалованиях, которые получают учителя. Оно, как вы понимаете, напрямую зависит от образования учителя и от места службы. Преподаватели гимназий и казённых училищ являются государственными служащими, что дает им статус, чин, часто потомственное дворянство, продвижение по службе, пенсию. Жалованье их варьируется в пределах от девятисот рублей в год до трёх с половиной тысяч.

Зал горестно вздохнул.

- Но преподаватели гимназий и земский училищ имеют высшее образование или среднее специальное! - инспектор снова оглядел сидящих в зале. - Что же мы имеем на сегодняшний день в начальном образовании? Высшим образованием в Области Войска Донского могут похвастаться только 0,8% учителей начальных училищ. Вдумайтесь, один человек из ста двадцати! И тридцать один процент имеют среднее специальное образование.

- Ишь ты, куда клонит! - толкнул Василия в бок Сёмка. - Где же нам, убогим, высшее получать было? Небось, в университетах мы не учились. Только есть хотим не меньше образованных.

- Основная масса учителей, работающих в начальных училищах, закончили либо учительские семинарии, либо курсы, а то и вовсе нигде не учились и в школах работают после сдачи специального экзамена испытательному комитету. Четыре же процента учителей вовсе не имеют права на преподавание. Кроме того, имеет значение место работы. Есть большая разница, ведёт ли учитель уроки по предмету или всего лишь учит разбирать буквы. Даже в гимназии учитель-предметник оплачивается выше, чем учитель младших классов, так как он, по сути, научный работник.

- В общем, всё ясно. Рылом не вышли мы… - язвительно сказал Сёмка.

А Колосовский тем временем стал рассказывать об ужасах необразованного учительства, о том, как в некой школе, где был он с инспекцией в прошедшем году, учитель сам писал с ошибками и переправлял верно написанное на неверное в ученических тетрадях, а в другой школе - совсем не разбирался в российской истории.

- Вот-вот, всё по полочкам разложил, - продолжать язвить Семён.

- Но как же тогда он сдал экзамен в испытательном комитете, если он сам едва умеет читать? - Василий пытался уловить сказанное Колосовским.

- И отчего всех нас равняют? Зачем говорить здесь об этом? Чтобы унизить нас всех? - растерянно спросила девушка, сидящая рядом с Василием.

- Чтобы доказать, что мы не достойны хорошей оплаты, - отозвался Семён. - Нет, общество взаимопомощи — штука хорошая, но она только помогает унять насморк, а нужно лечить простуду, нужно лечить весь организм.

- А у председателя-то чахотка, - сказал Василий, глядя на худого парня, который снова полез на трибуну вместо закончившего выступление Колосовского.

- Ещё бы. Он живёт в каморке рядом с классом, потому что ему не выделили жильё. А печку в школе топят один раз в сутки — утром, перед занятиями. Ребятишки двери то открывают, то закрывают — всё тепло за день выпускают, вот и живёт он в холоде.

С заседания Василий вышел в смешанных чувствах. С одной стороны, он понимал, что в сравнении с другими школами его находится в гораздо лучшем положении. С другой — он помнил, сколько всего ещё нужно для полноценной работы. Второй год существования школы — и теперь два класса, которые приходится сажать одновременно в одном помещении и разделять своё время между теми, кто только учится читать и писать, и теми, кто уже учит правила орфографии и решает сложные примеры. Хорошо бы вести занятия в две смены, но тогда количество уроков у него станет выше допустимого, да и оплачивать в двойном размере работу учителя никто не станет. И если у него столько проблем, то что же происходит в других школах, тех, которым не повезло иметь рядом станцию и сурового, но понимающего начальника Кошкина. И если среди учителей на самом деле есть малообразованные люди, с горем пополам окончившие гимназию и кое-как сдавшие экзамен на преподавателя, то чему они учат детей? Ах дети-дети… Светлые ангелы, достойные самой лучшей доли, что видят они? Тяжкий, беспросветный труд, несчастную, замордованную мать и побитого жизнью отца… На хуторах у казаков положение лучше, но рабочие и мужики живут не слишком радостно. Из тридцати девяти учеников прошлого года во второй класс пришли только двадцать три, а остальных не пустили родители — научился читать и писать, складывать в пределе тысячи, того и довольно. А как же астрономия? Как же звёзды и галактики? Как же радуга и превращение веществ? Настанет ли когда-нибудь такое время, чтобы каждый ребёнок мог получить образование, сравнимое с гимназическим?

- Вот что, Василий, - Семён вывел товарища из задумчивости. - На зимних каникулах в Москве будет проводиться Всероссийский съезд представителей обществ взаимопомощи. Меня делегируют туда от… неважно. Едем со мной! Думаю, там будут поставлены задачи гораздо более интересные, чем выдача пособий и ссуд. Едем!

- Не знаю даже… - замялся Василий. - Удобно ли это… Да и средства…

- Удобно! Ты помнишь Марью Сергеевну? Мы когда-то были у неё в гостях. В тот вечер был день рождения её сестры.

- Да, помню…

- Мою поездку оплачивают они с мужем. Я думаю, они не откажутся профинансировать и тебя. Ну же! Москву увидишь, кремль, людей из других концов страны, а там, может быть, и в Санкт-Петербург наведаемся? Ты же ведь кроме Дона и не видел в жизни ничего!

- Значит, тебя делегирует марксистский кружок?

- Да, ты правильно всё понял. Так как же? Едешь?

- Нет, Семён, не еду. Не хочу я с кружком ничего общего иметь.

- Что же дело твоё, но зря, право слово.

Под Рождество Нюра запросилась в станицу:

- Снега белого хочу, воздуху чистого. Шутка ли, весь год в копоти станционной, дыхнуть нечем. На службу в свой храм пойдем, Матвея возьмём. Пушшай с малолетства к своим, к казакам, привыкаить.

- Но мы с ребятами готовим рождественский концерт для народа, я не могу поехать сейчас. После Рождества — с удовольствием.

- С ребятами, с ребятами… Всё время об них печёсся. А мы? А я? А Матвейка? Сын растёть, отца не видить… - вдруг закричала Нюрка.

- Ты чего это? - удивлённо посмотрел на неё Василий. - С цепи сорвалась?

- Досить* терпела, а теперь уже терпения не осталось! Всё скажу! - Нюрка выплёвывала из себя злые, жестокие слова, а Василий будто не слышал их. Смотрел на искаженное обидой и разочарованием лицо, на кривящиеся пухлые губы, на просверкивающие в воздухе мелкие пылинки слюны, вылетающие изо рта.

--------

* до сих пор

--------

- Бедная ты моя Нюра… - вздохнул наконец Василий. - Тебе хочется к родителям, а у меня школа. Собирайся, найму я тебе извозчика, езжайте с Матвеем в станицу. Пусть у тебя праздник будет таким, как ты хочешь.

- А ты?!

- У меня служба. Школа — это моя служба. Ты ведь не обижаешься на отца своего, когда он в праздничные дни службу несёт!

- Ээх ты… Отец… Отцу жалованье хорошее полагаицца, а тебе за той концерт никто копейки не дасть!

- Ну вот что, Нюра, - нахмурился Василий. - Хватит уже об этом. Ты знала, за кого шла. Знала, что в жандармерию я не соглашусь никогда, что учителем буду…

- Я же думала, что ты как наши, станичные учителя, из гимназии которые…

- Хватит! Рылом не вышел я для гимназии! - Василий сам не знал, почему сорвались с его губ эти слова.

- Вот именно. Рылом! - огрызнулась Нюрка, а по сердцу Васятки резануло обидой.

Он накинул на плечи тулуп и вышел на улицу.

После Рождества на станции появился Семён:

- Ну что, Василий, не надумал? А где твоя… Нюра Жандармовна?

- Нюра-то? - в душе снова колыхнулась горечь. - В станицу подалась, к родителям.

- А ты чего же не поехал?

- Да так… Не хочется…

Васятка не соврал. Ехать к родителям не хотелось, потому что не хотелось видеть жену, с холодным неприступным видом укатившую в нанятой повозке к родителям. Он посмотрел на голый стол с тарелкой рождественских сладостей, которые принес ему утром посыльный от станционного инженера, на плохо протопленную печку, которую топить не было желания — не для кого, на оставленный в кресле яркий платок с пунцовыми розами — будто специально, чтобы он острее чувствовал своё одиночество, и тяжело вздохнул.

- Едем в Москву, Вась? - спросил Сёмка, сразу всё поняв.

- Едем! - согласился Васятка. Теперь ему было всё равно — хоть от марксистов, хоть от ч@рта лысого.

Билеты на поезд были куплены, вещи собраны, и вечер встретил Васятка в купе вагона второго класса с мягкими диванами и чистыми проходами, удивляясь своей уступчивости и стремительности перемен в жизни. В Москве товарищи разместились в гостинице — не слишком дорогой, однако вполне приличной. Трактир при ней кормил вкусно, хотя и без лишних изысков.

- Ну вот, а ты не хотел ехать! - смеялся Сёмка. - Открытие съезда только завтра, а сегодня можно погулять. Айда смотреть публичную ёлку!

Они смотрели ёлку, и Васятка старался запомнить её украшения, чтобы в следующем году сделать похожее в школе. Любовались иллюминацией, катались на электрическом трамвае, ели обжигающе горячие пирожки, купленные у уличных торговцев.

- Василий! Василий, это вы? - услышал Васятка, сходя с подножки трамвая, когда они с Семёном уже возвращались в гостиницу.

Он обернулся в недоумении — кто же может знать его в Москве?

- Я…

Перед ним, улыбаясь, стояла Эмма.

Продолжение следует... (Главы выходят раз в неделю, обычно по воскресеньям)

Предыдущие главы: 1) Её зовут Эмма 12) Дорога домой

Если по каким-то причинам (надеемся, этого не случится!) канал будет удалён, то продолжение повести ищите на сайте одноклассники в группе Горница https://ok.ru/gornit

Если вам понравилась история, ставьте лайк, подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропустить новые публикации!