Когда-то в начале своей сознательной православной жизни я осознала, что все свои тяжкие грехи исповедовала "по мере созревания" разным батюшкам, раздельно. А ведь они все входят в тот мучительный клубок, который еще распутать нужно, чтобы понять, что за этим стоит и как из этого выпутаться.
Когда я пришла к своему духовному отцу, он сказал, то тут уровень совета даже не монашеский, а скорее старческий. И посоветовал мне пойти, если не прямо к отцу Иоанну (а тогда еще отец Иоанн Кронштадтский не ушел в полный затвор и принимал, хоть и очень немногих), то к отцу Т., объяснить свою проблему. Если он посчитает нужным, то отправит меня именно к нему.
Только попросил заготовить полную исповедь заранее. И вот я помню, как я еду в плацкарте вагона в Печоры-Псковские и на верхней полке записываю все грехи, случившиеся за мной за всю мою не безоблачную жизнь.
Другой такой генеральной исповеди у меня не было и не будет потом никогда. И из всей той ночи я помню, как все мое нутро сопротивлялось этому, что сейчас даже вспомнить невыносимо. Я с отвращением читала строки из своей жизни и проклинала себя за нее.
Настолько мне отвратительно, кошмарно и больно было еще раз проживать и мучатся от совести содеянного… Никогда по собственной воле так бы не исповедала, но ведь нужно.
Когда я приехала в монастырь и попала к отцу Т., он выслушав мои терзания сомнения, сказал, чтобы я шла на всенощную в Михайловский храм и там исповедалась у первого попавшегося иеромонаха.
"Ответ получите от него" – сказал он мне настойчиво. Видя мое смущение и недоумение он еще раз мне повторил: "К первому попавшемуся иеромонаху".
Так и я поступила. И как только я открыла рот пересказывать всю мою эту заранее в поезде заготовленную бумажку со всеми моими ужасными прегрешениями молоденький иеромонаха остановил меня: «Прежде исповеданных грехов не надо исповедовать".
Но я… Он терпеливо повторил: "То, что исповедали раньше не надо исповедовать…" И я, не готовая к такому повороту чувств и мыслей, которую везла с собой из Москвы в Печоры, растерялась и на ходу успела сказать какую-то незначительную мелочь. А как только я вышла из под епитрахили после разрешительной молитвы целых три хора воскресной службы грянули «Ныне отпущаеши…» будто бы с самого неба. А на завтра я причастилась и снова вернулась к домику, где беседовала с отцом Т.
И это был один из самых моих счастливых благодатных блаженных дней в моей жизни… Выйдя из монастыря я разрыдался от всех преисполненных меня радостных чувств, благодати и молилась так, как, наверно, еще никогда в жизни, так что слов уже и не припомнишь…
И Бог был рядом и Бог виделся во всем.
