Когда Раэ выглянул наружу, то с удовлетворением заметил, что Марморин как след простыл, хотя он еще и не надышал на нее чесноком. Улица перед башней была пуста, светила полная луна, отчего было светло, как днем. Было даже смешно захватывать с собой фонарь. А еще было смешно красться, хотя Раэ решил не отступать от первоначального плана и, прикрыв приглушенный свет в фонаре полой плаща, пройти вдоль удлинившихся под луной теней кипарисов. Не прошел он и нескольких шагов, как понял, почему ночью никто не гуляет и никто не отлучается из школы: шуликуны. Их опять выпустили патрулировать внутренние дворы. Только от человека, который съел чеснок, они шарахались и отбегали в сторону, недовольно ворча. И все же они его сопровождали поодаль небольшими стайками по обе стороны, но близко подойти не смели.
«Досадно! – подумал Раэ, отирая горящий от чеснока язык о небо, - кабы я знал, что шуликуны загонят эту Марморин в башню, я бы не давился чесноком… Хотя, с другой стороны, не давись я чесноком в хранилище, пришлось бы давиться сейчас. Вон как глаза пучат и языки по земле волочат. Небось, хотели бы меня цапнуть за ноги».
Раэ усмехнулся и пересек длинные аллеи школы как хозяин. Прошел длинный ряд теплиц, переступил оплывший земляной вал, который оказался границей владений школы и, под ворчание и досадливые повизгивания шуликунов перебрался на опушку леса. Дальше, должно быть, эта мелкая нечисть ступать не решалась. В лесу хозяйничала дрянь посерьезней.
Через опушку леса вела узкая стежка, над которой смыкались ветви невысоких деревьев. Раэ шел под стрекот ночных сверчков и блики от фонаря плыли по травам, кустам и подзаросшей тропке, выхватывая из темноты то ветку с листьями, то какую-то неясную тень, то дрогнувший по непонятной причине лист. Но охотник был настроен решительно: пройти и все тут. В тот миг он особенно пожалел, что рядом с ним не было альвов. Особенно бесстрашного Сардера. Каково им там, в замке Лэ под надзором Наравах? Не обижает ли их Мийя? Забоится ли о них Нера, раз уж хочет, чтобы Раэ стал ее союзником?
Так, задумавшись, он неустрашимо прошел стежку, хотя раньше бы он не отважился пройти подобное место в одиночку – то и дело потягивало под грудиной, несколько раз ему казалось, что он боковым зрением улавливал какую-то тень, тотчас поворачивал к ней голову, как поворачивает ее любой человек, когда у его виска резко проносится какой-нибудь предмет – и не видел их. Да и ладно. Не очень-то хочется столкнуться с ними лицом к лицу. В Цитадели мальчиков до двенадцати лет от всего такого оберегали, это потом показывали гравюры с такой дрянью и учили ее не бояться. Правда, у Раэ не получалось как-то сразу научиться всего этого не бояться. Одно время по ночам он не ходил один, а всегда будил либо Матэ, либо Ранварда, либо Данаэ. А лучше было ходить на двор всем десятком под ворчание ночного воспитателя, который хорошо знал, чего на самом деле боятся воспитанники и напрасно объяснял, что ни каких блазн, никаких лемуров и прочей дряни на освященной земле Семикняжия нет, разве что в каких-нибудь глухих урочищах, куда титанобойцы вряд ли когда заберутся.
«Один вот забрался», - мысленно подумал Раэ, когда увидел меж ветвей у дороги стройную белесую тень, возможно, девы с распущенными волосами. Он не стал засматриваться, лишь прислушался к кольнувшему его чувству под грудиной и прошел дальше, услышав позади жалобный зовущий стон.
«Лемур», - отстраненно подумал Раэ.
Из кустов на дорогу потянулись сотканные из тумана когтистые волосатые руки, длинные, как у колосса. И Раэ просто прошел сквозь них, хотя они изображали попытку схватить его.
«Блазна», - сказал он, устыдился скачущих мыслей и сосредоточился на молитве.
Неожиданно для себя он быстро вышел на кладбище, там, где стежка раздваивалась. Одна из них уходила с опушки в чащу леса, другая выбиралась на пустырь за могилами. Раэ достал из рукава припасенный перед дорогой иссоп и двинулся через пустырь, где сквозь наросший дерн просматривались плиты кладбищенской дорожки. Он легко скользнул меж надгробий, не переставая молиться. Лишь однажды он услышал неуверенный скрежет плиты, да мелькнули над памятниками белые тени-лемуры. Пропетляв между могилами, он дошел до небольшой кладбищенской сторожки. Тут-то он заробел, словно не ради этого шел и несмело постучал пальцами тем условным стуком, которым в цитадели оповещали приближение кого-то из обходчиков казарм.
-Отойди от двери и покажись на расстоянии, - донесся голос Варды Сиавара. Раэ выполнил его требование. Дверь осторожно заскрипела. Варда с поднятой лучиной выглянул наружу. Оглядел угрюмым взглядом с ног до головы Раэ в плаще, недовольно покачал головой.
-Хвоста за тобой нет?
-Нет.
-Сильфы?
-Я молился всю дорогу.
-Заходи, - коротко бросил разведчик.
Раэ прошел в кладбищенскую сторожку, ожидаемо убогую, пахшую внутри сыростью и затхлостью. Лавка Варды была завалена отсыревшими одеялами. На столе находился светец, в который Варда вернул лучину. Раэ мысленно подосадовал, что ничего не додумался принести разведчику, который здесь прозябает и перебивается не пойми чем.
-С чем пожаловал? – спросил он и при этом указал Раэ на трехногий табурет за столом.
Для начала Раэ хлопнул на стол дневник принцессы Виллен и вывалил Варде то, что он узнал о ней. Это ему казалось самым важным, и он не ошибся. Варда внимательно слушал Раэ, как не слушал никогда. Несколько раз только прервал уточняющими вопросами. Пролистал дневник и удостоверился в том, что рассказал Раэ.
-Это очень, очень ценные сведения, Фере, - наконец заговорил он, - Вышошана… плохо дело. Только не принцессу Виллен я боюсь, а твою Мурчин. Она словно собирает вокруг себя то, что может дать ей могущество. Все оружие… Вышошана… Страшно подумать. Как тебе удавалось прятать эту тетрадь от ведьмы?
-Мне помогали альвы, - сказал Раэ, - а потом, в школе, мои вещи стали для нее недосягаемы.
Варда бережно спрятал дневник.
-И это еще не все, - сказал Раэ, - выяснилось, что у меня за дар такой.
Он вынужден был рассказать Варде о том, как увидел а оранжерее тирлич-траву. Закончил он свой рассказ словами:
-С моими глазами что-то не так? Я духовно поврежден?
-Все мы духовно повреждены, совершенных людей нет, - сказал Варда.
-Но я поврежден как-то по-особому, раз вижу эти травы? Нельзя ли мне как-то закрыть это навье зрение?
-Нет, нельзя, - сказал Варда, - оно с тобой навсегда.
-Да как мне жить с этим тогда? – встревожился Раэ.
-Я вижу, тебя больше волнует твое духовное зрение, чем вышошана? – невесело улыбнулся Варда.
-Внутренне зрение зависит от меня, а вышошана от меня не зависит…
-Тоже верно, – закивал Варда.
-Так что же мне с этим делать?
-Ничего, - сказал Варда, - не ты один можешь видеть навьи травы. Многие, кого касалось проклятье черного зимовника… ты ж ведь знаешь о нем или как?
Раэ кивнул.
-Тево рассказал? – спросил Варда.
-Нет, Согди Барт.
-А… а я-то уж хотел было начать возмущаться, потому как подумал, что это Тево тебе прежде времени приоткрыл завесу… что ж, меня тоже коснулось это проклятье, как и Тево, как и многих семикняжцев. Не все начинают видеть навьи травы. Но кое-кто… Как ты. Как я.
-И ты тоже?
-Угу. Тоже вот, на свою беду. Я ж все время пытался быть невидимкой, но в ивартанском борделе напоролся как-то на чующего, который ко мне присмотрелся и попытался натаскать на поиск навьих трав… Я ему ни одной не нашел, и он оставил эту затею. Фух! А то ко мне было слишком много внимания.
-Ты их не нашел, потому что…
-Совершенно верно! И ты так ее ищи! Не находи – и все тут… Ты все еще не рассказал своей госпоже, что могильники Ортогона пусты?
-Да когда ж мне успеть?
-Надо…
-Я ее теперь не вижу.
-А надо.
-Да как же мне это сделать?
Продолжение следует. Ведьма и охотник. Неомения. Глава 26.